По касательной

Это великолепно, спасибо большое!

31.01.2020 в 10:15

Пишет  Futbolerka:

Я, наконец-то, ее доделала! Тот момент, когда забил на все каноны, правильность, фокус, глубину резкости и не смог размыть ни одного из них, хотя изначально и собирался
Зато они лапоньки, да

Иллюстрация к фику моей любимой  Tia-T@i$a "По касательной"

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, Олаф Кальдмеер

---

500 слов об этом глазами Стивена Стрэнджа

Я тут немножко пытаюсь разбудить в себе внутреннюю богиню фикрайтера, так что потихоньку участвую в фестах. Иногда даже что-то получается. Хотя, кажется, из моих пч никто эту траву со мной не курит



Название: 500 слов об этом глазами Стивена Стрэнджа
Автор:  Tia-T@i$a
Форма: серия драбблов
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: 4000 слов
Персонажи: Стивен Стрэндж, Тони Старк
Жанр: повседневность, немного хёрт/комфорта, немного юмора, немного флаффа
Предупреждение: нелинейное повествование, отклонения от канона
Статус: закончен
Комментарии: написано на С&С-Бинго в Stark, Strange & Co community. Карточка №2, понятия: все.

О внезапности

О внезапности

Когда Стрэндж впервые появляется в мастерской Старка через портал – прямо у него за спиной, – тот, к большому удовольствию доктора, вздрагивает и роняет себе на ногу гаечный ключ. Однако радуется Стивен недолго: Старк оборачивается и целится в незваного гостя из репульсоров моментально развернувшихся на руках перчаток даже раньше, чем освещение вспыхивает красным, а женский голос откуда-то из-под потолка сообщает:

– Тревога! Нарушение уровня допуска!

Краем глаза Стивен замечает, что костюмы Железного Человека, установленные по периметру мастерской, словно выставочные экспонаты, как по команде поднимают руки с опасно горящими репульсорами. Плащ за спиной взволнованно колышется.

– Пожалуйста, не делайте резких движений и назовите себя, – продолжает голос, но в этом уже явно нет необходимости: Старк, за пару секунд оценив ситуацию, расслабляет плечи, опускает руки и чуть хриплым голосом произносит:

– Пятница, отбой тревоги.

Вид у миллиардера потрёпанный: лицо посерело и осунулось, под глазами залегли глубокие тени – под одним так и вовсе явственно виднеется не до конца сошедший фингал. Настороженный взгляд быстро и цепко оглядывает Стрэнджа с головы до ног, наверняка не пропуская ни одной детали, пока костюмы, повинуясь небрежному жесту руки, медленно опускают ладони, а освещение в мастерской сменяется с тревожно-красного на тёплый жёлтый.

– Извини, не знал, что у тебя здесь есть уровни допуска, – вот и всё, что говорит Стивен в своё оправдание. Он и правда не собирался заставать Старка врасплох своим внезапным появлением. Просто тот, объявившись две недели назад на пороге Санктума с предупреждением о грядущем Соковианским договоре и настоятельной рекомендацией не высовываться, обещал позже поговорить более обстоятельно, а затем просто перестал выходить на связь. Не то чтобы Стрэндж беспокоился за Старка, конечно. Хотя, учитывая внешний вид миллиардера, может, и стоило бы.

– Конечно, у меня есть уровни допуска, – ухмыляется пришедший в себя Старк. – В этом месте собрано больше технологий будущего, чем в среднестатистической серии Стар Трека. И скажи спасибо, что я узнал тебя раньше, чем успел выстрелить.

Припомнив реакцию Старка на магию в их первую встречу, Стивен воздерживается от благодарности, но решает впредь входить в Башню Мстителей через входную дверь, не используя так нервирующие хозяина порталы.

*

Стрэндж учится на своих ошибках, поэтому следующее внезапное появление через портал происходит очень нескоро. Просто Тони отправился в одиночку – он теперь многое делает в одиночку – улаживать какие-то проблемы с преступной группировкой в другой части страны. Стрэнджа, конечно, не касаются ни дела Мстителей, ни личные проблемы Тони Старка, просто… Просто Тони не отвечает на звонки и сообщения, и Стивену отчего-то совершенно необходимо немедленно появиться в мастерской, чтобы увидеть, как абсолютно вымотанный, но, кажется, целый и более-менее невредимый Старк спит прямо за столом, уткнувшись в чертежи. В этот раз Пятница не поднимает тревогу и молчит об уровне допуска. Зато один из ботов Тони обливает Стрэнджа пеной из огнетушителя. Проснувшийся от громких ругательств Тони находит это уморительным.

*

Примерно в двенадцатый раз появление Стрэнджа больше не считается внезапным. Пятница вежливо здоровается, Дубина приветливо машет манипулятором с зажатым в нём паяльником, Тони, не отрываясь от чертежа и даже не вздрогнув, когда Плащ – предатель! – обхватывает его за плечи, молча кивает головой в сторону кофеварки. А Стивен запоздало думает, что стоит всё же уточнить свой уровень допуска.

О прозвищах

О прозвищах

Тони Старк заявляется в Санктум однажды во вторник. Он поднимается по ступенькам и стучит в дверь, как ни в чём не бывало. А потом стучит снова. А потом невозмутимо интересуется у открывшего ему Стивена Стрэнджа:

– Так это ты местный Дамблдор?

Позже, узнав его получше, Стивен будет удивлён, что эта напускная невозмутимость смогла его обмануть: Тони очевидно не любит магию и, гораздо менее очевидно, отчего-то её боится. Тем не менее он без видимой опаски заходит внутрь – бесцеремонно отодвигая с дороги слегка опешившего Стрэнджа, – удобно располагается на софе, закинув ногу на ногу, и интересуется у Стивена и спустившегося на шум Вонга, с каких пор в Нью-Йорке открыли филиал Хогвартса, почему господа колдуны так плохо соблюдают свой статут секретности и не соблаговолят ли они объяснить презренному маглу, чем конкретно здесь занимаются. И хотя взгляд у Старка достаточно настороженный, а поза слегка напряжённая, намерения у него всё же мирные. В качестве объяснения своей осведомлённости он демонстрирует серию видео, изъятых – насовсем, не благодарите – из интернета, где запечатлено использование магии. Стрэндж даже был бы весьма впечатлён аналитическими способностями известного гения и миллиардера, если бы тот в ходе разговора не успел попеременно обозвать его Дамблдором, Гэндальфом и почему-то Бастиндой. Вонгу достаётся куда более уважительное – и вообще не связанное с магией, между прочим! – “мастер Йода”, что тот благосклонно принимает, как должное. А затем ещё и очень искренне благодарит Старка за своевременное предупреждение о возможном интересе правительства и изъятие компромата на неосторожных новичков – тут Стивен, попавший на видео трижды, получает косой взгляд.

*

В последующий год Стивену приходится смириться с тем, что он становится Мерлином, Саруманом, Морганой, Хаулом, Гудвином, Завулоном – кто это вообще? – Мордредом, Йенифер, Далай-ламой (когда Тони считает, что он слишком умничает) и иногда Гарри Поттером. Он знакомится с полковником Роудсом (Роуди) и мисс Поттс, чьё настоящее имя, кажется, вовсе никто не использует.

*

Когда возвращаются опальные Мстители, Стивен не особенно стремится с ними встретиться, но через какое-то время всё равно вынужден выступить в качестве консультанта, когда они сталкиваются с магическими проблемами. Атмосфера на импровизированном совещании царит вовсе не враждебная, но напряжение, тем не менее, проскальзывает. Стрэнджу, в общем, всё равно, он всем своим видом демонстрирует: “Я здесь только по делу”, но всё же обращает внимание на вылетающие изо рта Тони “Роджерс”, “Романофф”, “Бартон”. Стивен уже готов списать это на профессиональное поведение – но тут Тони выдаёт, прежде чем уйти:

– Ну, раз мы всё решили, у меня ещё полно дел. Тинкербелл, как будет время, загляни ко мне.

Стивен не успевает возмутиться – теперь он фея? серьёзно? – как слышит от Роджерса неодобрительное:

– Прошу прощения за это. Я думал, он завязал давать людям все эти нелепые прозвища.

– Он даёт прозвища тем, кто ему нравится, – негромко отвечает Романофф, кажется, с сожалением. Она резко отодвигает стул и быстро выходит из помещения. Бартон, который выглядит по-настоящему расстроенным каждый раз, когда Тони называет его по фамилии, молча идёт за ней, кидая на Стрэнджа нечитаемый взгляд.

*

Когда Тони просит Стрэнджа стать крёстным для Морган, Стивен не сразу понимает, что Старк таким образом получает возможность до конца жизни называть его феей-крёстной. Но даже когда понимает. Это всё равно того стоит.

О перчатках

О перчатках

Стивен не сразу замечает неладное.

Немного подумав, он припоминает, когда это началось: Стрэндж уснул на диванчике в мастерской Тони, а затем, получив срочный вызов от Вонга, уже стоя одной ногой в портале, сообразил, что оставил перчатки на верстаке (потому что это была единственная альтернатива журнальному столику в мастерской) возле дивана. Стивен безо всякой задней мысли попросил Тони передать перчатки и никак не ожидал, что тот, опасливо потыкав в них длинной отвёрткой, поинтересуется:

– И что, если я к ним прикоснусь, я превращусь в лягушку?

– Нет, – закатил глаза Стрэндж.

– Никаких разумных волшебных сущностей внутри? Никакого секретного магического вуду? Что они делают? Помогают тебе колдовать?

– Это просто перчатки, Тони. Они… – Стивен немного колебался, но всё же продолжил: – Они скрывают шрамы на моих руках.

Тони передал ему перчатки при помощи разводного ключа, заставив закатить глаза ещё дальше.

Это было месяц назад, больше они к этому разговору не возвращались, но теперь Стивен замечает, как Тони порой разглядывает его руки: не с жадным любопытством, как журналисты в первые недели после аварии, и не с жалостливым сочувствием, как многие знакомые. Это цепкий внимательный взгляд профессионала, Стивен не раз видел, как Старк смотрит так на механизмы, требующие починки: оценивающе, словно мысленно уже измерил параметры и теперь вычерчивает сложные микросхемы прямо у себя в голове. Однажды он как будто невзначай берёт одну из перчаток в руки и вдумчиво ощупывает материал – хотя до этого не хотел к ним даже прикоснуться. И Стивен готов поклясться, что как-то видел, как Тони поспешно сворачивает чертёж чего-то, похожего на ладони, наспех набросанный прямо на салфетке.

Стрэндж знает, как много времени Старк посвящает костюму Питера и экзопротезам Роуди. Он даже видел прототип брони для Пеппер. Стивен знает, что отказаться от перчаток Тони – это отказаться от его заботы, от единственного способа – кроме сарказма и идиотских прозвищ, – которым Тони может высказать своё расположение людям, не чувствуя себя при этом уязвимым. Стрэндж не сможет отказаться от перчаток – но он не может их принять. Это слишком важно, этот маленький пункт в его личном договоре с магией: решение, которое он когда-то принял, отказавшись использовать магию для исцеления рук, чтобы использовать её для помощи людям. Стивен рассказывал Тони, почему не может исцелить руки, но он не думает, что Старк поймёт, почему техническая помощь тоже не вариант. В конце концов, когда Стрэндж рассказал об этом Кристине, она решила, что это какая-то странная форма самоистязания.

Стивен полагает, что успеет придумать тактичный отказ, пока у Тони появится повод для подарка: быть может, Рождество или день рождения. Вместо этого Старк просто заявляется в Санктум в самый обычный день и небрежно бросает перчатки на стол.

Вздохнув, Стивен аккуратно берёт их подрагивающими руками. Перчатки сделаны из тончайшей кожи и великолепны на ощупь.

– И что, никакого искусственного интеллекта внутри? – недоверчиво переспрашивает Стрэндж. – Никаких секретных нано-технологий? Что они делают?

– Скрывают твои шрамы и стильно выглядят, – ухмыляется Тони. И добавляет, немного помолчав: – У меня сложилось впечатление, что в нано-технологиях ты не заинтересован. Хотя если передумаешь, я сделал прототип.

*

Позже, правда, всё равно выясняется, что лишённые нано-технологий перчатки сделаны из непробиваемой кожи магического ящера, которую Тони достал контрабандой при помощи Вонга.

О тортах

О тортах

Стивен натыкается на Паркера случайно. Он не сбирается становиться такой же гиперопекающей одержимой нянькой, как Старк, и если порой заглядывает в Квинс, когда Тони нет в городе, то делает это исключительно по своим собственным делам. Стивен даже не собирается заводить беседу. Быть может, он только поздоровается и спросит, как дела. Просто чтобы убедиться, что всё нормально, ничего такого.

Пацан стоит перед витриной магазина с дорогими часами и выглядит грустным.

– У мистера Старка через месяц день рождения, – мрачно сообщает он в ответ на запланированный вопрос о делах, как будто это должно всё объяснять.

– На мой день рождения он подарил мне компактную химическую лабораторию. По-настоящему классную, понимаете? Я даже в комиксах таких не видел, – продолжает Питер. Сказанное не удивляет Стивена, поскольку это очень похоже на Тони. С него вполне сталось бы подарить Паркеру и полноценный лабораторный комплекс, поскольку чувство меры явно не входит в список недостатков Железного Человека.

– Что можно подарить человеку, который может купить, что угодно? –подбирается Паркер к сути проблемы, и до Стрэнджа, наконец, доходит: у Тони день рождения. Он невольно переводит взгляд на свои новенькие перчатки, через которые буквально на прошлой неделе пятиголовая гидра пыталась отгрызть ему кисти рук. На перчатках – как и на руках – нет ни царапины. Что можно подарить человеку, который сам разбрасывается подобными подарками так, словно они ничего ему не стоили?

– Что ж, – задумчиво отвечает он. – Подарок может требовать денег, времени и усилий. Если у тебя нет первого, ты можешь потратить второе и третье.

Пацан выглядит действительно впечатлённым, так что Стивен снисходит до подсказки:

– Испеки ему торт, может быть?

– Точно! Спасибо, мистер Стрэндж! То есть, доктор!

Что ж, остаётся сущий пустяк: придумать, что можно подарить Тони самому.

*

Стивен находит Тони на кухне. Пеппер и Роуди стоят рядом, прислонившись к столешнице, с одинаковым заговорщическим выражением на лицах, а Питер как раз презентовал свой торт – который, к слову, выглядит неплохо. Тони сжимает в руках кружку с кофе, явно не спал последние сутки и, кажется, не совсем понимает, что происходит.

– Что это, ребёнок?

– Это… Подарок, мистер Старк, – от волнения Питер начинает частить: – Понимаете, вы столько для меня сделали, и я понимаю, что не получал приглашения на день рождения, просто хотел зайти…

– Стой-стой! На чей день рождения? – Тони бросает раздражённый взгляд на Роуди, который с разочарованным стоном выуживает из кармана десятку и отдаёт её совершенно по-старковски ухмыляющейся Пеппер.

– На ваш, – совсем теряется Паркер, вертя головой в попытках понять, что происходит.

– Мой…– вскидывает голову этот – предположительно – гений, – А что, уже май?

Пока Роуди преувеличенно громко хлопает себя ладонью по лицу, Тони успевает раздобыть суповую ложку, отхватить здоровенный кусок из середины торта и запихать его в рот.

– Отличный торт, малыш, – подмигивает он опешившему Питеру. – Присоединяйтесь, а то вам ничего не достанется.

*

– Последним человеком, который испёк мне торт не потому, что я за это заплатил, была моя мать, – еле слышно бормочет Тони минут двадцать спустя, когда от торта остаются лишь воспоминания.

Стивен мысленно прибавляет ко времени бодрствования Тони ещё несколько суток – потому что в здравом рассудке тот бы ни за что в подобном не признался – и решает отдать свой подарок – антимагический кулон – позже.

О разнице в росте

О разнице в росте

Стивен привык быть на голову выше других людей и привык этим пользоваться. Как правило, он оказывается более умным, профессиональным, дальновидным, харизматичным, упорным – нужное подчеркнуть, – чем тот, кто рискует встать у него на пути. Стивен Стрэндж на голову выше своих одноклассников, однокурсников, а затем и коллег. Он получает славу одного из лучших нейрохирургов в мире, используя все преимущества, чтобы убедить руководство клиники в своей способности проводить рискованные, экспериментальные и порой даже экстремальные операции. Переключившись на магическую сферу деятельности, Стивен так же непринуждённо проявляет все свои самые сильные стороны, чтобы завоевать авторитет среди хранителей других Святилищ.

Когда он встречает Тони Старка, схема впервые даёт сбой.

В этом, конечно, нет ничего удивительного: довольно трудно быть умнее, харизматичнее или профессиональнее самого Тони Старка. Стрэндж в общем не особо против: приятно в кои-то веки быть с кем-то полностью – или почти полностью – на равных и спорить просто ради удовольствия. У них даже появляется любимая тема для спора: “Наука против магии”. К сожалению, Стивен быстро понимает, что когда имеешь дело с Тони Старком, самые яростные споры с ним происходят вовсе не о науке.

Тут ему приходится использовать своё последнее преимущество: Стрэндж не может быть на голову выше Тони интеллектуально, но он всё ещё выше физически.

*

Стивен нависает над Тони, который уже становится опасно похож на зомби из малобюджетного фильма ужасов, складывает руки на груди и всем своим видом демонстрирует, что спор окончен, приговор окончательный и подлежит немедленному исполнению. Тони задирает голову, чтобы ответить, но усталая шея, похоже, отказывается держать такую тяжесть в этом неудобном положении. Так что Старк сдаётся и идёт спать.

*

Стивен нависает над Тони и угрожающим жестом протягивает кружку с целебным настоем:

– Либо ты пьёшь это и позволяешь мне залечить твою рану, либо отправишься в больницу. Немедленно.

Поразительно, но это в самом деле работает. Каждый раз.

*

Стивен нависает над Тони и звенящим от напряжения голосом говорит:

– Зря ты в это влез. На кону Вселенная, я должен защитить Камень даже ценой своей жизни. Или твоей, или Питера – неважно, если встанет вопрос о выборе, я должен буду выбрать Камень.

Это, конечно, какой-то обман зрения, или восприятие Стивена искажено после пыток, но разница в росте между ним и Тони почему-то вдруг исчезает. Он видит зло и упрямо прищуренные карие глаза близко-близко, на одном уровне со своими – хотя Стрэндж готов поклясться, что не наклонялся, и не заметил, чтобы Старк вставал на цыпочки. Но Тони смотрит прямо на него давяще-сильным взглядом и как будто вдруг становится выше ростом. И Стивен как-то внезапно вспоминает, что Тони, вообще-то, старше и опытнее. Что Тони много лет управлял огромной компанией и до сих пор вертит советом директоров, как захочет. Что ООН внесли в Соглашения все правки, какие захотел Тони, и даже сами не поняли, как это вышло.

– Вселенная в приоритете, конечно, не вопрос, – невозмутимо сообщает Старк.

Стивен кивает: он знал, что Тони поймёт.

– А теперь слушай сюда, мистер Доктор, – Тони не опускает взгляд и Стивен не может не слушать, – у меня есть план. И никто сегодня не умрёт.

И никто не умирает.

В конце концов, иногда проиграть спор оказывается не так уж и плохо.

О футболках

О футболках

У Питера Паркера целая коллекция футболок с изображением Железного Человека. В первый раз, когда Стивен встречает Питера – случайно, – на том красуется растянутая, уже выцветшая, но когда-то ярко-красная футболка со стилизованным золотым шлемом спереди.

Позднее, при самых различных – зачастую нелепых – обстоятельствах выясняется, что в коллекции есть: белая футболка с красным утюгом и надписью “Я – Железный Человек”; пижама с миниатюрными железными человечками; красные перчатки с синими светоотражателями на ладонях; множество разнообразных носков в тему. Есть ещё футболки, посвящённые исключительно Старку: с надписью “Гений, миллиардер, плейбой, филантроп”; или “Тони Старк – мой супергерой”; одна полностью чёрная, с голубым реактором из светоотражающей ткани на груди – Стрэндж не признаётся, но эта футболка нравится ему больше всех. Видимо, он всё же чем-то себя выдаёт, потому что Питер дарит ему такую же на Рождество. С открыткой “Одному фанату Тони Старка от другого”. Это совершенно нелепо, и Стивен не собирается её носить. Быть может, только иногда, дома, когда Вонг не видит – но это только потому, что футболка сделана из удивительно мягкой и приятной ткани.

Стивен думает, что Старк прекрасно знает об этой коллекции (и даже втайне подозревает, что некоторые вещи из неё подарены самим Тони).

*

Стрэндж также знает кое-что, о чём не догадывается Паркер: у Тони есть синяя футболка с изображением паутины и надписью “Дружелюбный сосед”. Стивен выясняет это случайно, разбудив Тони посреди ночи по невероятно срочному и важному делу. Он привык, что Тони ложится спать, когда нормальные люди идут на ланч, поэтому ожидает застать его в мастерской. Вместо этого там пусто, а Тони, разбуженный Пятницей, заявляется минуту спустя, заспанный, в клетчатых пижамных штанах и этой футболке.

– Заткнись, – только и говорит он в ответ на красноречивый взгляд Стрэнджа.

– Я ничего не говорил, – подчёркнуто нейтрально отвечает Стивен, даже не пытаясь стереть с лица ухмылку.

Однажды, когда Тони особенно сильно его разозлит, он расскажет об этой футболке Питеру.

*

Стивен видит футболки с изображениями супергероев вообще везде, и это немного раздражает. Как-то на Хэллоуин Старк ехидно интересуется у него, глядящего на группу разряженных детей:

– Что, ищешь кого-то в костюме Верховного мага?

– Если ты хорошо делаешь свою работу, этим детишкам не полагается ничего знать о существовании Верховного мага, – вскидывает бровь Стивен. Это правда: сокрытие существования магов было их первоначальным уговором с Тони.

Стрэндж и не думает, что Старк запомнит этот разговор. Он, конечно, ошибается.

*

Питер начинает носить в колледж синюю футболку. Она такая же, как его любимая чёрная, но вместо голубого реактора на ней светится зелёный Глаз Агамото.

*

На Пеппер футболка с надписью “Наш семейный доктор – просто волшебник”. И это заставило бы Стивена улыбнуться, если бы Тони не смотрел прямо на него. Поэтому он говорит:

– Ты что, теперь одежду шьёшь?

– Я человек многих талантов, – ухмыляется Тони, разворачиваясь.

Конечно, на задней части его футболки красуется: “Мой друг – Верховный Маг Земли”.

Это заставило бы Стивена улыбнуться, если бы Пеппер не смотрела прямо на него.

*

Пеппер передаёт Стивену в руки крошечную Морган и говорит:

– Проходи.

На Морган симпатичный синий комбинезончик. На комбинезончике яркими буквами выведено:

“Моя фея-крёстная говорит, что магия реальна”.

– Заткнись, – говорит Стрэндж, тщетно пытаясь удержать улыбку.

– Я ничего не говорил, – ухмыляется Тони в ответ.
 

О снах

О снах

После незабываемой встречи с Дормамму кошмарные сны становятся почти обыденностью. Стивен знает, что не стоит ложиться спать в излишне взволнованном или эмоциональном состоянии, отправляться в постель в одно и то же время или пытаться уснуть в незнакомом месте. Всё это неизменно приводит к кошмарным снам. Лучше всего вымотаться до предела, чтобы отрубиться сразу – тогда есть шанс проспать до самого утра беспробудно и без сновидений. Работа Верховного мага Земли в сочетании с тотальной нехваткой кадров в Нью-Йоркском святилище здесь как нельзя кстати. Стрэндж со временем привыкает создавать порталы на автомате, и после особо тяжёлых битв делает это не глядя, с одной мыслью: добраться до безопасного места и рухнуть спать.

Безопасным местом он всегда считал свою спальню в Святилище. Хотя в моменты особо сильной усталости оказывается в библиотеке – выверты подсознания, не иначе.

*

В подсознании Стивена однозначно происходит какой-то сбой, потому что однажды утром, проснувшись, он обнаруживает себя на диване в мастерской Тони Старка. Диванчик там короткий и неудобный, под головой у Стрэнджа только его собственная рука, а укрывает его заботливый Леви – тем не менее, он ухитрился проспать всю ночь, не увидев ни одного кошмара.

Из вчерашних событий вспоминается только, как после грандиозной битвы он дрожащими руками выводил портал, думая лишь о безопасном месте и необходимости поспать. Доктор понятия не имеет, как это всё вяжется с местом, где он в итоге оказался.

– Доброе утро, Спящая Красавица, – раздаётся над головой насмешливый голос Старка.

Вспоминая первые два раза, когда он вломился сюда через портал, Стивен думает, что это даже странно, что его до сих пор не разбудили и не выставили за дверь.

– Я-то думал, случилось что-то из ряда вон, раз ты сюда так внезапно заявился. А ты, оказывается, перепутал мою мастерскую с ночлежкой, – ехидно продолжает Старк.

Это их обычная манера вести беседу, и гений явно ожидает, что ему сейчас ответят в том же духе, но Стивена хватает только на растерянное:

– Я прошу прощения, должно быть, слишком устал вчера, чтобы соображать, что делаю.

Он старается не обращать внимания на удивлённый взгляд Старка, когда спасается бегством через послушно открывшиеся двери мастерской, чтобы не создавать портал домой прямо здесь.

*

Когда это случается второй раз, он не так вымотан, поэтому понимает, куда попал. Тони не вздрагивает при виде портала, и вообще смотрит не на видимое проявление магии, а прямо на Стивена. Вопросительно.

– Извини, – выдавливает Стрэндж и исчезает в портале, никак не реагируя на Леви, который зачем-то тянет его обратно.

*

– Оставайся, – небрежно бросает Тони, не отрываясь от работы.

– Что? – Стивен с трудом поворачивает голову. Он успел рухнуть на диван и почти уснуть, прежде чем сообразил, что это снова не Бликер-стрит.

– Если тебе так нравится здесь спать, я не против, – поясняет Старк.

– Я просто… – на самом деле Стивену совсем не хочется объяснять про кошмарные сны, но Тони объяснений и не требует.

Зато Стрэндж вдруг понимает, что диван, на котором он лежит, – новый, гораздо длиннее и удобнее. Под головой у него подушка. Он укрыт мягким одеялом. Леви почему-то обнаруживается на плечах у Старка.

– Я и сам тут часто сплю, – Тони пожимает плечами, и Стивен остаётся. Сны его в эту ночь не беспокоят.

О сидении на столах (и не только)

О сидении на столах (и не только)
идея бесстыдно потырена с многочисленных интернет-мемов

Стивен всегда считал, что Башня Мстителей чем-то похожа на сумасшедший дом: люди, говорящие сами с собой (Старк на пике разработки новой гениальной идеи), горячие споры на непонятные темы (ладно, тут, допустим, вина Стрэнджа), что-то взрывается, кто-то за кем-то гонится, то и дело попадаются сотрудники в белых халатах (лабораторный этаж).

Поэтому он не особо удивлён, когда в поисках Тони набредает на кухню, где видит Питера Паркера, сидящего прямо на столе. Немного больше удивляет, что на столешнице рядом с раковиной в такой же позе сидит Вижен.

– Здравствуйте, доктор Стрэндж! – жизнерадостно здоровается пацан.

– Добрый день, доктор, – вежливо произносит андроид.

В ответ на скептически поднятую бровь доктора Вижен вносит объяснения:

– Питер сообщил мне, что пол – это лава, поэтому к нему небезопасно прикасаться. Это известная человеческая традиция.

Стивен молча разворачивается и решает поискать Тони в другом месте.

Он думает, что с появлением Питера Паркера сумасшедший дом имени Мстителей приобретает всё более отчётливое сходство с детским садом.

И что у Тони Старка очень странные дети.

*

– Пол – это лава! – раздаётся вопль, стоит только Стивену появиться в той части лаборатории, что Старк выделил для разрушений… то есть для исследований Паркеру и Кинеру.

Харли вскакивает с ногами на диван, Питер рисуется, балансируя на спинке стула, а ответственный за пожарную безопасность Дубина начинает носиться в поисках укрытия, размахивая огнетушителем. Стрэндж был бы рад пойти поискать Тони в другом месте, но Тони обнаруживается тут же, сидящим на лабораторном столе.

И эти люди называют себя супергероями.

*

– Дядя Крёстный Фей! – малышка Морган радостно тянет руки к Стивену, и он, конечно, тут же подхватывает её. Не то чтобы он любил возиться с детьми, но у крестницы ведь день рождения.

– Пол – это лава! – немедленно вопит Морган.

Питер приклеивается к потолку вниз головой, хватая и удерживая за руки подпрыгнувшего Харли. На обеденном столе, прямо возле торта, умещаются Небула и Роуди. Тони с Пеппер на руках уже вскочил на диван и смотрит оттуда выжидательно-насмешливым взглядом. Хэппи каким-то чудом втискивается на подоконник.

Стивен закатывает глаза бесконечно далеко.

– Дядя Крёстный, – шепчет Морган ему прямо в ухо, – ты тоже должен куда-нибудь запрыгнуть, иначе мы можем утонуть и обжечься. Температура лавы – целая тысяча градусов по Цельсию.

Стивен абсолютно уверен в двух вещах: во-первых, трёхлетним детям не полагается знать среднюю температуру плавления лавы, да ещё и в Цельсиях. Во-вторых: издевательским смехом Тони Старка стоит озвучивать мультяшных злодеев.

*

– Пол – это лава! – внезапно заявляет Харли в самом конце нудного совещания, на которое Стивен попал вообще случайно и не ушёл только потому, что было забавно наблюдать, как Тони бесит Роджерса, притворяясь спящим.

Паркер немедленно приклеивается к потолку в полюбившейся позе, Харли отработанным движением подпрыгивает, чтобы схватить его за руки.

Бартон каким-то образом умудряется оказаться в вентиляции за считанные секунды, остальные, будто повинуясь общему безумию, рассаживаются рядком на столе. Места там явно недостаточно, но Наташа, сердито шипя, всё равно заставляет всех подвинуться, чтобы Тони мог втиснуться посередине.

– Что это за детский сад? – возмущённо восклицает Роджерс, единственный оставшийся стоять на месте. – Вам что всем, по пять лет?

– Смелое заявление от человека, стоящего посреди лавы, – надменно отвечает Стивен, паря в воздухе при помощи Плаща под торжествующий вопль Питера.

Вопрос: Есть тут кто?

1. Погладить автора		6	(100%)
Всего:		6

@темы: фанфики, TeamTony

---

Пять раз, когда Тони назвал Стрэнджа идиотом, и один (миллион) раз, когда Стрэндж это

После довольно длительного перерыва решила взять себя в руки и что-нибудь написать. С этой целью даже записалась на участие в фесте с ограниченными временными рамками, чтобы не расслабляться)))



Название: Пять раз, когда Тони назвал Стрэнджа идиотом, и один (миллион) раз, когда Стрэндж это услышал
Размер: мини, 2713 слов
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Тони Старк, Стэфан Стрэндж (да, у меня он Стэфан, надеюсь, вы меня простите), Плащ, Небула, Пеппер и другие.
Жанр: ангст, хёрт/комфорт, fix-it, 5+1
По картинкам:
www.wattpad.com/752975859-ironstrange-oneshots-...

twitter.com/Kraionis/status/1121113968653864963...

“– Сколько из них победных?
– Один.”

1

– Твой хозяин – идиот, – безжизненным голосом сообщает Тони.

Заявление не имеет никакого смысла, потому что Плащ Левитации, к которому оно обращено, всё равно его не слушает (не то чтобы ему было чем, конечно): он потерянно парит над окаменелой пустошью Титана и беспомощно пытается сгрести полами плаща то, что осталось от упомянутого хозяина. Слова вылетают изо рта гораздо легче, чем можно было бы ожидать в такой ситуации: то ли оттого, что действия плаща как-то слишком уж очевидно напоминают действия самого Тони всего пару минут назад, то ли оттого, что Старк привык воспринимать ботов в своей мастерской, как одушевлённых существ, и обращаться с ними соответствующе – и почему бы тогда и волшебной тряпке не обладать собственным разумом и способностями к восприятию?

Синекожая кибер-женщина стоит чуть в стороне и выглядит такой же опустошённой, каким Тони себя чувствует, но, в отличие от них с плащом, сгребать прах погибших друзей не пытается. Её сестра погибла в другом месте – вспоминается Тони. И праха-то никакого не осталось.

Надо убираться с Титана. Надо проверить, в каком состоянии корабль Квилла – потому что “пончик” теперь годится только на свалку, – и починить его, насколько это возможно. Надо растормошить инопланетянку – кто-то называл её имя, как там её… Небула? – и составить план действий. Надо лететь к Земле, надо попытаться… Надо сделать хоть что-нибудь. И Тони заставляет себя встать и делать. Говорить с Небулой. Искать инструменты. Утешать волшебный плащ – кто бы мог подумать, что он докатится до такой жизни? – и пристраивать его к делу. Разбираться в управлении космическим кораблём. Игнорировать нарастающую боль в сквозной ране. Игнорировать боль совсем другого толка где-то в том месте, где должно располагаться сердце – оно столько раз было разбито на мелкие кусочки, неужели там всё ещё есть, чему болеть? Старк пропускает момент, когда на его плечи с едва слышным шелестом опускается мягкая ткань, а в следующее мгновение он теряет сознание.

2

Небула совсем не похожа ни на сестру милосердия, ни на профессионального врача – вообще ни на кого из тех, кому нормальный человек доверил бы себя лечить. Тони в своё время проявлял чудеса изобретательности, избегая даже самой квалифицированной медицинской помощи, но сейчас ему и выбора-то не дают: трудно сопротивляться лечению, когда не можешь пошевелить даже пальцем.

– Колдун отдал за тебя камень Времени, – произносит Небула. Это не вопрос, так что Тони не отвечает, ожидая, когда за утверждением последуют заслуженные упрёки и обвинения: ну в самом деле, никто ведь здесь не думает, что жизнь Тони Старка, “продавца Смерти” и эгоиста до мозга костей, может стоить жизней половины обитателей Вселенной?

– Моя сестра рассказала Таносу, где искать камень Души, в обмен на мою жизнь, – неожиданно произносит Небула. Прежде, чем Тони успевает как-то отреагировать, она спрашивает: – Этот колдун был твоим братом?

От неожиданности Старк давится нервным смехом: ну да, в глазах синекожей инопланетянки люди, наверное, и правда не слишком отличаются друг от друга, а у них со Стрэнджем к тому же и бородки были довольно похожи, что тоже добавляло зрительного сходства. Братаны с крутыми бородками – Тони снова хочет рассмеяться, но на мгновение замирает, анализируя услышанные слова и соотнося их с напряжённым и внимательным выражением лица Небулы. С точно такими же интонациями Пятница – ещё в самом начале своего существования – задавала ему вопросы о тех аспектах человеческих взаимоотношений, которые не могла понять при помощи логического анализа. И с точно таким же выражением лица сам Тони – давным-давно, в далёком детстве – задавал подобные вопросы дворецкому Джарвису. “Джарвис, что такое друг?”; “Джарвис, почему папа хочет прогнать меня в интернат?”; “Джарвис, что я сделал, почему отец сердится? Я ведь хорошо сдал тест на интеллект, мой результат даже выше, чем у него!”

– Нет. Мы не братья, мы вообще только что познакомились, – наконец, отвечает он.

– Тогда почему он отдал за тебя камень?

Тони тоже очень хотел бы знать ответ на этот вопрос.

– Потому что он идиот, – вроде как надо сказать “был идиотом”, но язык отчего-то не поворачивается.

Плащ мягко обнимает его за плечи, как будто утешая, а Небула, скептически хмыкнув, продолжает лечение. Если у неё и есть своё мнение на этот счёт, она его не озвучивает, и Тони ей за это благодарен.

Спустя несколько недель он уже называет её Незабудкой, Плащ – Леви, а их корабль – чёртовой летающей консервной банкой. Незабудка делит с ним последнюю еду, а Леви укрывает по ночам вместо одеяла – и если порой, после очередного кошмарного сна, это подозрительно напоминает утешительные обнимашки, никто из них не заостряет на этом внимания. Даже когда под конец пути Небула решает присоединиться, и обнимашки становятся коллективными.

3

– А потом колдун провалил нам торги и отдал камень Таносу. Идиот, – завершает Тони историю, уже изрядно запыхавшись, стараясь как можно незаметнее потереть грудную клетку.

– Зачем?! – напряжённо спрашивает Роджерс, нависая над Старком и, кажется, даже не замечая, как тот невольно подаётся назад, пытаясь сократить расстояние и уменьшить нарастающее чувство угрозы – бункер, Сибирь, пронизывающий холод, сломанный костюм, невозможно выбраться, щит капитана, нависший над ним в смертельном замахе, красная ткань, отгораживающая его от опасности… стоп, ткань? Тони не сразу соображает, что это Леви повис между ними. Стив примирительно поднимает руки и отходит на несколько шагов, выглядя несколько виноватым – или Тони это только кажется? Леви успокаивающей тяжестью ложится на плечи, а Небула где-то за спиной расслабляется и разжимает кулаки – об этом Тони узнает позже, от Пятницы.

– В обмен на мою жизнь, – вываливает он сразу, пока не успел передумать, и снова замирает, ожидая неизбежных обвинений, но их, как и в случае с Небулой, почему-то не следует. Даже Стив просто кивает, как будто это не полный идиотизм: жертвовать чем-то ради Тони Старка. Пожалуй, Тони даже стало бы легче, если бы кто-нибудь озвучил вслух то, что напряжённо крутится в голове с самого Титана: ты не стоишь этого, ты не смог ничего сделать, не смог спасти Питера, никого не смог спасти, ты проиграл Таносу, все мертвы из-за тебя… Но никто этого не говорит. Возможно, потому, что они слишком заняты, мысленно произнося эти слова в свой собственный адрес.

4 и 5

– Понимаешь, этот идиот камень за меня отдал. Половину вселенной. Я должен что-то сделать, – сбивчиво объясняет Тони, хотя Пеппер, кажется, вовсе и не нужны никакие объяснения. Она и так знает, что её муж ни за что не останется в стороне, если есть шанс всех спасти – Бога ради, да она рядом с ним уже два десятка лет, конечно, она понимает. Тем более, что – ну в самом деле, они действительно думают, что смогут создать машину времени без помощи Тони Старка? Есть только одна вещь в этом заявлении, с которой Пеппер не готова согласиться:

– Ты правда считаешь, что он сделал это только ради того, чтобы ты потом всё исправил?

“Не потрать зря”, – звучит в голове, как привет из прошлого.

– Конечно, для чего же ещё? – Тони искренне недоумевает, почему Пеппер смотрит на него так, будто он говорит глупости. Тони Старк никогда не говорит глупости: он же гений, в конце концов.

– Честное слово, я не могу поверить, что всё ещё находятся люди, которые считают тебя самовлюблённым эгоцентриком. Уверена, когда учёные до конца исследуют дно Марианской впадины, они найдут там твою самооценку, – вздыхает миссис Старк. – Тебе никогда не приходило в голову, что Стрэндж мог спасти тебя просто потому, что ты – это ты?

Тони вспоминает официально-холодное и слегка презрительное “Старк”, вспоминает “как ваше эго помещается в ваш костюм”, потом вспоминает, как его план – кажется, впервые в жизни – был внимательно выслушан и одобрен, вспоминает “Тони, другого пути не было”, – и этот мягкий голос, и этот неправильно печальный, извиняющийся взгляд…

– Ну, тогда он ещё больший идиот, чем я думал, – отвечает Тони, потому что как ещё он может ответить на такое дурацкое предположение?

+1

Тони смотрит в глаза Стрэнджа одно бесконечно-долгое мгновение, пытаясь разглядеть там суровую решимость человека, спасшего его жизнь для того, чтобы позже принести в жертву. Разглядеть требование возьми себя в руки, Тони, ты же большой мальчик, ты знаешь, что за всё надо платить, тебе дали пять лишних лет, плати по счетам, пора. Разглядеть холодную расчётливую отстранённость того, кто просмотрел четырнадцать миллионов сценариев, выбрал самый подходящий и теперь просто ждёт, когда его идеальный план осуществится. Вместо этого там только отчаянная мольба и снова это мягкое – дружелюбное? – выражение… чего? Поддержки? Тони не уверен: ему всю жизнь приходилось настаивать на своём, огрызаясь, интригуя и угрожая. Он не до конца ещё привык даже к тому, что Пеппер его поддерживает – не говоря уже о Морган, которая просто всегда на стороне любимого папочки, что бы он ни говорил и ни делал, – где ему понять, почему вдруг едва знакомый колдун смотрит так, будто они на одной стороне, будто они друзья. Тони не понимает причин, но почему-то этого взгляда оказывается достаточно для принятия решения. Тони Старк должен умереть.

Пальцы складываются сами.

Раздаётся щелчок.

Танос мёртв.

Они победили.

Тони будто со стороны смотрит, как по руке вверх расползается чернота, выкручивая изнутри сухожилия и вены. Сейчас это неведомое что-то достигнет шеи, затем – мозга, и ему конец. Это как шрапнель, годами стремившаяся убить его ударом в сердце и удерживаемая лишь магнитом. Вот только двигается эта чернота быстрее, и не существует никакого магнита, способного её сдержать. Где-то неподалёку слышен голос Питера, едва сдерживающего рыдания, но разобрать слова Тони уже не может. Рядом всхлипывает Пеппер. Тёплая – даже сквозь броню – тяжесть ложится на плечи: Леви оставил хозяина и прилетел – видимо, попрощаться.

– Не двигайся, Тони, – а вот и сам хозяин.

Руку сверху вниз прошибает холодом – оказывается, всё это время она горела, словно в огне. Тони с трудом разлепляет веки и вдруг понимает, что боль ушла совсем: сразу, без какого-то перехода, будто её и не было. Он тревожно вскидывается и видит Стэфана Стрэнджа, аккуратно и бережно удерживающего его почерневшую искалеченную руку в своих, тоже искалеченных и заметно подрагивающих. “Нано-браслеты или экзо-перчатки”, – включается в фоновом режиме гениальный мозг Тони-инженера, но острый язык Тони-не-умеющего-ладить-с-людьми-засранца уже произносит:

– Ну и чего теперь стоит твоя пафосная речь на тему “пожертвую тобой и всеми остальными ради камня”? Вам, колдунам, вообще нельзя верить на слово? Нарушать одно и то же обещание два раз подряд даже я себе не позволял.

– Я был неправ, – абсолютно спокойно отвечает Стрэндж, будто это не он только что приладил свой драгоценный камень Времени – целый Камень Бесконечности! – к предплечью Тони, каким-то своим волшебным вуду мешая пугающей черноте проползти выше. Тот самый магнит, только волшебный.

– К сожалению, – продолжает колдун, не обращая внимания ни на поражённые возгласы людей вокруг, ни на шокированный вид самого Тони, – я не могу полностью отменить поражение руки, для этого придётся отменить и щелчок. Но я закольцевал время в ограниченной зоне, чтобы оно не распространялось дальше. Я пока не придумал ничего получше, так что придётся тебе пока походить с камнем и бронёй на руке, но если мы вернёмся в Санктум, я сделаю всё возможное, чтобы…

– Ты идиот, – перебивает его Тони, всё ещё ошарашенно уставившись на сияющий в броне камень. Он много чего ещё хочет сказать, но всё вместе укладывается как раз в это лаконичное утверждение.

Ты что, отдаёшь мне камень?

Мне?

Тот самый камень, который, кажется, поклялся защищать ценой собственной жизни?

Ты думаешь, мне можно доверить такую опасную вещь?

Ты что, правда отдаёшь ради меня этот камень уже второй раз?

Какого хрена?

Ты что, идиот?

Почему, почему ты это сделал?

Ты спас мне жизнь.

Второй раз.

Спасибо.

Вместо того, чтобы разозлиться и назвать Старка неблагодарной сволочью, Стрэндж, будто задавшийся целью опровергать все ожидания Тони, почему-то смеётся и протягивает руку, помогая подняться. Они оба потрёпаны битвой – Тони этой, а Стрэндж ещё и той, прошлой – и с трудом стоят на ногах, так что им приходится опираться друг на друга, чтобы хотя бы стоять более-менее прямо. Леви чуть приобнимает за плечи их обоих. Стэфан улыбается – и Тони невольно смеётся в ответ. Он пока ещё не понимает, почему на него так смотрят, и почему они смеются вдвоём как старые, сто лет знакомые друзья, у которых есть свои, одним только им понятные поводы для смеха. Но он собирается это выяснить. Теперь, когда у него есть всё время мира.

***

(миллион)

Время поджимает, и Стэфан один за другим просматривает варианты развития событий на Титане.

Танос убивает Тони Старка, а потом всех остальных, Стэфан убегает с камнем. Его ищут два десятка лет, находят и убивают. Камень у Таноса. Раздаётся щелчок. Они проиграли.

Танос убивает Тони Старка, убивает Стрэнджа, ищет камень. Находит спустя пять лет – неплохо спрятал, всё-таки. Но камень всё равно у Таноса. Раздаётся щелчок. Они проиграли.

Танос убивает Тони Старка и захватывает Стэфана в плен. Его пытают десяток – а может, и дюжину лет, – он держится, но всё бесполезно: за это время камень найден многочисленными приспешниками титана. Камень у Таноса. Щелчок. Они проиграли.

Стэфан просматривает десятки, сотни, несколько миллионов вариантов, но выхода нет. Тогда он пытается увидеть вариант, при котором Старк останется жив. Да, Старк резок на язык, сомовлюблён, эгоцентричен и обладает отвратительным характером. Но он гениален и наделён даром быстро строить планы и принимать решения. Быть может, с Тони Старком их шансы на успех повысятся.

Старк умирает, проткнутый оружием Таноса.

Старк умирает, загородив собой Питера.

Старк умирает, пытаясь не дать Таносу срубить голову Небуле.

Старк умирает, прикрывая Стрэнджа, чтобы он мог уйти с камнем.

Старк умирает, умирает, умирает снова и снова.

В отчаянии Стэфан начинает просматривать ветки вероятностей, начиная с прошлого: видимо, чтобы не дать Старку умереть, ему вообще нельзя позволять оказаться на Титане. Прошлое ветвится сотнями тысяч вариантов: когда, в какой момент времени Стэфан Стрэндж должен был встретить Тони Старка, чтобы изменить этот день?

Доктор Стрэндж знакомится с Тони Старком на научной конференции. Ему двадцать два, он самый молодой и подающий надежды хирург в Нью-Йорке, и он планирует уйти после собственного выступления, чтобы не слушать старых маразматиков, которые ничего не понимают в современных научных течениях. Тони Старк называет его недальновидным идиотом и предлагает спор, что до конца конференции Стэфан будет поражён вещами, которых не знал о медицине. Так оно и оказывается.

Доктор Стрэндж выбегает из здания больницы во время атаки читаури на Нью-Йорк. Железный человек прикрывает его от пули, называет идиотом и отправляет обратно в здание.

Стэфан велит раненому Тони заткнуться и выполнять врачебные рекомендации, потому что Тони вообще ничего не понимает в медицине, так что не ему и спорить с докторами. Через неделю Тони цитирует ему наизусть любые случайно названные страницы из любого учебника по хирургии, называет идиотом и советует никогда не спорить с гениями. Сам Тони продолжает спорить с врачами – со всеми, кроме Стэфана.

Стэфан рассказывает своему лучшему другу, что расстался с Кристиной, и что на самом деле это больно, хоть он и делает вид, что нет. Тони называет его идиотом и предлагает выпить.

Доктор Стрэндж лично участвует в удалении из тела Тони Старка реактора и шрапнели. Он поражён тем, какое количество костной ткани и лёгких было удалено, чтобы в груди поместился реактор, и спрашивает, испытывал ли мистер Старк постоянную боль при дыхании. Мистер Старк называет его идиотом. Стрэндж понимает это как “да, испытывал”.

Тони приезжает к Стефану в больницу первым, называет его идиотом и оплачивает лечение полностью. Это не спасает его руки, но присутствие рядом друга каким-то образом не даёт скатиться в алкоголизм и депрессию.

Тони встречает его по возвращении из Камар-Таджа, называет идиотом в дурацком наряде и дарит экзо-перчатки, над которым работал всё это время.

Тони – единственный, кому Стэфан рассказывает всю правду о Дормамму. Конечно, Тони называет его жертвенным идиотом без инстинкта самосохранения – как будто сам Старк не такой – и предлагает выпить. А потом крепко обнимает – хотя они оба позже делают вид, что ничего подобного не было.

Они знакомятся миллион раз в разных вселенных, в разное время и в разных местах. Они почти всегда быстро находят общий язык. Они всегда работают, как отличная команда. Они чаще всего становятся лучшими друзьями. Тони Старк каждый раз гибнет на Титане от рук Таноса.

Просмотрев десять миллионов реальностей, Стэфан, осенённый догадкой, проверяет другую вероятность: он отдаёт камень Времени в обмен на жизнь Тони. Без раздумий и сожалений: как же иначе, это ведь Тони: он резок на язык, притворяется самовлюблённым и эгоцентричным, обладает восхитительно отвратительным характером и опасной тягой к самопожертвованию. А ещё он гениален и наделён даром терпеть не менее отвратительный характер Стрэнджа, оставаясь при этом верным другом. И уж кончено, с Тони Старком их шансы на успех значительно повысятся.

Камень у Таноса. Раздаётся щелчок. Тони и Небула возвращаются на Землю. Спустя пять лет Тони строит машину времени. Все возвращаются назад. Танос нападет снова. Тони забирает перчатку. Раздаётся щелчок. Тони Старк умирает. Они победили. Тони Старк умирает. Вот он, тот самый победный вариант. Но Тони умирает. Охваченный паникой, Стэфан понимает, что если Тони умрёт – то это не победа. Это не тот победный вариант, который ему нужен.

Он ищет. На пределе сил, которые вытягивает Камень Времени.

Ещё четыре миллиона вариантов. Они побеждают. Тони умирает. Стрэндж продолжает искать.

Пока, держась уже лишь на силе воли и упрямстве, не находит его. Один-единственный.

Тони забирает перчатку. Раздаётся щелчок. Они победили. Стэфан использует камень Времени. Тони Старк называет его идиотом. И остаётся жить.

@темы: фанфики, TeamTony

---

Пустячок, а приятно

Да, я прошла тест "кто ты из мира Марвел". Нет, мне не стыдно.

@темы: дело было вечером, делать было нечего, TeamTony

---

Правила выживания в диких условиях, Правила 14-15

Третий, заключительный пост)

Название: Правила выживания в диких условиях
Фандом: Камша Вера, "Отблески Этерны"
Размер: макси/слов 16591
Пейринг/Персонажи: приддоньяки, вальдмееры, и прочие люди, засветившиеся в первой части.
Категория: джен
Жанр: Юмор, Пародия, AU, Стёб
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: специфический упоротый юмор
Статус: завершён
Краткое содержание: Если вы оказались в неизвестном месте без каких-либо следов цивилизации – не паникуйте. Вам всего лишь нужно соблюдать несколько простых правил, и всё будет хорошо. Или нет.
Дисклеймер: не моё, выгоды не извлекаю, поиграюсь и верну.
Примечание: Является сиквелом к фанфику "В тесноте, да не... Хотя да, в обиде", без прочтения первой части вы мало что поймёте)

Читать Правила 1-7
Читать Правила 8-13

Правило четырнадцатое: помните, что ваше спасение - это командная работа. Действуйте сообща.

Правило четырнадцатое: помните, что ваше спасение - это командная работа. Действуйте сообща.

~Опушка леса, у самогонного аппарата~
Повсюду валяются разбросанные пустые чашки из-под самогона.

Алва: Ещё пара дней – и мы отсюда уберёмся.
Марсель: А всё благодаря болоту и гениальному стратегическому мышлению!
Алва и Марсель *чокаются и залпом выпивают по чашке розового самогона*.
Марсель *смотрит на Бонифация, сокрушённо*: Вот что пьянство с людьми делает!
Бонифаций *обнимает во сне самогонную установку*: ХРРРРР!
Алва: И не говори! *выпивает чашку тёмно-зелёного самогона с плавающими внутри хвойными иголками*
Марсель *разглядывает ядовито-оранжевый самогон в чашке*: Ну да хуже уже не будет! *выпивает*

~Лесная чаща, место крушения~
Посреди поляны стоит почти достроенная огромная коробка, обвешанная лианами. На лианах крутятся люди.

Понси *стоит внизу и с суровым видом наблюдает*: Нет, эту деталь выше! Ещё выше!
Карваль *опасно повиснув на лиане, изо всех сил тянет деталь выше*.
Давенпорт *внимательно проверяет, чтобы сооружение надёжно крепилось камнями и не наклонялось*.
Понси *неторопливо отпивая из чашки болотную воду*: Хммм… А вон ту надо влево!
Лионель *держась за лиану только одной рукой, тащит тяжёлую деталь влево*.
Понси: Нет, в другое лево!
Эмиль *громко матерится и тащит деталь вправо*.
Лионель *скрипит зубами*.
Давенпорт *задирая голову вверх*: Эх, хорошо-то как!

~Обрыв над рекой~

Бермессер *очень осторожно выглядывает из домика на дереве*.
Кальдмеер *внизу складывает дрова в костёр*.
Бермессер *уже смелее высовывает голову и нервно оглядывается*.
Кальдмеер *не оборачиваясь*: Его нет.
Бермессер: Хвала Создателю! *начинает спускаться с дерева* А куда он делся?
Кальдмеер *невозмутимо*: Ушёл с Вальдесом в лес, ловить призраков.
Бермессер *долго и внимательно смотрит на Кальдмеера*: …Ладно, допустим. Я слишком голоден, чтобы об этом думать *оглядывается в поисках еды*.
Кальдмеер: Прекрасно! *вручает Бермессеру плетёный котелок* Сходите за водой.
Бермессер *тяжело вздыхает и плетётся к обрыву*.

~Где-то в дремучей части леса~

Вальдес *целеустремлённо шагает вперёд через чащу, не замечая никаких препятствий*: …а потом ты выгоняешь его на меня, и вот тут-то мы их и поймаем!
Руппи *еле поспевает за Вальдесом, периодически спотыкается о корни деревьев и цепляется за ветки*: А что это за призраки?
Арно *шагает за ним, обходя те препятствия, об которые Руппи уже споткнулся*: Да, мне тоже интересно!
Валентин *идёт следом, очень аккуратно, глядя под ноги, ни обо что не спотыкаясь*: …Арно…
Арно *оглядываясь*: Что?
Вальдес: Оооо, ребята, это страшные чудовища! Давным-давно, много веков назад, когда на месте этого леса была развитая цивилизация…
Арно *поворачивается обратно к Вальдесу*: …ладно, потом расскажешь.
Валентин *вздыхает*.

~Полянка рядом с лагерем~

Альдо *сердито втыкает костяную иголку в огромное полотно из листьев*: Почему я, великий дизайнер… *колется иголкой* АЙ!
Дик *сидит рядышком и, горько вздыхая, скручивает стропы из травы*: Но ты же Великий Анакс!
Альдо: Тем более! Почему такой великий Анакс, как я, вообще должен заниматься такой плебейской работой! *снова колет палец* АЙ!!!
Котик: ГАВ!
Альдо: А, точно… Вот почему…
Дик *начинает скручивать стропы ещё быстрее*.
Альдо *вполголоса*: А что такое парашюты и зачем они нам вообще нужны?
Котик: Гав!
Альдо: Я не тебя спрашивал!


~Опушка леса, берег реки~
Горит костёр, на нём жарится нанизанная на палочки рыба, рядом на камнях остывает уже готовая.

Матильда *быстро и чётко нанизывает куски рыбы на самодельный вертел*: Давайте-давайте, дамы, запасы в дорогу сами себя не приготовят.
Катарина *со страдальческим видом пытается чистить рыбу заострённым камнем*: Какая мерзость…
Айрис *бодро чистит рыбу так, что чешуя летит во все стороны*: …Я так рада, что маршал Алва поручил нам такое ответственное задание… Он хочет посмотреть, какой хорошей я буду женой…
Марианна *деловито разделывает рыбу и вытаскивает внутренности голыми руками*: Ничего, с курицами хуже: они ещё и бегают иногда без головы… Кровь потом отмывать приходится…
Катарина: Ах, какой кошмар! *пытается упасть в обморок*
Матильда *быстро и незаметно тычет Катарину в бок концом вертела*.
Катарина: Ай! *вскакивает*.
Марианна *с деланным сочувствием*: Что, нога затекла?
Катарина *отряхивает подол платья и изо всех сил пытается принять царственный вид*: Ах, все эти трудности дикарской жизни окончательно подорвали моё хрупкое здоровье…
Ульрих-Бертольд *подходит со стороны реки и бухает на землю полный плетёный короб рыбы, так что вода из короба выплёскивается прямо на платье Катарины и частично на Айрис*: Прекрасно, тамы! Ещё несколько сотен рып, и профианта путет тостаточно!
Катарина *без сил оседает на землю*.
Матильда *подсовывает ей в руки камень и рыбу*.
Катарина *безвольно берёт в руки камень и начинает чистить рыбу*.
Айрис *ни на что не обращая внимание, продолжает скрести рыбу камнем*: …и на нашу десятую годовщину я приготовлю ему рыбу, как романтическое напоминание…
Марианна: …Айрис, детка, на этой рыбке больше нет чешуи, возьми другую…

~Дальняя окраина болот~

Штанцлер *разглядывая кривоватый самодельный шалаш*: Ну вот, теперь-то я тут заживу! *оступается и проваливается одной ногой в болото* …Придумаю хороший план… *вытаскивает ногу и отряхивает её* …Можно будет снова использовать Дика и королеву… *проваливается другой ногой* …Ничего-ничего, и тут можно жить… Воды, опять же, полно… *проваливается обеими ногами* …Кажется, что-то подобное со мной уже происходило…
Райнштайнер *выходя из-за кустов*: Так что, вы готовы вернуться в лагерь и приносить пользу обществу, или мне подождать, пока на вас начнёт действовать болотная вода?

~Лесная чаща, место крушения~

Жермон *лёжа под приподнятым и закреплённым камнями днищем коробки, ковыряется там самодельными инструментами*: Хммм… А вот здесь не получается закрутить…
Робер *сверяясь с чертежом на бересте*: В другую сторону попробуй.
Жермон: Да, вот теперь пошло… Шестигранник подай, пожалуйста.
Робер *задумчиво перебирает инструменты*: Тебе не кажется, что это как-то неправильно: так воздействовать на человека при помощи галлюциногенных препаратов?
Понси *неподалёку кричит на кого-то*: Нет, вы всё делаете неправильно! Неужели вы не понимаете простейших законов физики? И с кем мне только приходится работать!
Жермон: Стихи всё равно были хуже!


~Небольшая просека в лесу~
Аккуратные ряды ухоженных кустов, рядом на листьях сушатся ягоды, над костром висит красивый плетёный котелок с берестовой биркой “Карваль Корпорейтед”.

Сильвестр *сидит на пеньке, мечтательно глядя вдаль, и потихоньку попивает из чашки напиток*: Всех к делу пристроил, теперь можно и отдохнуть.
Арлетта *выходит из леса, подходит к котелку, восторженно принюхивается*: Это то, что я думаю?
Сильвестр *оценивающе смотрит на Арлетту*: Я смотрю, вы тоже любитель шадди?
Арлетта: Обижаете! Профессионал!

Сильвестр и Арлетта *сидят на пеньке, мечтательно глядя вдаль, и потихоньку попивают шадди из чашек*.
Арлетта: Всех к делу пристроили, теперь можно и отдохнуть.
Сильвестр: Да…

~Обрыв над рекой~

Бермессер *вытягивает на лиане ведро с водой, задумчиво разглядывает дерево*: А что это за лиана с палкой с веток свисает?
Кальдмеер: Какая лиана? *оборачивается* Ах, эта… Ротгер сказал, что это «тарзанка».
Бермессер *подозрительно*: А для чего она ему нужна, он не сказал? Небось для извращений каких-нибудь…
Кальдмеер *пожимая плечами*: Сказал, что для веселья.
Бермессер: Значит точно для извращений.

~Где-то в дремучей части леса~

Вальдес: …и перед смертью ведьма воткнула нож прямо ему в сердце и прокляла всю округу, чтобы здесь рос густой дремучий лес, не было никаких магазинов поблизости, бутерброды падали маслом вниз и всегда разбивались транспортные средства. А их призраки до сих пор обитают где-то в лесу!
Арно и Руппи *восторженно*: Как круто!
Вальдес *перепрыгивая что-то*: …А чтобы точно их поймать, нам нужно…
Руппи *не глядя под ноги, шагает за Вальдесом, спотыкается о пень и падает*.
Арно *останавливается*.
Валентин *догоняя Арно, вполголоса*: Арно!
Арно: Чего?
Валентин *тщательно подбирая слова*: …Понимаешь, там на самом деле нет никаких призраков… Это всё…
Арно *перебивает*: Это Арамона и ещё какая-то женщина-выходец с ним. Знаю, мне Алва рассказал.
Валентин *озадачено*: Тогда почему ты с таким восторгом сюда пошёл?
Арно *смущённо*: Да тут такое дело… Я очень плохо помню ночь, когда мы все напились самогона…
Валентин *пожимая плечами*: Я тоже не всё запомнил. Ну и что?
Арно: Но я очень чётко помню один момент. Когда я обнял кардинала Сильвестра…
Валентин: Да ты тогда всех обнимал, не бери в голову.
Арно *убитым голосом*: А потом хлопнул его по плечу и сказал, что он классный мужик, жалко, что мёртвый… А теперь он всё время где-то возле лагеря торчит.
Валентин: …Да, пошли лучше призраков ловить.
Вальдес *откуда-то издалека*: Ага, попались!
Руппи: ААААА!!!
Арамона: Отпустите меня, я ничего не сделал!
Зоя: Помогите!!!

UPD
У меня есть несколько жалких оправданий тому, что я так долго тянула с окончанием работы, но я просто хочу посвятить эту последнюю главу людям, которые, как и я, тонут в море работы, но всё равно не сдаются

Правило последнее: уходя из леса, потушите за собой костёр.

Правило последнее: уходя из леса, потушите за собой костёр.

~Обрыв над рекой, у тарзанки~

Арно, Валентин и Руппи *толпятся возле обрыва*.
Вальдес *демонстрирует тарзанку*: А это, дети мои, лучшее развлечение, которое вы можете найти в этом лесу. После ловли призраков, конечно.
Бермессер *возмущённо*: Вот, он уже и до молодёжи добрался со своими извращенскими развлечениями! Кальдмеер, сделайте что-нибудь, это возмутительно! Кальдмеер? *оглядывается в поисках Кальдмеера*
Кальдмеер *стоит возле тарзанки и внимательно слушает Вальдеса*.
Бермессер *обречённо машет рукой*: Кому я это говорю?
Руппи *с сомнением*: И что, нужно просто схватиться за эту палку, разбежаться и спрыгнуть?
Арно *хватается за палку и начинает разбегаться*.
Валентин *в последний момент хватает Арно за ремень*: А ты не забыл, что там хищные рыбы водятся?
Арно *отмахивается*: Да уже не водятся! Их Катершванц всех переловил.

~Опушка леса, берег реки~

Ульрих-Бертольд *забрасывает в воду удочку*: Я топерусь то тепя, слопный рып! Я топерусь то фас фсех!

~Опушка леса, у самогонного аппарата~

Айрис и Альдо *подкрадываются*.
Алва, Марсель и Котик *крепко спят в окружении пустых чашек из-под самогона*.
Айрис *громким шёпотом*: Осторожнее, он, бедный, так устал в заботах о государстве.
Альдо *встрепенувшись*: Точно, государство! Я же должен стать великим анаксом!..
Айрис *одёргивает его и суёт в руки кусок сотканной явно из травы ткани*: Не отвлекайся, сперва ты обещал пошить нам с маршалом свадебные костюмы!
Альдо: Ах да! Прошу прощения! Искусство прежде всего! *пытается измерить Алву куском лианы*
Алва *просыпается, недоумевающее оглядывается*: Что тут происходит?
Айрис *очень ласково*: Ничего-ничего, спи, дорогой! Сейчас Альдо тебя обмеряет, сошьёт нам костюмы для свадьбы…
Алва *моментально трезвеет*: Марсель! Просыпайся! Нам пора сваливать из этого места!
Марсель *сквозь сон*: Ну ещё пять минуточек…
Алва: Котик!
Котик *вскидывает голову*: Гав?
Алва: Собирай всех. Мы летим домой.
Айрис: Точно! Дома ещё лучше костюмы сошьём!
Альдо: Да! Из блестящего шёлка, с блёстками и стразами!
Алва *шёпотом*: Надо будет срочно развязать какую-нибудь войну.

~Непроходимое болото~

Жермон *еле вылезает из болота, стараясь не хлебнуть воды, тащит за хвост змею*: Ты уверен, что для этого твоего бергерского ритуала точно нужна змея?
Райнштайер *невозмутимо вылавливает из болота лягушек*: Абсолютно. Это очень древний ритуал, Герман, без змеи ничего не выйдет.
Жермон *скептически смотрит на зубы змеи*: А ты уверен, что она неядовитая?
Райштайнер *всё так же невозмутимо*: Разумеется, нет. Я незнаком с местной фауной.
Жермон *выбрасывает змею обратно в болото, вполголоса*: Скорее бы домой. Скучающие бергеры – это зло.
Райнштайнер *оглядывается*: Ты что-то сказал?
Жермон: Змея, говорю, вырвалась.
Райнштайнер: Какая жалость! Придётся ловить новую.
Жермон *кисло*: Да. Какая жалость.
Котик *выбегает из-за куста*: Гав! Гав-гав!
Райнштайнер *с искренним огорчением*: Какая жалость! Мы не успеем провести ритуал.
Жермон *оживляясь*: Да! Какая жалость!

~Лесная чаща, место крушения~
Посреди поляны стоит большая коробка, местами залатанная кусками дерева различных пород, с щелями, законопаченными мхом.

~Снаружи~
Штанцлер *крадётся на цыпочках ко входу*.
Дик *очень громко крадётся за ним*: Эр Август, мы не можем улететь без Её Величества!
Штанцлер *с досадой морщится*: Дикон, ты ещё очень юн и мало понимаешь жизнь… Королева сама настаивала на нашем немедленном отбытии, ведь Талигойя осталась совершенно без присмотра. Мы должны этим воспол… то есть, мы нужны нашей родине, сынок!
Дик *растрогано*: Я всё понял, эр Август! А вы знаете, как именно мы попадём домой?
Штанцлер: Да сейчас разберёмся *заносит ногу над порогом*.
Зоя *выскакивает изнутри, вся обвешанная тиной, завывает*: Ктоооо посмеееееееел тревожить наш покооооой?
Штанцлер и Дик: ААААА! *убегают*
Зоя: Дааа, этот моряк знает толк в декорациях.
Арамона *выглядывает из коробки*: В следующий раз моя очередь!
Котик *останавливает Штанцлера и Дика у тропинки и заставляет вернуться на поляну*.

~Внутри коробки~
Понси *крепко спит, обняв во сне приборную панель*.

~Полянка рядом с лагерем~

Лионель и Эмиль *лежат, раскинув в стороны руки и ноги, явно без сил, загорают*.
Давенпорт *выходит к полянке с самодельной лежанкой в руках, видит близнецов, разворачивается, чтобы уйти*.
Эмиль *приподнимает голову*: А, это вы. Да оставайтесь, места много *роняет голову обратно на землю и не двигается*.
Давенпорт *неуверенно топчется на месте*.
Лионель *приоткрывает один глаз*: Сил на вас нет *закрывает глаз*.
Давенпорт *пожимает плечами и расстилает лежанку*.
Котик *выбегает на поляну*: Гав!
Эмиль и Лионель *хором, сквозь сон*: Отстань, мы потом придём!
Котик *обиженно уходит*.

~Цветочная полянка где-то в лесу~

Котик *выбегает на поляну, резко тормозит, принюхивается*.
Марианна *доплетает веночек из множества разноцветных цветочков*.
Робер *лежит рядом с Марианной, мечтательно крутит в руках стебелёк от цветка*.
Котик *чихает*.
Марианна: Цыц, уйди, не видишь, у нас свидание?
Котик *снова чихает*: Гав!
Робер *рассеянно*: Да-да, мы придём.

~Опушка леса, берег реки~

Ульрих-Бертольд *с мрачным видом держит удочку и вглядывается в воду*.
Арно *выгребает на берег из бурного течения*: Класс!
Валентин *выныривает следом*: Да, неплохо.
Руппи: Йехууууу! *проплывает чуть дальше, опомнившись, начинает выгребать назад*.
Бермессер *с крайне недовольным лицом вылезает на берег и отплёвывается*: Я с вами вообще прыгать не собирался!
Вальдес *вылезает на берег*: Ничего-ничего, купание полезно для здоровья!
Кальдмеер *выходит из воды*: Да, очень приятная водная прогулка получилась, хорошо, что вы тоже решились, адмирал цур зее.
Бермессер *краснея от возмущения*: Решился? Я?! Это Бешеный меня столкнул!
Ульрих-Бертольд *спохватившись*: Проклятые фариты! Фы распугали мне фсю рыпу!
Бермессер: НЕ БЫЛО ТАМ НИКАКОЙ РЫБЫ!

~Опушка леса, возле костра~

Костёр *горит*.
Матильда *командным тоном*: Нужно больше дерева!
Бонифаций: Да, дорогая! *тащит в костёр ещё веток*
Карваль *молча тащит в костёр ещё веток, недоумевающе смотрит на Бонифация*.
Катарина *сидит в сторонке и обмахивается самодельным веером из листьев*.
Котик: Гав-гав!
Матильда: Не сейчас, сперва я хочу свой последний костёр и свои последние танцы возле костра, пока мы не вернулись домой. Сделайте его выше!
Бонифаций *заторможено*: Да, дорогая!
Карваль *шёпотом*: Что это с ним?
Матильда: Похмелье, ничего не соображает. Пользуйтесь, пока можете.
Руппи *оглядываясь с берега*: Ух ты, а что это у вас тут?
Арно: О, я тоже хочу! *разбегается*
Луиза: А ведь и правда, когда ещё так попрыгаешь *тоже разбегается*.
Матильда: Да он не готов ещё.
Котик: ГАВ!
Все: Да-да, позже.

~Позже~

Марсель и Алва *выходят к костру и смотрят на толпу*.
Костёр *горит уже высотой с дом*.
Карваль и Руппи *подтаскивают к костру бревно*.
Валентин и Арно *вдвоём устанавливают в костре целое дерево*.
Ульрих-Бертольд *размахивая руками*: Нет, наклоните его фпрафо, а потом опускайте ф огонь!
Матильда *устало, но радостно*: Выше, ещё выше!
Бонифаций *беспробудно спит в шалаше*.
Шалаш *горит с одной стороны*.
Вальдес *разбегается, чтобы прыгнуть через костёр*.
Бермессер *прикладывая руку ко лбу*: Куда я попал? За что мне это всё, Создатель?
Кальдмеер *в последний момент ловит Вальдеса за шкирку и оттаскивает от огня*.
Матильда: Ну вот теперь я вам покажу, как у нас в Алате празднуют…
Алва *пронзительно свистит*.
Все *оглядываются*.
Алва *тихим страшным голосом*: Отставить вакханалию. Всем немедленно загрузиться на корабль. Бегом!

~В коробке~

Алва *отодвигает в сторону спящего Понси и опускает большой рычаг*: Ну, поехали!
Коробка *начинает медленно подниматься*.

Вальдес *оживляется*: О, у меня есть анекдот в тему! Заходит как-то Гагарин в караоке-бар…
Олаф *недоумевающее*: Кто?
Бермессер: Куда?

Бонифаций: Я только что понял, что боюсь летать. Мне нужно успокоительное *начинает проталкиваться куда-то*.

Руппи *недовольно*: Что-то здесь как-то теснее, чем в прошлый раз.
Арно: Да ладно тебе жаловаться, ты хотя бы в углу, я вот вообще на одной ноге стою.
Валентин: Причём на моей.

Чарльз *сердито*: Кто меня всё время в бок толкает!
Эмиль и Ли *хором*: Это я!
Чарльз: Ну надо же. Ну кто бы мог подумать.

Альдо *сердито*: Я вообще не хочу здесь находиться! Что вы все себе позволяете?..
Дик *вскинувшись*: Да! Что вы все себе позволяете?..
Альдо: …Моя творческая натура не потерпит такого обращения…
Дик: …Да, его императорская персона не терпит такого обращения!...
Альдо *распаляясь*: …Освободите место для великого модельера и дизайнера!
Дик: …Да, освободите место для Великого Анакса! *начинает расталкивать всех вокруг локтями, попадает одним локтем Айрис в глаз, другим – Вальдесу в раненый бок*
Вальдес *прерывается на середине анекдота, сдавленно шипит сквозь зубы, с широкой улыбкой оглядывается*: Кто это тут…
Олаф *одновременно с этим разворачивается, загораживает Вальдеса со стороны раны, отвешивает Дику мощный подзатыльник*.
Дик *с очень удивлённым видом оседает на пол и замолкает*.
Вальдес *с очень озадаченным видом потирает бок*.

Айрис *прижимает к груди охапку нарядов, возмущённо*: Осторожнее, вы помнёте последнюю коллекцию!
Марианна *откуда-то издалека, очень заинтересованно*: Новую коллекцию? Где?
Робер *приглушённо*: Марианна, милая, стой спокойно, ты оттопчешь мне… АЙ!
Луиза: Минуточку, я тоже хочу взглянуть на новую коллекцию!
Арлетта: Что же вы сразу не сказали?
Катарина: Ах, это, конечно, совершенно вульгарно и не пристало… Айрис, Айрис, где вы там?
Зоя: О какой там коллекции все постоянно говорят? Я что, всё пропустила? А ну-ка, посторонитесь!
Арамона: О нет, и мёртвая жена туда же… А я-то думал, ты не такая!
Штанцлер: АЙ! Почему – АЙ! – по мне всё время – АЙ! – кто-то топчется?
Карваль: Даже не знаю, у вас, должно быть, внешность располагающая.
Штанцлер: АЙ!

Арно: О, а здесь окно есть!
Валентин: Это не окно, это Катершванц шестопёром стену задел...
Руппи *протискиваясь ближе*: О, земля так быстро удаляется.
Жермон *ностальгически*: Да, лес такой маленький, красивый, красный…
Райнштайнер: …Красный?
Арно: Лес горит!
Ульрих-Бертольд: Хто не потушил са сопой костёр?!
Матильда: А что вы на меня все смотрите? Вы его тоже не потушили!
Райнштайнер: Это очень грубое и безответственное нарушение правил безопасного поведения в лесу…
Арамона *вредным голосом*: А я всегда говорил, что из этих бездельников ничего путного никогда…
Арлетта: Росио, куда ты смотрел?
Алва: Почему я должен был куда-то смотреть? Я вам всем не нянька! Я что, похож на няньку?
Марсель: Ну… При определённом ракурсе…
Котик: Гав!
Сильвестр: Господа, я боюсь, что у нас есть проблемы посерьёзнее.
Марсель: Это какие?
Сильвестр: Да вот, к примеру… Кто-нибудь знает, как управлять этим транспортным средством? Пока что мы только набираем высоту.
Алва: Понси знает. Где он, кстати?
Лионель: Под ногами у меня, дрыхнет.
Давенпорт: Только какой от него толк? Он же трезвый проснётся.
Марсель: Ничего-ничего, мы на этот счёт стратегические запасы оставили *потирает руки*.
Котик: Гав!
Алва: ЧТО?! Марсель! Где самогон?
Марсель: В углу лежал… Стоял… Был, в общем.
Алва *опасным голосом*: И где он теперь?
Матильда: Ну, у меня для вас две новости…
Марсель: Пожалуйста, начните с хорошей…
Матильда: Эм… Он так больше не будет.
Бонифаций *абсолютно пьяный, в обнимку с пустыми сосудами из-под самогона*: Брошу пить… ИК! Уйду в монастырь… ИК!
Алва: Какого Леворукого вы…

*В коробке поднимается невообразимый шум*

Котик *предостерегающе*: ГРРРРРРР!
Алва: Ну-ка тихо! *поднимает руку*
Все *замолкают*.
Котик: Гав!
Все: НЕ ТРОГАЙ ТАМ НИЧЕГО!
Альдо *стоя возле пульта управления*: А что это за большой красный рычаг?...

~Конец~

запись создана: 08.06.2018 в 10:35

Вопрос: Погладить автора контрольный раз)

1. Дя :3		25	(100%)
Всего:		25

@темы: Валентин Придд, вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, приддоньяк, Арно Савиньяк, Олаф Кальдмеер

---

По касательной

Название: По касательной
Автор:  Tia-T@i$a
Размер: миди, 7311 слов
Пейринг/Персонажи: Ротгер Вальдес, Олаф Кальдмеер, Филипп Аларкон, Адольф Шнееталь и др.
Категория: джен
Жанр: модерн!АУ, детектив, броманс
Рейтинг: R
Статус: закончен
Краткое содержание: Касательная – это прямая, имеющая общую точку с кривой, но не пересекающая её.
Дисклеймер: отрекаюсь от всех прав
Предупреждение: хёрт без комфорта, вальдмеера как бы нет, но он как бы есть.
Размещение: Запрещено без разрешения.
Примечание:
Является частью модерн!АУ-цикла, перед прочтением обязательно следует ознакомиться с основным произведением (под номером 0). Отрицательными числами обозначены приквелы.

-2. Крысоловы
-1. По касательной <-— вы находитесь здесь
0. Самый худший пациент
1. Во всём виноваты звёзды

Мы шли навстречу, всё ускоряя шаг,
Прошли насквозь, друг друга не узнав.
Ария, “Я здесь”

– Вальдес, какого хрена? – начал Альмейда утреннюю “летучку” старших следователей Центрального полицейского отделения Олларии.

В кабинете раздались тихие смешки, которые один только Луиджи Джильди ради приличия попытался замаскировать под кашель. Он проработал в отделе чуть меньше года и готов был поклясться, что за весь год слышал эту фразу даже чаще, чем пресловутые “вы имеете право хранить молчание”. Антонио Бреве со вздохом полез в бумажник, чтобы отдать ухмыляющемуся Хулио Салине его честно заработанный выигрыш. Филипп Аларкон, тяжело вздохнув, принялся рассортировывать стоящую перед ним на столе стопку с делами по степени срочности. “Летучка”, обычно занимавшая от силы минут пятнадцать, явно грозила затянуться. Так, впрочем, частенько случалось, когда Альмейда решал в воспитательных целях отчитать Вальдеса за какой-нибудь косяк при всём коллективе. Филипп искренне не понимал, почему начальник с упорством, достойным лучшего применения, продолжает наступать на одни и те же грабли, тогда как весь их отдел, вплоть до самого последнего стажёра, уже твёрдо уяснил, что пытаться пробудить в Вальдесе совесть – занятие бессмысленное, неблагодарное и в каком-то смысле даже вредное для здоровья. Вот и сейчас Ротгер самым недоумевающим видом поинтересовался:

– Какого хрена что?

Тактика была, в принципе, выбрана верная: она позволяла прощупать почву на предмет начальственного недовольства, не признаваясь при этом в других проступках, оным начальством пока не обнаруженных.

– Какого хрена мне сегодня поступила на тебя письменная жалоба от начальника 35-го участка? Я тебя туда отправлял судмедэкспертизу получить, а не совать свой нос в чужие расследования! – с судмедэкспертизой в Центральном отделении почему-то вечно возникали какие-то проблемы: специалисты то болели, то увольнялись, то оказывались совершенно некомпетентны, так что следователям приходилось выкручиваться за счёт других участков.

– И чего там пишут? – оскалился в ответ даже не подумавший принять покаянный вид Ротгер.

– Опять кому-то в морду дал? – оживился заскучавший было Хулио.

– Пишут, что после беседы с Вальдесом сотрудник, который вёл дело о похищенных подростках, написал заявление на увольнение по собственному, с формулировкой: “таким некомпетентным идиотам, как я, нечего делать в полиции”. Ничего не хочешь мне объяснить?

– Ну… Что он – некомпетентный идиот, которому нечего делать в полиции? – пожал плечами Вальдес. – К ним приходил отец одного из пропавших подростков, Леонард Престон. Сказал, что его исчезнувшая дочь, Алисия, вела ежедневник, куда записывала все места, которые посещала, и он даже принёс ксерокопию, потому что там могло быть что-то полезное. Но его не стали слушать.

– Полезное? В подростковом девчачьем дневнике? – фыркнул Антонио.

– Ну, в полиции его, как я понял, отшили не в первый раз, так что папаша, видимо, уже шёл по следу дочери самостоятельно. А потом исчез, – отозвался Бешеный с таким видом, словно в этом деле всё было уже кристально ясно, и он совершенно не понимал, что тут ещё нужно было объяснять.

– А это ты с чего взял? – устало поинтересовался Альмейда.

– Я решил заглянуть к нему в гости, в тот же вечер. Но его дома не оказалось, а соседка – милейшая старушка – любезно дала мне запасной ключ… – Вальдес развёл руками.

Дальнейшие объяснения действительно были совершенно излишними.

– Ты вломился в чужую квартиру, воспользовавшись доверчивостью старушки? – хмыкнул Себастьян.

– Ещё и, небось, обыск несанкционированный провёл? – поддакнул Салина.

– Чего нашёл? – полюбопытствовал Бреве.

– Хватить ему потакать! – немедленно огрызнулся на сослуживцев Филипп.

– Вот именно! – рявкнул Рамон. – Ты зачем туда наряд вызвал? Они ничего не нашли, соседи ничего не видели, на работе этот мужик взял отпуск, там ровным счётом ни-че-го нет!

Вальдес с улыбкой водрузил на стол перед собой гламурный розовый дневничок со стразами:

– Следов драки нет. Но все вещи на местах, чемодан в шкафу, а паспорт в комоде. Он никуда не уезжал, просто вдруг исчез. А дневник у него на кухонном столе лежал, весь исчирканный пометками.

Альмейда тяжело вздохнул. Ситуация выходила патовая, и все это понимали: с одной стороны, когда Вальдес всеми зубами вцеплялся в какую-нибудь кажущуюся совершенно безнадёжной зацепку, он, как правило, доводил дело до победного конца – может быть, даже не столько из-за того, что зацепка оказывалась такой уж стоящей, сколько из-за своего полного нежелания оставить её, а заодно и всех остальных, в покое. С другой стороны, забирать дело у 35-го участка действительно не было никаких юридически обоснованных оснований. Однако Альмейда явно был не так уж не согласен с аргументами Ротгера, иначе уже давно велел бы ему заткнуться и заняться собственными расследованиями. Поэтому, не дожидаясь, пока Вальдес начнёт повторять свои доводы в третий раз, Рамон разрешил сотрудникам отправляться по делам и, припечатав Бешеного суровым выразительным взглядом, веско заявил:

– Будешь это делать в свободное от основной работы время. Неофициально, – он обвёл не менее суровым взглядом собравшихся за столом подчинённых, – и вы ничего этого не слышали.

Аларкон с горестным стоном уронил голову на стол и для верности даже несколько раз постучал этой многострадальной частью тела по столешнице под понимающие смешки сослуживцев, однако это действо никоим образом не помогло изменить удручающую реальность. В реальности его напарником всё ещё был больной на всю голову Ротгер Вальдес, не способный усидеть на одном месте ни единой лишней секунды и вечно утягивающий за собой в водоворот событий всех, кто невовремя подвернётся под руку. Филипп, как напарник, обладал сомнительной привилегией находиться под рукой большую часть времени, поэтому особо не рассчитывал, что сможет остаться в стороне, даже несмотря на то, что Бешеный немедленно заверил Альмейду, что именно в свободное время и именно очень неофициально этим и собирался заняться. Откровенно говоря, Аларкон был бы не против, если бы его жизнь была хоть немного более скучной.

***

– Да, Адольф, конечно, вечером я тебя встречу, – Олаф Кальдмеер положил трубку телефона и устало прислонился спиной к дверному косяку.

Он только что вернулся домой после двенадцатичасовой смены в травмпункте, где работал на износ, почти без выходных, вот уже полгода, но усталость была вызвана не этим. Олафу казалось, что его жизнь остановилась, замерла на месте в тот самый момент, когда он вышел за дверь Первого Государственного Госпиталя в Эйнрехте, чтобы больше никогда туда не вернуться. За суетой переезда в другую страну, поиском квартиры и новой работы Кальдмеер не сразу заметил это, но с каждым днём всё более и более серых будней ему всё сильнее казалось, что вокруг него чужие жизни проносятся на бешеной скорости, а сам он заключён в непроницаемую вакуумную оболочку, внутри которой нет никакого движения. Так что приезд старого друга, взявшего отпуск впервые за, кажется, лет восемь, должен был что-то исправить. Как-то встряхнуть его. Самым ужасным было то, что Олаф не был уверен, что ему вообще хочется выбраться из своей оболочки. Но увидеться с Адольфом в любом случае будет неплохо.

***

– Ну, и что ты собираешься делать? – всё-таки не выдержал Аларкон, в делано расслабленной позе прислонившись к колонне и окидывая взглядом зал ожидания аэропорта.

Его можно было понять: со вчерашнего дня Вальдес не подавал никаких признаков того, что занимается самостоятельным неофициальным расследованием, и добросовестно выполнял все свои следовательские функции в расследованиях совместных и официальных. Это не могло не настораживать.

– Следить, когда здесь появится наш приятель, чтобы улететь на ближайшем рейсе в Гаунау, и схватить его, конечно, – ленивым голосом протянул Вальдес. Ему расслабленная и не вызывающая подозрения поза удавалась почему-то куда лучше, чем напарнику: Ротгер полулежал на скамейке, откинув голову на её спинку так далеко, что казалось, будто он просто вырубился, утомившись долгим ожиданием. Хотя на самом деле Филипп знал, что глаза у Бешеного открыты, и он следит за правой половиной зала ожидания не менее внимательно, чем Аларкон за левой.

– Хватит под дурачка косить, – почти не разжимая губ, процедил Филипп. – Ты же прекрасно понял, что я о дневнике.

– Я думал, ты не хочешь в это лезть, – Вальдес чуть потянулся, делая вид, что разминает затёкшую шею, чтобы внимательнее разглядеть мелькнувшее в толпе лицо. Аларкон слегка оттолкнулся от колонны лопатками, но, увидев, что Ротгер снова расслабляется и растекается по скамейке, прислонился обратно. Не тот.

Филипп еле слышно скрипнул зубами: да, Вальдес периодически втравливал его в какие-нибудь несанкционированные расследования или сомнительные авантюры с целью найти преступников как можно скорее. Но все потенциально опасные – читай “самоубийственные” – мероприятия обычно приберегал исключительно для себя. Так что подобная скрытность напарника ничего хорошего означать не могла.

– Просто… Держи меня в курсе, – Филипп сам поморщился от того, как беспомощно это прозвучало, и тут же сменил тон на куда более грубый: – Не собираюсь снова навещать тебя в больнице.

Ротгер открыл один глаз и, прищурившись, бросил на напарника быстрый нечитаемый взгляд.

– Девочка записывала в дневник все места, куда ходила. Её отец исчиркал всю последнюю неделю пометками: наверняка пытался повторить её путь и найти, в каком из этих мест она могла попасть в беду.

– Думаешь, нашёл? – Аларкон повернул голову налево и слегка кивнул Вальдесу на идущего в их сторону мужчину.

– Наверняка, – Вальдес плавно и почти незаметно перегруппировался на скамейке, готовый в любой момент сорваться с места. – Он обошёл все места, где побывала Алисия, посещал их в те же дни недели, что и она. Первым значится пункт сдачи крови, начну с него, завтра с утра.

– Дай знать, если я тебе понадоблюсь, – бросил Филипп, отталкиваясь от колонны и плавно обходя опознанного преступника. Тот, нервно оглянувшись, вдруг заметил вдалеке приближающегося охранника и, запаниковав, ломанулся к выходу.

Коротко ругнувшись, Вальдес одним прыжком перескочил через скамейку и рванул за ним, как обычно, предоставив напарнику демонстрировать окружающим правомерность своих действий. Аларкон со вздохом достал из кармана штатской одежды значок и, провозгласив положенное по протоколу “Стоять, полиция!”, побежал следом.

***

Олаф должен был бы испытывать все эти чувства, которые полагается испытывать человеку, встречающему близкого друга после полугодовой разлуки: нетерпение, оживление, предвкушение… Вместо этого он просто хотел спать и ощущал лишь привычное тоскливое одиночество, которое настолько, кажется, срослось с его личностью за эти полгода, что даже “ощущение” было слишком громким словом для его описания. Как негромкая фоновая музыка, ставшая настолько привычной, что на неё уже и внимания не обращают. Вместе с осознанием собственной эмоциональной несостоятельности вдобавок к одиночеству пришло такое же привычное чувство вины: даже друга не можешь встретить как следует, он ради тебя всё бросил и прилетел в чужую страну, а тебе что – плевать? На самом деле Олафу было не плевать на Адольфа – и не могло быть – просто… Просто в последнее время ему было плевать даже на себя.

Единственным, что несколько встряхнуло его в это утро, была внезапно начавшаяся прямо посреди зала ожидания погоня. Кальдмеер отстранённо наблюдал, как какой-то мужчина срывается с места и бежит к выходу, а другой мужчина, перепрыгивая скамейки и чьи-то вещи, бежит ему наперерез. Убегающий почти поравнялся с Олафом, намереваясь проскользнуть мимо него к выходу, когда Кальдмеер услышал “Стоять, полиция!” с другого конца зала и, сам не понимая, зачем это делает, в приступе какого-то дурацкого оживления – словно на миг очнувшись ото сна – резко пнул пробегающего мимо беглеца по голени. Тот не упал, но запнулся достаточно сильно, чтобы догонявший его – как выяснилось, всё же полицейский в штатском – успел подскочить и лихо заломить преступнику руки за спину. На миг полицейский обернулся на Олафа и, едва скользнув по нему взглядом, одобрительно заметил: “Отличная работа!”, а затем повернулся обратно к задержанному, чтобы с достойной серийного маньяка улыбкой выслушать, как подоспевший напарник зачитывает тому его права.

Кальдмеер внезапно поймал себя на мысли, что был бы не против остаться и понаблюдать, что будет дальше, но тут его окликнули и, обернувшись, он увидел шагающего на встречу Адольфа Шнееталя. И, к своему огромному облечению, всё же почувствовал настоящую радость от встречи с другом, несмотря на всё своё эмоционально заторможенное состояние. По крайней мере, улыбка, с которой он двинулся навстречу Адольфу, была вполне искренней.

***

Вальдес не знал, зачем похищенной девочке понадобилось сдавать кровь именно в одной из самых дорогих и респектабельный клиник столицы, но в дневнике чётко значился именно этот адрес. Наиболее вероятной была версия, что кровь сдавалась за плату: больница вполне могла себе это позволить, а значившиеся в дневнике следующими пунктами для посещения ночной клуб (записано было как библиотека, но Ротгер никогда не встречал ни одной библиотеки в том весьма сомнительном районе, на который указывал адрес), тату-салон (якобы цветочный магазин) и не расшифрованный пока магазин канцтоваров (который вполне мог ещё оказаться настоящим магазином настоящих канцтоваров) действительно требовали некоторых денежных вливаний. Было похоже, что Алисия как раз вошла в возраст подросткового бунта, но, будучи натурой педантичной и последовательной, даже этот свой бунт расписала по пунктам и внесла в расписание. В любое другое время Вальдес, прозванный Бешеным далеко не за любовь к чётким планам и графикам, с удовольствием высмеял бы подобную привычку, но сейчас она была весьма на руку следствию: оставалось только пункт за пунктом проследить путь Алисии, как это сделал её отец, и найти их обоих.

Немного настораживало, что та же самая больница значилась в ежедневнике и неделей ранее, но этот вопрос Ротгер собирался прояснить на месте. Получилось это довольно быстро: приветливая девушка-администратор с кукольной рекламной улыбкой выразила почти искреннее восхищение (Вальдес поставил бы где-то шесть-семь баллов правдоподобности из десяти) желанием Ротгера послужить на благо общества и спасти чью-то жизнь, однако, к её глубочайшему сожалению, они не могли принять кровь без предварительного всестороннего анализа, который, к счастью, можно было сделать прямо сейчас, быстро, легко и безболезненно. Процедура проверки крови перед тем, как перелить её какому-нибудь пациенту, подозрительной не казалась, но, по опыту Бешеного, любую больницу с лёгкостью можно было использоваться для проворачивания очень незаконных и очень грязных дел. Так что он послушно сдал кровь на анализ, оставил свой номер телефона для связи и бодро выбежал на улицу. Причин для бега было две: во-первых, в машине через дорогу его ждал Аларкон, чтобы отправиться обследовать место преступления; во-вторых, Вальдес выскочил из этой машины без куртки, а на улице была погода, вполне характерная для середины зимы. Он быстро сбежал по ступенькам, лихо разогнавшись, проскользил по накатанной ледяной дорожке почти до самой дороги, едва не сбив с ног двух прохожих, под осуждающий взгляд Филиппа перебежал дорогу в совершенно не предназначенном для этого месте и, запрыгнув на сидение радом с водительским, беспечно произнёс:

– Что? Мне была невыносима мысль о том, что ты здесь ждёшь меня совсем один, поэтому я торопился к тебе, как мог!

Пробурчав что-то невнятное, Аларкон завёл машину и вырулил на трассу: предстояло ещё много дел, а поругаться с Вальдесом можно было и по дороге.

***

Утро было морозным, как ему и полагалось. Настроению полагалось быть радужным, но оно на таковое и близко не походило. Кальдмеер шёл на работу в сопровождении лучшего друга, только вчера приехавшего погостить, и поговорить им было, в общем, не о чем – а такое за все долгие годы их дружбы случилось впервые. Олаф знал, что Адольфу хотелось бы узнать о том, как он теперь живёт – но рассказывать ему было особо нечего. То есть совсем нечего: после краткой экскурсии по съёмной однокомнатной квартире – не то чтобы доктор Кальдмеер за всю жизнь не накопил денег для покупки собственного жилья, просто не видел никакого смысла сейчас этим заниматься – оставалась только эта чуть более длинная прогулка к месту работы, после которой Шнееталь будет предоставлен сам себе, пока смена Олафа не подойдёт к концу. Он собирался немного осмотреться в городе, но полноценный обзорный тур по местным достопримечательностям рассчитывал получить от друга. Олаф почему-то не решился сразу ему сообщить, что так ни разу и не выбрался, чтобы посмотреть эти самые достопримечательности.

Сам Кальдмеер с удовольствием… Хорошо, может, и без особого удовольствия, но точно с интересом выслушал бы новости обо всём, что происходило в клинике после его отъезда, и на самом деле с удовольствием послушал бы, как поживают его друзья. Но круг его дриксенских друзей неизменно вращался вокруг всё той же клиники, а упоминаний о ней Адольф избегал, как чумы. Так что вчерашний вечер, после взаимного обмена “новостями”, которые не касались клиники в Дриксен и позволяли Олафу не говорить прямо: “в моей жизни не происходит вообще ничего, потому что после работы я сразу иду домой, а из дома хожу только на работу”, прошёл в несколько неловких разговорах ни о чём, и утренняя прогулка мало чем от него отличалась. Пока из ворот находившейся по пути в травмпункт больницы не выскочил какой-то человек, чуть не сбив Кальдмеера с ног. Адольф, едва успевший подхватить друга под локоть, неожиданно рассмеялся:

– Да, пожалуй, нам нужна была небольшая встряска.

Он сказал это с какими-то чересчур выразительными интонациями, как будто за его словами крылось что-то ещё, помимо очевидного, и обычно Олаф прекрасно понимал такие полунамёки. Но сейчас ему не хотелось их понимать, поэтому он с улыбкой пожал плечами и сообщил:

– Почти пришли.

Шнееталь наградил его внимательным взглядом и, попрощавшись возле дверей травмпункта, напоследок заявил:

– Я так понимаю, ты в Олларии нигде ещё не был? Я, пожалуй, куплю путеводитель и составлю нам небольшой план действий на завтра.

У Олафа было время до конца рабочего дня, чтобы поразмыслить о том, что его лучший друг – всё ещё лучший друг. Может быть, ему и необязательно всё объяснять, чтобы он понял, что происходит. Кальдмеер так и не решил, хорошо это в данном случае, или плохо.

***

Следующие два дня были у Олафа выходными, и прошли они в бесконечных походах по культурным местам Олларии: площади, памятники, набережная, старый дворец, ныне ставший музеем… Вся эта беготня внезапно заставила Кальдмеера почувствовать себя почти в центре событий. Почти живым. Они с Адольфом живо обсуждали всё увиденное, рассуждали об архитектуре зданий и о художественной ценности дворцовой утвари. Только тема клиники и событий, предшествовавших переезду Олафа в Талиг, по-прежнему обходилась стороной настолько аккуратно, что даже если бы они кричали о ней с утра до вечера – она и то бросалась бы в глаза меньше, чем теперь. Потому что чем тщательнее Шнееталь замалчивал запретную тему, тем сильнее Олафу хотелось, чтобы он уже высказал по этому поводу всё, что хотел – а судя по выражению лица Адольфа каждый раз, когда Кальдмеер упоминал свою теперешнюю работу, сказать он хотел немало. Не то чтобы это было бы так желательно услышать – на самом деле, Олаф вообще сомневался, что в принципе готов обсуждать события полугодовой давности, пусть даже и с лучшим другом. Он, скорее, хотел бы вовсе замести их под коврик и не вспоминать – ни вслух, ни даже мысленно – больше никогда. Но молчание Шнееталя было таким красноречивым, что болезненную тему хотелось уже поднять и закрыть – и забыть, – как хочется порой сорвать бинты с ещё незажившей раны – настолько сильно она под этими бинтами зудит и чешется, что пускай уж лучше болит и кровоточит. Да и, в конце концов, глупо это было: всё это топтание на одном месте и дурацкие расшаркивания – и перед кем? Перед лучшим другом. Да если с ним нельзя было поговорить о том, о чём и вспоминать-то лишний раз не хотелось – то Олаф вообще не знал, с кем тогда он может говорить.

Утром второго выходного дня, когда они направлялись в очередной музей где-то в центре города, Кальдмеер уже и в самом деле собрался поднять животрепещущий вопрос: старательно взяв себя в руки и настроившись, как перед визитом к зубному, когда заранее знаешь, что анестезии не предвидится, а зуб удалить всё равно придётся. Но не успел он сказать и слова, как Адольф, зачем-то внимательно вглядевшись в его лицо, вдруг заявил:

– Пойду воды куплю, – и с этими словами ушёл в направлении ближайшего продуктового киоска, оставив Олафа стоять в раздражённом недоумении посреди улицы.

Вокруг быстро шагали туда-сюда люди, машины то и дело сигналили друг другу и прохожим, даже птицы летали как-то особенно по-деловому – и Кальдмеер вдруг понял, что по большому счёту так никуда из своего безвременного кокона и не выбрался – просто впустил туда на время старого друга, настолько уже родного и привычного, что тот и не мог бы нарушить пресловутую “зону комфорта”, поскольку сам являлся её частью. Олаф огляделся в поисках Шнееталя, и взгляд его на пару секунд задержался на стоявшем рядом с полицейским участком человеке. Вернее, на самого человека Кальдмеер внимания почти не обратил – занимательной была скорее книжица в его руках. Она была возмутительно ярко-розового цвета, переливалась на утреннем солнце всеми украшавшими обложку стразами и выглядела ужасно нелепо в руках одетого по полной форме полицейского. Это почему-то подняло настроение и вызвало невольную улыбку. Олаф даже ухитрился выкинуть из головы, что на самом деле испытал немаленькое облегчение оттого, что ему не пришлось заводить тот разговор с Адольфом. И что Адольф абсолютно точно ушёл от разговора нарочно.

***

Утренняя “летучка” начиналась, как всегда, и сперва никто ничего необычного не заметил. Главным образом, потому, что Вальдес влетел в кабинет в последнюю секунду, когда Альмейда уже начал свою речь (со слов “Вы что себе, паршивцы, позволяете”, которые по частоте употребления лишь немногим уступали всем известным “Вальдес, какого хрена”), и молча сел на своё место, не забыв ослепительно улыбнуться коллегам. Это молчание никого не удивило: в конце концов, только самоубийца стал бы перебивать Рамона, собравшегося устроить выволочку подчинённым, в очередной раз проигнорировавшим совершенно, по их мнению, излишние бюрократические правила оформления документов.

Было несколько необычно, когда во время скоростного обсуждения текущих расследований других команд Ротгер не вставил ни единого комментария, однако и это в основном осталось без внимания. Но когда дошла очередь до команды Вальдес-Аларкон, а Бешеный предоставил Филиппу отчитываться обо всех розыскных мероприятиях самостоятельно – хотя обычно устные доклады делал Вальдес, а Аларкон отдувался за них обоих в письменных отчётах, – все начали подозревать неладное. Луиджи то и дело недоумевающе крутил головой в сторону Ротгера, Антонио и Себастьян обменивались красноречивыми взглядами, а Хулио пытался через стол потыкать в Вальдеса ручкой, чтобы убедиться, что тот всё ещё жив. Вальдес мстительно запустил в ответ карандашницей, спёртой со стола Альмейды, пока тот не видел, и гадко ухмыльнулся, когда в краже канцелярских принадлежностей был обвинён Салина. Но так и не произнёс ни слова до самого конца совещания, которое несколько выбилось из обычных пятнадцати минут, поскольку Рамон собирался обсудить план готовящейся операции. Но даже во время этого Вальдес, всегда живо участвовавший в подобных обсуждениях, не издал ни единого более членораздельного звука, чем “Угу” или “Мхм”. Преисполненный самых нехороших подозрений, но, к сожалению, снова сидящий слишком далеко, Аларкон был вынужден ограничиться испепеляющими взглядами в сторону напарника, что было примерно так же действенно, как антикомариный спрей против слона. В конце концов, дождавшись, пока Альмейда посмотрит в другую сторону, Филипп, поймав взгляд Вальдеса, как можно более выразительно и чётко произнёс одними губами:

“В чём дело?”

Бешеный, явно получающий немалое удовольствие от всеобщего недоумения, улыбнулся особенно широко и помахал перед собой розовым дневничком, с которым в последние несколько дней не расставался. Аларкон успел уже бегло ознакомиться с содержимым и был в общих чертах знаком с намечающимся курсом расследования.

“Канцтовары?” – всё так же беззвучно и ещё более недоумённо переспросил он, потому что именно этот пункт был в плане Ротгера на вчерашний вечер. Филипп был почти уверен, что магазин канцтоваров в дневнике примерной – (или почти примерной, учитывая ночной клуб и тату-салон) дочери и круглой отличницы – это именно магазин канцтоваров.

Вальдес ответил на вопрос, сделав несколько жестов руками и сопроводив их совершенно неподражаемой мимикой.

“Серьёзно? Они её вспомнили?” – это объясняло радостное возбуждение Ротгера, но не его упорное молчание. Аларкон уже собирался уточнить, что за заведение скрывалось под кодовым названием «Канцтовары» в дневнике Алисии, но тут их невербальный разговор был прерван громким:

– Я вам тут не очень мешаю?! – Альмейда раздражённо швырнул на стол папку с делом. – Бешеный, тебе есть, что добавить к плану операции?

Судя по выражению лица Бешеного, ему очень даже было что добавить, но, к его глубочайшему сожалению, сделать это он был по каким-то причинам не в состоянии. Филипп почти целую минуту наслаждался быстрой сменой выражений на лице Вальдеса, бурно жестикулирующего в попытках донести свою мысль до окружающих. Не дожидаясь, пока Рамон окончательно потеряет терпение, Аларкон всё же соизволил перевести на человеческий язык замечания напарника:

– Он думает, что группу захвата надо увеличить в полтора раза и разделить на две подгруппы.

Альмейда нахмурился, но оставил всю эту пантомиму без комментариев, сосредоточившись на деле и внеся коррективы в план операции. Лишь когда совещание было окончено, он откинулся на спинку стула и едко заявил:

– Всех нас безумно радует царящие в вашей команде гармония и взаимопонимание, но всё-таки, Бешеный, что случилось с твоим длинным языком?

Вальдес, уже успевший переместиться к выходу, оглянулся и, совершенно по-мальчишески ухмыльнувшись, вдруг высунул язык.

– Пирсинг?

– Вальдес!

“Жду тебя на улице”, – одним быстрым жестом просигнализировал Ротгер, прежде чем скрыться за дверью.

Что и говорить, он всегда знал, как произвести впечатление. Филипп тяжело вздохнул и, пожав плечами с видом “Откуда мне-то знать, это ж Вальдес!”, пошёл догонять напарника. Тот действительно обнаружился на улице: стоял, уткнувшись в дневник, и делал там какие-то пометки карандашом, не обращая внимания на то, как пялятся на него некоторые прохожие.

– Ну и на хрена ты его сделал? – осведомился Аларкон.

Ротгер оторвался от созерцания дневника, поднял голову, подмигнул и произнёс одними губами: “Конспирация”.

Кто бы сомневался.

– Так она что, сделала пирсинг? В этих “Канцтоварах”.

Вальдес неопределённым жестом и лёгким покачиванием головы: “Хотела, но побоялась”.

– Думаешь, они как-то связаны с похищением?

“Нет”, – довольно категорично отреагировал Ротгер.

***

Конечно, это всё было довольно предсказуемо: удовольствие Аларкона от того, что вечно болтающий без умолку Вальдес пару дней не мог говорить, обязательно должно было быть испорчено необходимостью переводить его невербальные методы разговоров для окружающих. Да можно подумать, это было так уж сложно: понять, что Бешеный имел в виду, когда насмешливо улыбался, закатывал глаза и делал все эти довольно выразительные жесты руками! Впрочем, эти соображения Филипп был вынужден держать при себе после того, как в сердцах поделился ими с Луиджи и был награждён краткой, но весьма прочувствованной речью о том, как это здорово, что они с Вальдесом такая отличная команда и так близки, что понимают друга без слов. Особенно раздражало то, что это был Луиджи – а не какой-нибудь Салина, к примеру, – и говорил он совершенно искренне, без присущего остальным работникам их отдела ехидства. Но больше всего Аларкона бесил тот факт, что на самом деле Ротгера можно было понять без слов только тогда, когда этот кошкин сын хотел, чтобы его поняли и услышали. При кажущейся полной открытости – даже болтливости, – этот человек умудрялся никогда не рассказывать о себе ничего по-настоящему важного или личного, подпуская к себе окружающих ровно до им самым проведённой границы – а за её пределы никому хода не было. Серьёзно, Филипп в отделе считался самым близким другом Вальдеса – и это было, в общем, правдой: ближе, чем напарника, Ротгер ещё никого к себе не подпускал, и, может, именно благодаря этому Аларкон точно знал, что на самом деле Бешеный не подпускает близко вообще никого. Никогда. И именно осознание этого заставляло Филиппа так злиться, когда остальные делали замечания по поводу их с Вальдесом якобы близкой дружбы.

Как бы то ни было, за годы сотрудничества Бешеный хотя бы научился просить напарника о помощи, когда это было необходимо. Так что он, совершенно не стесняясь, потащил Аларкона после смены в ночной клуб, значившийся одним из пунктов в дневнике Алисии. Вальдес торопился, это было видно: будь его воля, он оббежал бы все помеченные исчезнувшим (теперь уже официально, 35-отдел наконец-то опомнился и открыл дело после того, как к ним обратились коллеги потерпевшего) Леонардом Престоном места за один день. Но во всех них работники сменяли друг друга, работая посменно, и имело смысл заявиться туда в тот же день недели, в который это сделала Алисия – хотя бы потому, что именно так поступил её отец, и это, похоже, сработало. Кроме того, их собственные полтора десятка текущих расследований никто не отменял, к тому же Ротгер, не обладающий в данном случае никакими полномочиями, вынужден был работать под прикрытием, притворяясь во всех посещаемых местах клиентом. Хотя это ему было даже удобнее, они и раньше, бывало, так поступали со своими расследованиями: один допрашивал свидетелей и подозреваемых официально, как полицейский, а другой – прикинувшись клиентом, или соседом, или прохожим – по ситуации. В общем, торопился Вальдес со всем возможным старанием, и всё равно, кажется, считал, что торопится недостаточно. Ночной клуб был пустышкой – хотя Филипп походя успел засечь и взять на заметку пару каналов сбыта наркотиков, Вальдес, внимательно присмотревшись к указанным людям и взвесив что-то в своей непостижимой голове, решил, что с похищенными подростками они не связаны. Ротгер, вероятно, тут же понёсся бы проверять последний пункт из списка – полулегальный тату-салон, – наплевав даже на соблюдаемую очерёдность, если бы Аларкон вовремя не остановил его – буквально, схватив за плечо уже на ходу – и не показал на часы. В три часа ночи салон уже явно был закрыт. Да и до начала рабочего дня оставалось всего ничего, а спать на утренней летучке Альмейда почему-то категорически запрещал.

– Надеюсь, ты хотя бы татуировку в целях конспирации набивать не станешь, – проворчал Филипп, прощаясь с напарником до утра.

Вальдес предсказуемо промолчал, но всем своим видом показывал, что ничего не обещает и вообще он, может, всю жизнь мечтал о татуировке. Спорить Аларкону не хотелось, и он отправился домой, спать.

***

Домой в этот раз возвращались почти ночью: день выдался насыщенный. Настолько насыщенный, что Кальдмеер на целый этот день ухитрился позабыть и о собственном всепоглощающем одиночестве – какое, в самом деле, может быть одиночество, когда тебе целый день приходится болтаться в толпе незамолкающих туристов? – и об окружающих его холоде и отчуждённости, и о чувстве вины; и о том, что Адольф нарочно и раздражающе умалчивает о событиях, это чувство вызвавших; и о том, что Адольф завтра улетит, и тогда всё это вернётся обратно, быть может, с удвоенной силой. Но сейчас у Олафа немилосердно гудели находившиеся за день ноги, болела напичканная разнообразными культурно-историческими фактами голова и начинало слегка побаливать горло – то ли от морозного зимнего ветра, то ли от разговоров, переставших за последние полгода быть чем-то привычным. В общем, Кальдмеер чувствовал себя прекрасно, и думать о завтрашнем дне ему не хотелось, но стоило этой мысли прийти в голову, как завтрашний день тут же безмолвной тенью повис где-то на периферии сознания. К счастью, мрачные мысли тут же разогнал Шнееталь. Ему тоже не очень хотелось думать о завтрашнем дне, потому что оставлять друга одного в состоянии глубокой депрессии он не хотел, а остаться подольше никак не мог – отпуск истекал. Безопасные темы для разговоров были почти исчерпаны, поэтому Адольф, оглядевшись вокруг, сказал первое, что пришло ему в голову:

– Почему ты поселился в таком районе?

Район был, откровенно говоря, так себе. На любителя. Причём Олаф таким любителем точно не был: прямо сейчас они проходили мимо довольно обшарпанного ночного клуба, сразу за углом был какой-то не совсем легальным тату-салон, через улицу – бар, настолько грязный, что даже тараканы брезговали бегать там по полу… Кальдмеер в ответ только пожал плечами, потому что разумного объяснения у него не было. Не говорить же другу, что он поселился здесь, потому что это объявление первым попалось на глаза, а ему было до такой степени всё равно, где жить, что он даже не обратил внимания на район. Шнееталь, впрочем, понял это и сам. Они слегка посторонились, пропуская в сомнительный клуб двух явно спешащих людей, и пошли дальше. Думать о завтра всё ещё не хотелось.

***

– Где тебя носит?! – сердито рявкнул Филипп, едва взяв трубку зазвонившего телефона. Он имел все основания сердиться: Вальдес пропустил утреннюю планёрку и не отвечал на звонки, так что напарнику пришлось его отмазывать, сославшись на срочные оперативные мероприятия.

– Я их нашёл, это точно они, – торопливо проговорил Ротгер. – Надо брать, пока не поздно.

– Подожди-подожди, кто эти “они”? Похитители подростков? Где ты их нашёл?

– Не только подростков. Я с утра забежал в тату-салон. Алисия Престон у них, и Леонард наверняка тоже.

– Почему ты так уверен? – Аларкон, секунду подумав, отставил в сторону папки с текущими делами и запустил полицейскую базу данных в компьютере.

– Они взяли у меня анализ крови. Кому вообще нужен анализ крови в тату-салоне?

– …И это что, всё? Все твои аргументы? – возмутился Филипп.

– Не все, я тут подслушал пару разговоров и спёр кое-какие документы… В общем, у них есть склад где-то на окраине города, думаю, думаю, там они всех и держат…

– Зачем? – Аларкон быстро прикинул в уме все возможные варианты и выбрал самый вероятный: – Нелегальная пересадка органов?

– Скорее всего. Так что там насчёт группы захвата?

Филипп устало размял пальцами виски, но предчувствие надвигающихся неприятностей от этого никуда не исчезло.

– Рохелио, ты же понимаешь, что просто так нам группу захвата никто не даст, даже если Альмейда поверит тебе на слово? Нужны веские доказательства, иначе наши действия будут считаться противозаконными.

– Придумай что-нибудь, времени мало, надо торопиться, – заметно повеселевшим голосом отозвался Бешеный. Если Аларкон сказал “нам”, значит, уже вовсю думает над решением проблемы, а не пытается убедить напарника отказаться от задуманного.

– Почему? Что изменится от того, что мы передадим наводку 35-му участку и дадим им сделать свою работу? – ворчливо отозвался Филипп. – Дай мне адрес этого салона, посмотрю, что у нас есть на его владельца.

– Сейчас скину. Я не знаю, почему, просто предчувствие.

– Понял. Глаз с них не спускай, если что нароешь – дай знать, – Аларкон тяжело вздохнул и окончательно убрал со стола папки с официальными расследованиями. Знал он эти вальдесовы предчувствия. Жаль только, что на суде их в качестве доказательств не принимали.

– Спасибо, Липпе, – искренне улыбнулся Ротгер перед тем, как повесить трубку.

***

Плотину прорвало следующим же утром. Олаф и Адольф мирно позавтракали, обсуждая план действий на оставшееся до рейса время, затем Шнееталь упаковывал вещи, а Кальдмеер передавал сувениры для дриксенских – а других у него и не было – друзей, и всё шло замечательно, пока Адольф, упаковывая последний сувенир в сумку, не заявил:

– Почему бы тебе не вернуться обратно?

– Ты ведь прекрасно знаешь, почему, – Олаф тяжело сел на диван, избегая смотреть другу в глаза.

Шнееталь сердито дёрнул молнию на сумке и рявкнул:

– Знаю, но твои причины, если подумать, яйца выеденного не стоят! Ты не виноват в том, что случилось, это был технический сбой, такое случается!

– Не в мою смену! – Олаф очень редко повышал на кого-то голос, так что Шнееталь мог бы даже собой гордиться, если бы не был так зол. – Я должен был всё проверить, прежде чем начинать оперировать человека, обречённого на верную смерть под моим ножом!

– Ты так говоришь, как будто ты убил его!

– Так оно и было!

– Нет, не было! Система вышла из строя, ты не виноват в этом, ты всё делал правильно, – Шнееталь на минуту замолчал, а затем продолжил уже куда более спокойным, почти просящим тоном: – Олаф, ты был лучшим хирургом в нашей клинике, люди в очередь становились, чтобы к тебе на операцию попасть, ты не можешь позволить одной ошибке поставить крест на всей твоей карьере!

– Моя блестящая карьера не стоит отнятых человеческих жизней, – упрямо отозвался Кальдмеер. – Тем более – детских…

– Ты – врач, блестящий хирург, твой долг – помогать людям, а не сидеть и упиваться самобичеванием.

– Я помогаю людям, – Олаф чуть иронично изогнул одну бровь. Адольф хорошо знал этот взгляд. Он означал, что его лучший друг будет стоять на своём до конца, какие бы аргументы ему ни приводили.

– Да, конечно. В травмпункте, – горько бросил Шнееталь. – Это не твой уровень, и ты это знаешь. Решил сам себя наказать, раз уж медицинскую дисциплинарную комиссию так и не собрали?

Вместо ответа Кальдмеер молча вытянул вперёд правую руку с зажатым в ней на манер медицинского скальпеля карандашом. С другими предметами в руке такого эффекта не наблюдалось – иначе Адольф заметил бы раньше – но именно в таком положении пальцев рука заметно подрагивала. Недостаточно, чтобы это отражалось на выполнении любых действий с крупными и мелкими предметами в руках. Смертельно, если эти действия были связаны с оперативным вмешательством в человеческое тело.

– Я не могу больше оперировать, – спокойно припечатал Олаф.

– Это психосоматика, – отозвался Адольф, хотя уже понял, что спор безнадёжно проигран.

– Знаю. Но она не проходит.

Спрашивать о посещении психотерапевта было, понятное дело, бессмысленно. Видеть прежде такого уверенного в себе и деятельного руководителя хирургическим отделением крупной клиники сдавшимся, замкнувшимся в себе, находящимся в состоянии глубокой депрессии бесплатным доктором из травмпункта – было и вовсе невыносимо. Шнееталь глубоко вздохнул, выдохнул и на выдохе услышал:

– Раз уж мы теперь разговариваем на тему клиники, расскажи мне, как у вас там дела.

Это он мог, да. Хотя и сильно сомневался, что Олафу от этих рассказов станет хоть немного легче.

***

На заброшенный склад Ротгер вышел, сев на хвост двум парням из тату-салона: те, под предлогом оказания первой помощи, увели с собой девушку, которой неожиданно стало плохо спустя всего несколько уколов иглой. Он занял не слишком удобную, но зато достаточно скрытную позицию в близрастущих кустах и какое-то время наблюдал за складом снаружи: видел, кто входил и выходил, как расположены двери и окна, в какую сторону бандитам будет проще всего удирать и где лучше поставить засаду. Вальдес почти физически мог почувствовать, как время утекает сквозь пальцы: действовать надо было как можно скорее, он и без того потерял время на наблюдение за тату-салоном. Но, к сожалению, штурмовать склад с таким количеством запасных выходов было затеей довольно бессмысленной, и даже Бешеный это понимал, так что приходилось, сцепив зубы, ждать. Не в последнюю очередь потому, что Филипп обещал сделать невозможное, чтобы убедить Альмейду отправить сюда людей, не дожидаясь появления более веских оснований.

Группа захвата – даже две: родная, из Центрального отделения, и дополнительная, из 53-го участка – успела вовремя: терпение Вальдеса как раз подошло к концу, так что он уже прикинул план действий и собирался начинать штурм заброшенного склада в одиночку – за что после непременно получил бы от Альмейды незабываемых люлей. Если бы выжил, конечно. Прибывший на место Рамон, явно разгадавший неосуществлённые намерения Вальдеса, издалека погрозил ему кулаком и махнул рукой – присоединяйся, мол, сам знаешь, что делать. Вальдес, конечно, спорить не стал и послушно присоединился. Пока начальник быстро распределял людей по группам, чтобы оцепить здание, Ротгер огляделся в поисках напарника.

– Да тут я, тут, – среагировал на его движения Аларкон, выныривая из-за чьей-то спины. – Бронежилет надень, придурок, куда ты собрался в таком виде?

– Как тебе удалось притащить сюда столько народа? – полюбопытствовал Вальдес, с отвращением глядя на протянутый напарником бронежилет. К нему Бешеный относился как ненужному, но, к сожалению, обязательному аксессуару, за отсутствие которого во время операции Альмейда мог на месяц перевести сотрудника на бумажную работу.

– Порылся в кое-каких документах, нарыл несколько нарушений, натравил на салон проверку… – Филипп успел сделать довольно много, пока Ротгер занимался слежкой и тренировкой выдержки, так что теперь закономерно гордился достигнутыми результатами. Но тут Альмейда командовал начало штурма, и сразу стало не до разговоров. Бешеный, быстро кивнув, скрылся с глаз, чтобы в следующий момент объявиться в самой гуще событий.

Предчувствия не обманули Вальдеса: им действительно было, куда торопиться. Леонарда Престона вытащили буквально из-под ножа бандитского хирурга, который как раз собирался извлечь из него вторую почку. Первую, как позже выяснилось, у чересчур проницательного отца оттяпали пару дней назад. Леонард сидел в машине подоспевшей скорой помощи и ничего не соображающим взглядом наблюдал за тем, как из страшного склада одного за другим выводят сперва разоружённых и деморализованных преступников, а затем и их жертв. Последних было десять человек – и не только подростков: не считая освобождённого самым первым Леонарда, там было ещё трое взрослых. У шести из пострадавших уже не хватало как минимум одного внутреннего органа, и преступники явно не собирались останавливаться на достигнутом. Вальдес, вышедший со склада вслед за ними, быстро оглядел всех освобождённых, будто пересчитывая их, развернулся и рванул обратно мимо слегка опешивших оперативников из 35-го отдела, пробормотав сквозь зубы что-то о пропущенной комнате.

Впоследствии никто не мог толком объяснить, как так случилось, что целых четыре оперативника и два врача скорой помощи проворонили момент, когда Престон сорвался с места и вбежал на склад следом за Вальдесом. Аларкон был занят внутри в одной из комнат, где проводились нелегальные операции, так что он успел только на ходу осведомиться у проносящегося мимо Бешеного, куда тот так торопится, и получить быстрый ответ:

– Здесь не все пропавшие. Куда-то они должны были девать тела.

Прошедшего следом Леонарда Филипп не заметил. Пока не услышал неподалёку, в одной из соседних комнат, его громкий крик:

– Алисия! Алисия? Они обещали, обещали мне, что я смогу её увидеть, если буду слушаться… Где… Почему… Моя бедная девочка… Зачем всё это…

А затем последовали звуки борьбы и резкий оклик Вальдеса:

– Стой! СТОЙ!..

…Чуть дальше по коридору, за неприметной маленькой дверцей под лестницей была небольшая холодная комната, где как попало, в одну общую кучу были свалены “отходы производства” – выпотрошенные тела, лишённые всех имевших какую-то ценность внутренних органов. Их было не слишком много – то ли банда орудовала недавно, то ли они избавлялись от тел партиями. Сцену, развернувшуюся возле самых дверей, легко можно было понять совершенно неправильно: со стороны всё выглядело так, будто Вальдес душит несчастного убитого горем отца. Однако кровь, заливавшая всё вокруг: пол под ними, лицо, одежду и руки Вальдеса, а также выпавший из ослабевший руки Престона медицинский скальпель, расставляла всё по местам: Ротгер зажимал фонтанирующую кровью рану на шее. Зажимал отчаянно, сильно, матерясь сквозь зубы и ругая, на чём свет стоит, спятившего самоубийцу. Ещё не замечая, что глаза самоубийцы стекленеют, а руки, беспомощно скребущие по полу, замирают. Филипп не успел ничего сказать – его оттеснили в сторону присланные подоспевшим Салиной медики, а потом пришлось спешно вернуться к работе.

В следующий раз он увидел напарника уже на улице. Вальдес с отсутствующим – как никогда потерянным и ранимым видом – смотрел на удаляющиеся машины скорой помощи, на которых уезжали девять освобождённых пленников. Скрипнув зубами, Аларкон подошёл и тяжело опустил руку на плечо Бешеного. Он не особо знал, как говорить таким Вальдесом, но намеревался попытаться.

- Рохелио…

Вальдес обернулся и наградил напарника беспечной улыбкой. Момент был упущен.

– Я в порядке.

Ну конечно.

– Ты не можешь спасти всех.

– Я знаю, – Ротгер продолжал улыбаться и каким-то чересчур рассеянным жестом провёл рукой по лицу, удивлённо посмотрев после этого на ладонь. Словно только что сообразил, что весь перепачкан кровью.

– Медики осмотрели тела. Алисия была уже мертва, когда ты начал расследование. Ты ничего не мог сделать, – Филипп протянул Вальдесу платок. Тот был слишком маленьким, чтобы принести существенную пользу, но Ротгер всё равно принялся вытирать им руки.

– Знаю. Сказал же, я в порядке, – улыбка на окровавленном лице Бешеного выглядела жутко и как никогда сильно напоминала звериный оскал. Спорить с ним, как и всегда, не было никакого смысла.

– Вальдес, отправляйся домой, ты похож на выходца, – велел подошедший незаметно Альмейда.

– Я отвезу, – вздохнул Аларкон, сдаваясь. Ротгеру явно не стоило ездить на своём мотоцикле в таком виде. И оставаться одному в таком состоянии. Впрочем, последнее Бешеного не волновало: весело поблагодарив напарника, он исчез за дверью своей квартиры прежде, чем ему успели навязать компанию. Как проделывал множество раз до этого. И как будет поступать в каждом последующем подобном случае.

***

Кальдмеер провожал Адольфа взглядом, пока тот не скрылся в посадочном коридоре, взмахнув рукой напоследок.

“Тебе нужно встряхнуться, Олаф. Действительно нужно, в таком анабиозе ты долго не протянешь. Я хотел бы что-то сделать, чтобы вытащить тебя из этого состояния, но я не могу. Не знаю, кто смог бы”, – печально сказал он на прощание. Олаф понимал, что друг прав, но не особо знал, что с этой правдой делать. Он даже не чувствовал себя несчастным. Было неловко за то, что Адольфу пришлось видеть его таким и переживать за него, – но это всё, других эмоций не было. Ни обиды, ни злости, ни горечи – ни-че-го.

Медленно и напряжённо Кальдмеер добрался до своего неблагополучного района и так же медленно и напряжённо побрёл домой. Мимо наркоманского притона, официально известного как цветочный магазин, мимо обшарпанного ночного клуба, мимо тату-солона, у которого стояло целое скопище полицейских машин – видимо, хозяева наконец-то попались на горячем. Такая картина была на этой улице не редкостью, так что Олаф едва обратил на это внимание. Мороз становился довольно ощутимым, небо затянулось свинцовыми тучами – ночью, скорее всего, пойдёт снег. Кальдмеер поплотнее запахнул воротник куртки и равнодушно прошёл мимо полицейской машины. Завтра с утра его ждала очередная смена в травмпункте. А затем ещё одна, и ещё… До бесконечности. Он сильно сомневался, что в ближайшее время в его безрадостной жизни светят хоть какие-нибудь перемены.

***

В ночном клубе “Астэроид” было, как обычно, шумно и весело. Вечера здесь начинались довольно рано для ночного клуба, но длились, как и полагается, до самого утра. Восемь хостес – они называли себя “астэрами” – развлекали гостей танцами, песнями и разговорами. Девятая – Клио – была дежурной за баром, и сейчас наблюдала за гостями, автоматически перетасовывая в руках колоду гадальных карт – гадание гостям было одной из изюминок их заведения. Клио приветливо улыбнулась постоянному гостю. Ротгер Вальдес только что закончил зажигательный танец с Терпсихорой и Талией – они всегда были его любимицами – а затем, заразительно улыбаясь, подошёл к барной стойке и весело подмигнул:

– Здравствуй, милая. Мне как обычно.

Клио, оперевшись руками о стойку и чуть наклонившись вперёд, заговорщически прошептала:

– “Как обычно” сегодня нет. Может быть, через недельку.

Вальдес в ответ рассмеялся. Почти никто здесь не знал, что Ротгер Вальдес – полицейский, а астэры из ночного клуба – его постоянные осведомители о новостях преступного мира.

– Что ж, ничего не поделаешь. Тогда только ведьмовку.

Клио задумчиво перетасовала карты и принялась выполнять заказ. Мельпомена, подошедшая, чтобы оставить поднос с пустыми рюмками, печально взглянув на Ротгера, легко прикоснулась к его руке:

– Снова окружаешь себя людьми, чтобы побыть в одиночестве?

Вальдес в ответ улыбнулся ещё шире, чуть прикрыв выдававшие его глаза:

– Я просто наслаждаюсь вечером.

Он отошёл на минуту, чтобы ответить на звонок, а когда вернулся, его заказ уже ожидал на стойке, а Клио, погрузившись в свои мысли, раскладывала на столешнице карты.

– На кого гадаешь?

– На тебя, дорогой, – астэра рассеянно переложила несколько карт.

– Не то чтобы я хотел знать о своём будущем, – совершенно не сердито хмыкнул Ротгер. – Предпочитаю создавать его сам.

– Да, я помню. Просто вечер такой… – Клио резким движением смела все карты в руку. – Иногда судьба сама стучится, и тогда вовсе не важно, искал ты её или нет. Но сменим тему, если ты так хочешь. Кто звонил?

– А, из больницы, где я сдавал анализ крови. Нужно будет завтра забежать за результатами, – беспечно отмахнулся Вальдес и протянул пустую рюмку. – Повтори.

Клио, с необъяснимо печальным вздохом отложив в сторону карты, повторила заказ. Подбежавшая к бару Талия обхватила своего любимого гостя за плечи, откуда-то сбоку тут же выпорхнула Терпсихора. Утро наступит неизбежно, хотят они того или нет. Но пока что был ещё только вечер, и вечер этот должен был запомниться весёлым.

Вопрос: Погладить автора?

1. Да :3		23	(100%)
Всего:		23

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, фанфики, Олаф Кальдмеер

---

Правила выживания в диких условиях, Правила 8-13

Первый пост закончился, так что делаю новый)

Название: Правила выживания в диких условиях
Фандом: Камша Вера, "Отблески Этерны"
Размер: макси/слов 16591
Пейринг/Персонажи: приддоньяки, вальдмееры, и прочие люди, засветившиеся в первой части.
Категория: джен
Жанр: Юмор, Пародия, AU, Стёб
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: специфический упоротый юмор
Статус: завершён
Краткое содержание: Если вы оказались в неизвестном месте без каких-либо следов цивилизации – не паникуйте. Вам всего лишь нужно соблюдать несколько простых правил, и всё будет хорошо. Или нет.
Дисклеймер: не моё, выгоды не извлекаю, поиграюсь и верну.
Примечание: Является сиквелом к фанфику "В тесноте, да не... Хотя да, в обиде", без прочтения первой части вы мало что поймёте)

Читать Правила 1-7

Правило восьмое: разделите еду так, чтобы хватило на всех.

Правило восьмое: разделите еду так, чтобы хватило на всех.

~Опушка леса, берег реки~
Все едят жареную рыбу и зайчатину, запивая супом из водорослей с лапшой.

у костра
Робер *вертит в руках плетёную чашку с супом*: Это просто произведение искусства!
Марианна *ревниво*: Ты ешь лучше, а то суп остынет.
Айрис: А кто эти чашечки так красиво сплёл?
Луиза *разливая суп по чашкам*: Я думала, это ты.
Айрис: Нет, их кто-то возле костра положил.

в стороне, под большим деревом
Альдо *громким шёпотом*: …и вот когда их бдительность окончательно ослабнет, тогда мы и…
Ричард *ещё более громким шёпотом*: И эра Августа надо предупредить! Он вон как в роль вжился!

у костра
Штанцлер: А налей мне ещё супа, доченька!
Матильда: Сколько раз тебе повторять: я не твоя дочь!
Бонифаций: И мне подлей сего пойла, дочь моя.
Сильвестр *невозмутимо подливает себе супа сам*.

в стороне, под большим деревом
Альдо: И Робер должен быть за нас. Надо будет подать ему сигнал об атаке.
Ричард: А потом отыскать Её Величество! Алвы тоже нигде нет, наверняка он её схватил и держит где-то в плену!

с другой стороны дерева
Чарльз: Интересно, они правда думают, что их никто не слышит?
Марсель *флегматично поглаживая Котика по голове*: Ага.
Чарльз: А ты чего не ешь?
Марсель: Я занят. Я думаю.
Чарльз: О чём это?
Марсель *занят. Думает.*

у шалаша
Арно *режет шляпу ножом*.
Жермон: Что это вы такое делаете, теньент?
Арно *бодро*: Да вот, исполняю условия спора.
Жермон: Так это шляпа? Не узнал её в таком виде.
Валентин *устало*: Когда вы будете умирать от отравления, помните, что я предупреждал вас.
Райнштайнер: Как любопытно. Насколько я помню, вы, теньент, уже исполнили условия данного спора. Или вы успели проспорить ещё одну шляпу?
Ульрих-Бертольд *с неодобрением*: Фас нитщему не учат фаши ошипки, молотой челофек?
Валентин: Так вы спорите на свои шляпы со всеми подряд, теньент?
Арно *саркастично*: Неееет, что ты, ты у меня единственный.
Райнштайнер: Очень любопытно.

в шалаше
Кальдмеер *обеспокоено глядя на Руппи*: Вы уверены, что с ним всё будет в порядке?
Вальдес *беспечно*: Да что ему сделается, я у Бонифация спрашивал, чем они его напоили. Наши моряки и не такое пьют.
Кальдмеер *ещё более обеспокоено*: Вот именно, если он после этого пойла станет, как ваши моряки…
Вальдес *ещё более беспечно*: То больше ему никакое пойло никогда не навредит!
Кальдмеер: Мне всё-таки кажется, что он ещё чего-то наглотался.
Руппи *спит беспробудным сном*.

у костра
Арлетта *брезгливо*: Мне что-то упало прямо в суп!
Эмиль и Лионель: Оно шевелится?
Арлетта *подозрительно*: А если да, то что?
Эмиль: Значит, можешь считать это мясом и есть спокойно.
Арлетта: А если нет?
Лионель: Тогда это витамины. Ешь спокойно.

в стороне
Котик *тянет Марселя за штанину*.
Марсель *меланхолично*: Куда ты меня тащишь?
Давенпорт: К костру, кажется. Можно, я с вами не пойду? Там этот… маршал.
Марсель *встрепенувшись*: Алва?
Давенпорт *кисло*: Савиньяк.
Марсель *разочарованно*: Ааа.

у шалаша
Райнштайнер: Значит, с твоей точки зрения, Герман, ты только что получил ранение в бедро; с точки зрения теньента Сэ оно должно было уже зажить, а с точки зрения полковника Придда теньент Сэ только что вернулся из дриксенского плена, верно?
Арно: Из какого ещё плена?!
Валентин *флегматично*: Из дриксенского.
Вальдес *выходя из шалаша и присаживаясь рядом*: А с точки зрения адмирала Кальдмеера, он всё ещё в плену у меня.
Кальдмеер *выглядывая из шалаша*: По-моему, это с вашей точки зрения я почему-то всё время у вас в плену.
Жермон: Это бред какой-то.
Вальдес: Да нет, это просто таймлайны разные.
Все: Что?
Вальдес: Что?
Валентин *под шумок утаскивает шляпу и забрасывает её далеко в кусты*.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Катарина: Нет, это я тоже есть не буду!
Арамона: Тогда что вам принести?
Катарина: Нормальной еды!
Зоя: Да где мы её возьмём в лесу?!
Катарина *наставительно*: Лес – это огромный источник пищи. Ищите!
Арамона: Почему мы вообще её слушаем?
Зоя: Не знаю. Она сказала, что мы обязаны о ней заботиться после того, как чуть не напугали до смерти.
Арамона *уныло*: Почему-то звучит логично.

~Опушка леса, берег реки~
Все заканчивают есть и подтягиваются ближе к огню.

Ричард *усаживается справа от Штанцлера, говорит шёпотом*: Эр Август, мы должны поговорить.
Альдо *усаживается слева от Штанцлера, говорит одновременно с Диком*: А у вас отличная маскировка, я вас поначалу недооценивал.
Штанцлер: Ну что вы *зевает*, я всего лишь простой честный лапшичник *зевает*, и теперь… хррррр…
Ричард: Эр Август!
Альдо *восхищённо*: Превосходная маскировка, он будет отличным шпионом в стане врага.
Ричард: Я всегда в вас верил, эр Август!
Штанцлер *крепко спит*.

Бонифаций *тоскливо тряся свою перевёрнутую пустую флягу*: Пища насущная – это, конечно, замечательно, но если бы её было чем запить…
Матильда: Тебе лишь бы напиться, боров старый… Но да, выпить бы сейчас не помешало.
Остальные *согласно кивают*.
Вальдес *подходя к костру и присаживаясь*: Вот у меня была припрятана бутылка отличного вина, но кое-кто *косится на Кальдмеера* израсходовал его совершенно впустую.
Кальдмеер *садится рядом с Вальдесом*: Во-первых, не впустую, а для вашего блага, хватит дуться. Во-вторых, это была не моя идея, а маршала Алвы.
Марсель *немедленно подлетая к костру*: Вы сказали Алвы? Где он?!
Остальные *оживлённо подсаживаются ближе*.
Вальдес *пожимая плечами*: Не знаю, он ушёл потом куда-то вместе с собакой. Кто знает, в какую дыру его в этот раз занесло.
Котик *скулит*.
Марсель: Точно! Дыра! *уносится куда-то в сторону леса*.

Бонифаций *наставительно*: Напрасная трата драгоценной живительной влаги – есть поступок дурной и злонамеренный.
Кальдмеер *косясь на пропитанную кровью рубашку Вальдеса*: Я бы не стал называть её напрасной.
Вальдес *радостно*: Она напрасная, если больше эту драгоценную влагу взять негде.
Валентин: Вообще-то, есть тут одно болото…
Арно *шёпотом*: А ты знаешь толк в издевательствах. *Вслух*: А все, кто служил в Торке, умеют гнать самогон вообще из чего угодно.
Лионель *выразительно указывая кивком головы на Арлетту*: Чему-чему тебя там в Торке научили?
Арно *Арлетте*: Здравствуй, мама. *Лионелю* Самогон гнать, ты оглох, что ли?
Валентин *шёпотом*: А вы знаете толк в наглости.
Жермон: Действительно, я лично знаю около десятка рецептов…
Ульрих-Бертольд: Тссс, молотёшь! Я снаю сто шестнатцать отличных рецептов самого лутшего самогона. Где это болото?

Карваль *тихонько сидит на камне и плетёт чашку из веток*.

Правило девятое: устройтесь на ночлег в как можно более защищённом месте.

Правило девятое: устройтесь на ночлег в как можно более защищённом месте.

~Опушка леса, берег реки~
Глубокая ночь, идёт дождь, костёр потух.

в шалаше
Альдо *лежит в единственном непромокаемом углу шалаша*: Хрррррр…
Ричард *весь мокрый, сидит, обхватив колени руками, прямо под дырой в крыше шалаша*: Альдо абсолютно прав, что отказался идти с этими в их дурацкий лагерь…
Штанцлер *лежит в центре шалаша, в большой луже*: Хррррррррррррррр…
Ричард: Великий анакс не может ошибаться…
Альдо и Штанцлер: Хррррррррр.
Ричард: И вообще, это всё Алва виноват…

~Где-то в лесу~

Марсель *шагает вперёд, не обращая внимания на дождь, и бормочет*: Так, чтобы найти дыру, надо пойти за белым кроликом.
Котик *недоумевающе*: Гав?
Марсель: Нет, стоп, это из другого фандома! Значит, чтобы найти дыру, надо думать, как дыра!
Котик: Гав?
Марсель: Да, точно! Надо думать, как дыра… Надо быть дырой! По методу Станислааа… *падает в дыру*.
Котик *вздыхает и ложится рядом с дырой, положив голову на лапы*.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Катарина *сидит на корне дерева, выпрямив спину и закинув ногу на ногу*: Немедленно выведите меня отсюда. Мне необходимо место для ночлега и костёр. Я совсем продрогла!
Зоя *держась за голову*: А я-то думала, что у мёртвых голова болеть не может…
Катарина: Вы меня слышите? Как вы обращаетесь со своей королевой?
Зоя: Да вы вообще не моя королева!
Арамона *появляется из ниоткуда*: Нашёл, Ваше Величество! Нашёл и где ваши костёр разводили, и где место для ночлега.
Зоя *кидается Арамоне на шею*: Да! Забери её уже отсюда!
Катарина *величественно поднимается на ноги*: Ну что ж, ведите.

~Лагерь за колючим ограждением~
Все лежат, тесно прижавшись друг ко другу.

правая половина
Марианна *прижимаясь к Роберу всем телом*: Согрейте же меня, здесь так холодно!
Робер *осторожно обнимая Марианну*: Конечно, мы все можем согреться, если ляжем теснее.
Марианна *прижимаясь ещё ближе*: Я не это имела в виду.
Луиза *из-за спины Марианны*: Кхм-кхм!
Робер *краснея*: Но Марианна, мы здесь не одни!
Карваль: Не волнуйтесь, монсеньор, я деликатно отвернусь! *деликатно отворачивается*.
Луиза: Кхм-кхм!
Айрис *уставившись во все глаза на Марианну и Робера*: Ни за что. Это куда интереснее тех гайифских романов, которые мы с Сель…
Луиза: Что-что?
Айрис *зажимая себе рот рукой*: Ничего…
Марианна: Никакой с вами личной жизни!
Робер: *тяжело вздыхает*.

возле выхода
Лионель: А почему Арно с нами не спит?
Эмиль: Ты же сам ему сказал, чтобы он проводил побольше времени с Приддом.
Лионель: Ну да, я думал, что он, как обычно, сделает всё наоборот, чтобы меня позлить.
Эмиль *зевая*: Ну, вот ты уже и злишься, так что он всё сделал как обычно, расслабься.
Чарльз: А я-то почему должен рядом с вами спать?
Лионель: Чтобы теплее было, хватит жаловаться.
Чарльз: Теплее?! Да я возле самого выхода лежу, на меня дождь капает!
Эмиль: Ну, никто ведь и не говорил, что это для того, чтобы теплее было именно вам.
Арлетта: А ну-ка спать всем!
Эмиль и Лионель: Да, мама.
Чарльз: А я-то почему дол…
Лионель *пихает Давенпорта локтем*.
Чарльз *тяжело вздыхает*: Да, мама…

в центре
Сильвестр *крепко спит, игнорируя звуки вокруг*.

левая половина
Ульрих-Бертольд: ХРРРРРР!
Райнштайнер *невозмутимо обнимает одной рукой Жермона, а второй – Ульриха-Бертольда*: Это старинный бергерский способ сохранить тепло во сне: тесные дружеские объятия.
Жермон: Ну ладно *засыпает*.
Ульрих-Бертольд: ХРРРРХРР!
Бонифаций *обнимая Матильду*: Есть один старинный духовный способ обогрева… *засыпает*
Матильда *фыркает*: Но пока мы не сварим самогон, придётся использовать плотские методы *тоже засыпает*.
Ульрих-Бертольд: ХРРРХРРРХРРРРРРР!
Валентин: Теньент Сэ, вы так и собираетесь там мёрзнуть в одиночестве?
Арно *лежит чуть в стороне и стучит зубами*: Мммне ннне хххолоддддно.
Валентин *сердито хмыкает*.
Райнштайнер и Валентин *в четыре руки перетаскивают Арно и укладывают между собой*.
Арно *возмущённо отбивается*: Сказал же вам, мне не холодно!
Валентин *раздражённо*: Да, я понял, зато мы замёрзли.
Арно: Тогда ладно *устраивается поудобнее и сразу засыпает*.
Ульрих-Бертольд: ХРРРХРРРХРРРРРРР! ХРРРРРРР!!!
Валентин: Этот храп что, только мне спать мешает?
Райнштайнер: Вы просто в казарме никогда не спали.
Валентин: Если там всегда так, то я, пожалуй, обойдусь без этого ценного опыта.
Райнштайнер *спит*.
Валентин *тоскливо вздыхает*.

~Лесная чаща, место крушения~

Понси *увлечённо роется в обломках*: И вот, если мы применим здесь *зевает*… Применим закон *снова зевает*… Сохранения энергии *очень широко зевает*… Что-то я… устал… *падает и засыпает прямо там, где стоял*.

~Обрыв над рекой, домик на дереве~
В домике мало места, поэтому все лежат очень тесно.

Руппи *крепко спит*.
Бермессер *раздражённо*: То, что вы принесли мне еды, ещё не означает, что вы можете выпихивать меня из дома, который я, между прочим, собственноручно строил!
Кальдмеер: Кстати, отличный дом получился, адмирал Вальдес, сразу чувствуется ваш немалый опыт в строительстве подобных сооружений.
Вальдес: Да, в детстве я, видите ли, ужасно сетовал на то, что не родился птицей, и собирался перебраться жить на деревья… Был один любопытный случай…
Бермессер *перебивая*: Вообще-то, когда я в одиночку этот дом строил, ты сидел под деревом и только командовал, Бешеный! И хватит толкаться, я упаду сейчас отсюда!
Вальдес *лениво*: Никто вас не толкает, дорогой Вернер. Это старинный марикьярский способ сохранить тепло во сне: тесные дружеские – то есть, в нашем случае, конечно, вражеские – объятия.
Кальдмеер: Но ведь на Марикьяре тепло, откуда там старинные способы борьбы с ночным холодом?
Вальдес *пожимает плечами*: Ну, значит, это старинный бергерский способ.
Бермессер: Неважно, чей это способ, всё равно он мне не нравится!
Вальдес: Я подозревал, что кто-нибудь может быть недоволен…
Кальдмеер *подозрительно*: Поэтому в вашем доме места ровно на четверых тесно прижатых друг ко другу человек?
Вальдес: А вы имеете что-то против?
Бермессер: Да!
Кальдмеер *пожимает плечами*: В сложившихся обстоятельствах – нет. Просто впечатлён вашим гостеприимством.
Руппи *всё ещё крепко спит*.

~Опушка леса, берег реки~

Арамона *выводит Катарину к шалашу*: Вот, это здесь, Ваше Величество!
Катарина *смотрит на потухший костёр*: Но…
Арамона *быстро уходит тропой мертвецов*.
Катарина *громко*: Сейчас же вернитесь, вы, бесчестный тип!
Ричард *выбегает из шалаша*: Ваше Величество! О, хвала Создателю! Я знал, я верил, что…
Катарина: О нет.

~В дыре~

Алва *спит*.
Марсель *падает прямо на Алву*.
Алва *недовольно*: Ну вот, и здесь поспать не дадут.

Правило десятое: не тратьте время понапрасну. Сосредоточьтесь на главном.

Правило десятое: не тратьте время понапрасну. Сосредоточьтесь на главном.

~Непроходимое болото, правый край~

Бонифаций *внимательно разглядывая болотную жижу*: Значит, дети мои, сей нечистый источник смрадной жидкости есть ключ к созданию амброзии, ведущей к блаженству?
Арно: Чего?
Валентин *закатывая глаза*: Да, именно эта вода вызывает наркотический эффект, подобный крайней стадии опьянения.
Бонифаций *важно кивая на притащенные с собой чашки от вчерашнего супа*: Тогда приступайте, чада.
Арно и Валентин *недоверчиво смотрят на чашки*.
Бонифаций: Смелее, дети мои, нам недосуг стоять здесь до захода солнца.
Валентин *набирает в чашку воду из болота*.
Арно *беря в руки чашку*: И кто тебя за язык тянул.

~Полянка рядом с лагерем~

Матильда *отряхивает от одежды грязь*: Нда, выглядим мы так, как будто ночевали в свинарнике.
Арлетта *пытается разгладить мятое и грязное платье*: По крайней мере, там не было клопов…
Айрис *печально разглядывает порванный подол платья*: Фу, гадость какая!
Луиза: Зато пауки были *вытаскивает из волос паука*.
Айрис *вскрикивает от неожиданности и дёргает руками, отчего подол отрывается от платья окончательно*: Ай! Куда вы его бросили?!
Луиза *невозмутимо*: Никуда, вот он, рядом сидит.
Айрис *оглушительно вопит*.
Марианна *выходит из лагерного укрытия, лениво поправляет фигурно обмотанный вокруг бёдер и груди плащ Робера и выглядит так, будто одевалась и причёсывалась в салоне*: Доброе утро, дамы. Кто это так кричит с утра пораньше?
Айрис *завистливо*: Как вы это делаете?
Марианна *недоумевающе*: Делаю что?
Луиза *шёпотом*: Ведьма.
Арлетта и Матильда *тоже шёпотом*: Точно.

~Лесная чаща, место крушения~

Райнштайнер *сосредоточенно перебирает металлические обломки*: Пожалуй, из этого может выйти что-то путное.
Жермон *опирается на палку, хромает, но тоже целеустремлённо роется в обломках*: Да, если приложить достаточно усилий, всё должно получиться.
Робер *радостно*: Нашёл!
Райнштайнер *оборачиваясь*: Что-то полезное?
Робер: Да! Штаны мои нашёл!
Жермон *озадаченно*: Я тоже кое-что нашёл. Не уверен, насколько полезное…
Райнштайнер *поворачивается к Жермону и приглядывается*: Это Жиль Понси. Не думаю, что он нам пригодится.
Понси *крепко спит среди обломков*.

~Опушка леса, берег реки~

Арно *выходит к берегу, ставит чашку с водой в ряд к ещё десяти таким же*.
Валентин *выходит следом, ставит свою чашку рядом*.
Ульрих-Бертольд: Отлично, молотые люди, но ещё нетостаточно!
Арно и Валентин *мрачно переглядываются, уходят обратно к болотам*.
Ричард *скидывает охапку веток в огромную кучу древесины на берегу*: Я… больше… не могу…
Альдо *небрежно бросая там же пару небольших веточек*: Спокойно, друг мой, мы просто усыпляем их бдительность мнимой покорностью.
Карваль *отрывается от плетения чего-то большого*: Что-то вы там сказали? Повторите, я не расслышал.
Альдо и Ричард *поспешно идут обратно в лес*.
К берегу выходят Матильда, Арлетта, Луиза, Марианна и Айрис.
Марианна: …и вот с помощью этой несложной маски для волос можно придать им форму в любое время независимо от того, где вы находитесь…
Луиза *расчёсывает волосы*.
Арлетта *аккуратно выцарапывает всё услышанное на коре дерева*.
Айрис: А про платья, про платья расскажите!
Альдо *разворачивается с полдороги и идёт к женщинам, заинтересованно прислушиваясь*.
Марианна: Ну, наряды – это целая наука…
Альдо *подходя к женщинам*: Да, и я могу многому вас научить!
Матильда: Ты?!
Альдо *оскорблённо*: Между прочим, у меня прекрасный утончённый вкус и я разбираюсь в высокой моде!
Матильда *машет рукой и идёт к Ульриху-Бертольду*.

~Непроходимое болото~

Чарльз *шагает прямо через топь, наступая на кочки, которые под водой не видно*.
Эмиль и Лионель *шагают за Чарльзом след в след*.
Чарльз *тихо бурчит*: Строить стену из ядовитых колючек – Давенпорт, спать возле выхода – Давенпорт, неизвестно зачем тащиться по болоту – снова Давенпорт…
Эмиль: Да что вы там бубните всё время?
Лионель *равнодушно*: Как обычно, на жизнь жалуется.
Чарльз *скрипя зубами*: Я не понимаю, зачем я вам здесь нужен.
Эмиль и Лионель *выразительно смотрят на свою грязную одежду, а потом на абсолютно чистого Давенпорта*.
Чарльз *переступает на новую невидимую кочку, даже не намочив ног*: Что?
Эмиль: Да так. Просто мы не хотим, чтобы вышло, как в прошлый раз.
Чарльз: А как вышло в прошлый раз?

~ Непроходимое болото. В прошлый раз~

Эмиль *делает шаг и соскальзывает в болотную жижу по колено*: Ну и куда Арно запропастился?
Лионель *пытается вытащить Эмиля и проваливается в болотную жижу по пояс*: По-моему, его здесь нет.
Эмиль: Зато, похоже, здесь есть лягушки.
Лягушка *выскакивает из болота прямо на голову Лионеля*: Ква!

~Непроходимое болото~

Лионель: …неважно, как там было в прошлый раз, главное, что сейчас у нас есть важное и ответственное задание.
Эмиль: Да, где там список Катершванца с травами для самогона?
Лионель: У меня, вот, эти растут на болоте… *принимаются обсуждать травы*.
Чарльз *бурчит*: Конеееечно, ведь у нас здесь нет дел поважнее, чем самогон.
Лионель: Что вы там опять бубните, Давенпорт?
Чарльз *угрюмо*: Ничего… Мой маршал.

~Опушка леса, берег реки~

Жермон и Робер: *с любопытством смотрят на странное громоздкое сооружение на берегу*.
Карваль *деловито подбрасывает дров в костёр*: Так достаточно жарко?
Бонифаций *выворачивает под разными углами трубку из полого растения*: Это сюда?
Ульрих-Бертольд *отбирает трубку*: Нет, это сюта *пытается воткнуть трубку в один из сплетённых Карвалем кувшинов*.
Райнштайнер: Но позвольте, сюда она не подходит *отодвигает кувшин подальше*.
Бонифаций *устало*: В таком случае, она никуда не подходит, мы уже всё перепробовали.
Сильвестр *подходит и молча меняет местами два кувшина*.
Ульрих-Бертольд и Бонифаций: О!
Райнштайнер *с интересом*: Ваше преосвященство разбирается в самогоноварении?
Сильвестр *уходя, вполголоса*: Лучше бы придумали, как здесь шадди сварить…

~Опушка леса, берег реки. Шалаш~

Ричард *сидит, обхватив колени руками и мечтательно глядя перед собой*: Я так рад, Ваше Величество, что мы с вами могли поговорить по душам этой ночью...
Штанцлер: Хрррррр.
Ричард: ...конечно, вы в основном молчали, но я понимаю *зевает*, ваша скромность не могла позволить вам...
Штанцлер: Хрррррррррр!
Ричард: ...и пусть мы всю ночь не спали *широко зевает*, но это ничтожная жертва в обмен на ваше общество...
Катарина *заткнув уши руками, пытается и уснуть*.
Ричард: Это всё потому, что мы с вами *оооочень широко зевает*… родственные души… хрррр…
Катарина *шёпотом*: Ну наконец-то.

~Обрыв над рекой~

Вальдес *спрыгивает с ветки дерева на землю, морщится*: Ну, к этому времени первая партия самогона уже должна быть готова! *потирает руки*
Кальдмеер *сложив руки на груди, смотрит на расползающееся кровавое пятно на одежде Вальдеса*: Ротгер, хватит прыгать по деревьям! Теперь вам снова нужна перевязка.
Бермессер *из домика, ворчливо*: Такими темпами у всех одежда закончится на эти его перевязки.
Кальдмеер *игнорируя Бермессера*: …и я не уверен, что будет разумно пить алкоголь, который перегнали из неизвестного наркотика.
Вальдес: Конечно, если бы это было разумно, зачем бы я вообще стал это делать?
Бермессер: И я ни за что не пойду в место, где полно пьяных фрошеров!
Вальдес *обаятельно улыбается*: Разве вы не чувствуете непреодолимое желание выпить?
Бермессер *загипнотизировано смотрит прямо перед собой*.
Кальдмеер: Руперт всё ещё спит.
Вальдес: Единственные хищники, которых мы встретили в округе – это рыбы, и вряд ли они допрыгнут до дерева. К тому же нам нужно принести юному Фельсенбургу еды *продолжает обаятельно улыбаться*.
Бермессер: …с другой стороны, и выпить бы не помешало… *начинает слезать с дерева*
Кальдмеер: Вы же знаете, что на меня это не подействует.
Вальдес *пожимает плечами*: Но вы ведь всё равно пойдёте. А то мало ли, вдруг мне снова взбредёт в голову искупаться, и рана опять откроется…
Кальдмеер: Вы понимаете, насколько нелепо с вашей стороны шантажировать меня вашим собственным физическим состоянием?
Вальдес: Разумеется. А вы понимаете, насколько нелепо то, что это действительно работает?
Кальдмеер *после паузы*: …пожалуй, не будем заострять на этом внимание.
Вальдес: Разумный выбор.
Бермессер *издалека*: Вы идёте или нет? Самогон сам себя не выпьет!

~В дыре~

Алва и Марсель *блуждают по подземному лабиринту*.
Алва *резко останавливается и поворачивает в один из ходов*: Нам сюда. И поторопись.
Марсель *обеспокоено*: Что, здесь стало опасно?
Алва: Нет. Просто, чувствую, там пьют без меня.

Правило одиннадцатое: ни в коем случае не теряйте бдительность.

Правило одиннадцатое: ни в коем случае не теряйте бдительность.

~Опушка леса, берег реки~

Ульрих-Бертольд *торжественно поднимая чашку с самогоном*: Трусья! *оглядывается по сторонам, видит сперва Альдо, потом Кальдмеера и Бермессера*.
Ричард *тянет Альдо за руку*: А может, лучше не надо?
Альдо *строптиво выдёргивает руку*: Ну кончено, надо!
Ульрих-Бертольд: …хммм… Трусья и прочие! Мы трутились фсе фместе, и теперь саслушили это отпраснофать!
Арно *возмущённо, пытаясь оттереть болотную тину от рукава*: Ага, все вместе… Кто-то трудился, а кто-то в палатке дрых.
Ульрих-Бертольд: …тавайте фыпьем и на фремя сапутем о наших раснохласиях!
Райнштайнер: Помните, что это вещество способно оказывать непредсказуемое воздействие на ваше восприятие действительности, но благодаря тому, что на каждого приходится всего по одной порции, мы сумеем избежать неприятных инцидентов.
Жермон *шёпотом*: …но это не точно.
Бонифаций: Давайте уже пить!

~Обрыв над рекой, дом на дереве~

Руппи: Болота, болота... Бесконечные болота... *просыпается, со стоном садится, хватается за голову*: Ммммм… *оглядывается* А где это я?!

~Опушка леса, берег реки~

возле деревьев
Айрис *отпивает из чашки, роняет её на землю, кашляет*: Кхкхх… что… это…
Луиза *прижимая ладонь ко лбу*: Я ведь предупреждала тебя.
Матильда *сокрушённо*: Да, совсем не умеет пить молодёжь.
Бонифаций *ещё более сокрушённо*: Уронила! Прямо на землю! *глотает свою порцию залпом, даже не поморщившись* Да я!.. *недоумевающее смотрит на пустую чашку*.
Матильда *поспешно выпивает свою порцию*.
Луиза *протягивает Бонифацию свою чашку*.
Бонифаций *глотает залпом содержимое второй чашки*: …Да я!.. Пить брошу! И в монастырь уйду!
Матильда *удивлённо смотрит на него*: Да это же… *моргает* так… Странно себя чувствую…
Айрис *резко распахивает глаза и подскакивает*: Я! Должна! Выйти замуж! За Алву!
Луиза: Ну начинается…
Айрис: Немедленно! *бежит вдоль берега, тормоша всех подряд в поисках Алвы*
Матильда *смотрит ей вслед*: Нужно устроить танцы и прыжки через костёр. *ностальгически вздыхает* По родине соскучилась.
Бонифаций *с готовностью*: Я тебе помогу. Создатель велел помогать ближним.
Матильда и Бонифаций *вприпрыжку идут к костру*.
Луиза *смотрим им вслед*: Кажется, трезвым здесь быть скучновато.

~Где-то в лесу~

Руппи *растерянно бредёт среди деревьев, пытаясь понять, куда он попал*: Может, мне это всё снится вообще?

~Опушка леса, берег реки~

у шалаша
Кальдмеер *оживлённо жестикулируя*: …и вот мы идём на абордаж, а Бюнц и говорит… ну, это, пожалуй, не при дамах…
Марианна *томно обмахиваясь пучком водорослей и глядя на Робера*: …очень, очень волнующая история…
Робер *не сводя глаз с Марианны*: …да, просто восхитительная…
Карваль *отмахиваясь от них*: Уединитесь уже где-нибудь, дайте дослушать.
Арлетта *сидит с острой веткой в руках, обложившись кусками коры*: Да, я же записываю!
Марианна и Робер *уходят*.
Катарина *подходит к Вальдесу*: Мне нужен герцог Алва, я не собираюсь оставаться в этом бардаке больше ни минуты.
Вальдес *беспечно*: Разве я могу найти соберано, если он скрывается? Лучше выпейте с нами, Ваше Величество *протягивает ей чашку с самогоном*.
Ричард *издалека*: Ваше Величество! Где же вы?
Катарина: Очень. Срочно. Нужен. Алва! Хоть по картам гадайте, но найдите мне его.
Вальдес *задумчиво*: По картам? Хм… *шарится по карманам* Ну, судя по картам, Алва сейчас в Эйнрехте.
Кальдмеер *оглядывается*: В Эйнрехте?
Карваль: А почему так далеко?
Вальдес: Понятия не имею, у меня в карманах только карта Эйнрехта была.
Кальдмеер *глядя на карту*: Это что, тюрьма?
Карваль: А почему она красным крестиком помечена?
Катарина *тяжело вздыхает и залпом выпивает самогон из чашки*.

у костра
Валентин *оживлённо размахивая рукой с пустой чашкой из-под самогона*: …Или вот ещё один анекдот: заходят как-то в бар гоганн, марикьяре и дрикс…
Арно *крепко обнимая Жермона*: А я вам уже говорил, что вы самый лучший в мире генерал?
Жермон *полузадушено*: Говорил.
Райнштайнер *увлечённо наблюдает*: А занятно этот алкоголь действует на некоторых людей.
Арно *крепко обнимает Валентина*: А я тебе говорил, как сильно я рад, что мы теперь друзья?
Валентин *улыбается*: Говорил. Четыре раза.
Арно: Ладно, пойду тогда маму обниму. С детства её не обнимал! *уходит*
Валентин: …меня тоже с детства никто не обнимал… Так вот, анекдот!
Райнштайнер *обижено*: А меня он только один раз обнял…

чуть в стороне
Робер *плотоядно смотрит на Марианну*.
Марианна *закутывается в плащ с головой*: Нееет, я не такая. Сперва вы должны на мне жениться!
Робер *озадачено*: Но вы ведь уже замужем.
Марианна *топает ногой*.
Робер: Ладно.

у воды
Бермессер *воинственно размахивает пучком водорослей*: Сдавайтесь, жалкие фрошеры, я объявляю эту землю колонией великой кессарии Дриксен!
Ульрих-Бертольд *крайне миролюбиво и без акцента*: Я – бергер, и вариты – наши давние братья по крови, мы не должны сражаться, брат!
Альдо *медленно отступая в воду*: А я вообще не местный! Я даже не солдат!
Бермессер *замирая на месте*: А кто же ты тогда?
Айрис *пробегая вдоль берега*: Вы не видели Алву? Алву не видели? У нас скоро свадьба!
Альдо *радостно подскакивает к Айрис*: А я как раз дизайнер одежды!
Айрис: О! Вы займётесь дизайном моего платья?
Альдо: Непременно! Мы должны обсудить все детали! Всё будет белое, в рюшах и кружевах!
Айрис: Ах!
Альдо и Айрис *убегают куда-то, держась за руки и хихикая, как школьницы*.
Бермессер *возмущённо трясёт им вслед кулаком*: А с кем же мне теперь воевать?!
Ульрих-Бертольд: Не стоит ни с кем воевать, брат, давай лучше ещё выпьем.

у деревьев
Руппи *выходит к берегу*.
Алва *наяривает на воображаемой гитаре и поёт*: Yesterday, all my troubles seemed so faaaaar away~~~
Эмиль и Лионель *изображают звуки гитары*.
Давенпорт *стоя возле Лионеля, громким голосом*: Вы такой придурок, маршал, ни за что бы не стал у вас служить…
Марсель *стучит по пеньку палками, подпевает*: Now it look as though they're here to stay~~~
Котик *подвывает*: Уууууу!
Давенпорт: …так бы и врезал по вашей самодовольной роже…
Арно *налетает на Руппи откуда-то сбоку и крепко обнимает*: Как хорошо, что ты пришёл в себя.
Руппи *шокировано озираясь*: Я что-то в этом не уверен.
Алва и Марсель: Oh, I believe in yesterday~~~

у других деревьев
Сильвестр *сидит на пеньке и задумчиво оглядывает творящуюся вокруг вакханалию, напевая себе под нос*: Цвееетущих вишен обманный рай, воспоминаньям сказать “прощай” я не сумел, скомкал слова…
Робер и Марианна *подбегают к нему*: Обвенчайте нас!
Сильвестр *тяжело вздыхает*: … Поймете ли меня, решите ль удивиться… Кхм. Почему бы вам не найти другое… ээээ… духовное лицо? Я сейчас немного занят.
Бонифаций *пробегает мимо с охапкой веток для костра*: Нужно больше древесины!
Марианна *выразительно кивает на него*: Вот почему.
Сильвестр: Вы всё равно уже замужем.
Робер *обречённо вздыхает*: Я же говорил.

у шалаша
Кальдмеер: …и вот так вот я и стал капитаном.
Вальдес *весело*: Потрясающая история!
Руппи *стоит рядом, открыв рот, и смотрит то на Вальдеса, то на Кальдмеера*.
Матильда *от костра*: Костёр готов! Можно танцевать!
Вальдес: О! Танцевать! *подскакивает и убегает к костру*.
Карваль: А расскажите ещё что-нибудь!
Вальдес *от костра*: Без меня не рассказывайте, мне тоже интересно!
Кальдмеер: Ладно, позже расскажу.
Арлетта *откладывая в сторону полностью исписанную кору*: Ну, тогда мы тоже танцевать пойдём.
Руппи *медленно и задумчиво*: Арно сказал, это самогон из болотной воды так странно на всех влияет.
Кальдмеер: Так и есть.
Руппи: …и он обнял каждого, кого встретил, пока шёл к костру, а потом ещё меня “на прощание”… А вы рассказываете моряцкие байки, совсем как Вальдес…
Кальдмеер *спокойно*: Да, это, видимо, на всех повлияло.
Руппи *глядя на полную чашку с самогоном возле шалаша*: А ещё Арно сказал, что было только по одной порции для каждого из присутствовавших.
Кальдмеер: Да, так и задумывалось.
Руппи *напряжённо мыслит*.

у деревьев
Катарина *подбегает к Сильвестру*: Я должна исповедаться! *падает на колени*
Сильвестр *тяжело вздыхает*.
Катарина: Я лгу всем, каждый день, всю жизнь! Я…
Сильвестр: Я слушаю тебя, дочь моя *тоскливо смотрит на костёр*.
Катарина: …а ещё я не была влюблена в Окделла… и использовала Джастина Придда, и…
Сильвестр *думает о шадди*.
Катарина: …и я не родная сестра Жермона…
Сильвестр *вполголоса*: …да я и так всё это знаю…
Катарина: …и моя мать… Что вы сказали?
Сильвестр: Ничего, дочь моя, продолжай.
Катарина: Так вот…

у костра
*Все стоят вокруг огромного костра и слушают Матильду*

Матильда *воодушевлённо*: …это старинный алатский танец, нужно…
Вальдес *разбегается и прыгает через костёр*: Йееехууууу!
Арно: Круто! *разбегается и прыгает следом*.
Матильда: …ладно, можно и так *тоже прыгает через костёр*.

Айрис *замечает на другой стороне костра Алву*: Жди меня, мой суженый! *прыгает через костёр*
Алва *немедленно перепрыгивает на противоположную сторону*.
Марсель и Котик *прыгают следом*.

Жермон: Я тоже так хочу! *двигается в сторону костра*.
Райнштайнер *в последний момент хватает его за плечо*: Герман, стой! Ты же ранен… Куда-то…
Жермон: Точно! А куда? *начинает себя ощупывать*

Вальдес *перепрыгивает через костёр обратно, почти падает на колени*.
Кальдмеер *помогает ему подняться*: Вы пытаетесь себя угробить, адмирал Вальдес?
Вальдес: Да лааааадно, весело же!
Кальдмеер *сердито*: У вас рана снова открылась.
Вальдес: Да? А я и не заметил.
Руппи *подозрительно смотрит на Кальдмеера*: Вы трезвый!
Вальдес *оглядывается на Руппи и подмигивает*: Тебе всё равно никто не поверит.

Бермессер *расталкивая всех, несётся к костру*: Посторонитесь, фрошеры, сейчас я вам покажу, как надо через костры прыгать!
Ульрих-Бертольд *ободряюще*: Да, покажи им, мой варитский брат!
Луиза *наблюдает со стороны*: Дурдом какой-то.

Правило двенадцатое: вам нужен план спасения.

Правило двенадцатое: вам нужен план спасения.

~Опушка леса, берег реки~

у воды
Жермон и Райнштайнер *умываются*.
Жермон: Я не был пьян!
Райнштайнер: Ты порывался прыгать через костёр несмотря на свою больную ногу.
Жермон: И что? Все прыгали, я тоже захотел.
Райнштайнер: Но после того, как у тебя не получилось прыгнуть, ты сказал, что прокопаешь под костром тоннель на другую сторону.
Жермон: Не был я пьян!
Райнштайнер: Герман, ты плакал над анекдотами, которые рассказывал полковник Придд, и говорил, что они очень трогательные.
Жермон: Валентин? Рассказывал анекдоты? Может, это был пьян?

~Где-то в лесу, неподалёку от лагеря~

Алва: Так значит, королева начинает говорить правду, а Штанцлер во всём раскаиваться?
Сильвестр: Да, но это не самое главное!
Алва: Какая прелесть.
Катарина *подбегает к Алве*: А ещё вы мне на самом деле безразличны, я просто вас использую, как и всех остальных.
Сильвестр *очень вежливо*: Ваше Величество, действие алкоголя уже должно было пройти*.
Катарина: Да? *падает в обморок*
Алва *равнодушно отворачивается к Сильвестру*: Так что вы там говорили?
Сильвестр: Так вот, самое главное…

~Опушка леса, берег реки~

где-то между костром и водой
Арно *отряхивает одежду от сажи*: И чего я такой грязный, я же вчера в костёр не падал.
Валентин: Ты вчера обнимал Эмиля и говорил, что он твой любимый старший брат.
Арно: А… А Эмиль почему был такой грязный?
Валентин: Он сперва не был. Просто после того, как ты это сказал, Лионель почему-то расстроился и толкнул его в кострище.
Арно: Ааа… *смотрит на огромную кучу пепла, оставшуюся после костра*.
Лионель и Эмиль *перемазанные сажей, спят в обнимку возле кучи пепла*.
Валентин *с любопытством*: А как ты их отличаешь?
Арно: Да они ведь разные, и выглядят по-разному.
Валентин *кивая на чёрных с ног до головы Эмиля и Лионеля*: По-моему, сейчас они одинаковые.
Арно: Ну, в таких случаях я жду, пока один из них откроет рот.
Валентин: И что?
Арно: И если всё, что он скажет, вызывает горячее желание поступить точно наоборот – значит, это Ли.

~Где-то в лесу~

Альдо и Айрис *лежат на земле, все обмотанные листьями, ветками и лианами*.
Ричард *ошарашено*: Что здесь случилось? Айрис, что ты сделала с великим анаксом?
Айрис *просыпается, с трудом встаёт, делает несколько шагов и спотыкается*: Ой! Что это на мне? *пытается разглядеть, что на ней надето*
Альдо *сквозь сон*: Модерн, последний писк моды… Лучшее платье на свете…
Айрис: Почему у меня водоросли в волосах?
Ричард: Почему у тебя в ушах рыбья чешуя?!

~Опушка леса, берег реки~

у шалаша
Марсель *жалобно*: Я снова потерял Алву. Куда он делся? Котик, ты не видел Алву?
Котик: Гав.
Луиза: Оставьте, он ушёл куда-то с кардиналом, сказал, что позовёт вас, когда понадобитесь.
Марсель: Это с каким кардиналом? *кивает в сторону шалаша*

в шалаше
Бонифаций и Матильда *спят в обнимку там, где вчера упали*.
Штанцлер *просыпается, понимает, что его придавило чем-то большим и тяжёлым*.
Бонифаций: Хрррррр…
Штанцлер: Помогите….

у шалаша
Луиза: Нет, с другим кардиналом.
Котик: Гав!

~Лагерь за колючим ограждением~

Робер и Марианна *просыпаются на огромной лежанке из веток и листьев*.
Марианна *снимает с головы Робера венок из цветов*: Что это?
Робер: Это мы вчера поженились.
Марианна *недоумевающее*: Но я ведь уже замужем.
Робер *вздыхает*.

~Обрыв над рекой, дом на дереве~

Бермессер и Ульрих-Бертольд *спят рядышком*.
Руппи *сидит и во все глаза пялится на Бермессера*.
Бермессер *просыпается, резко вскакивает, натыкается на Руппи*: АААА… *замечает рядом спящего Ульриха-Бертольда* …ааааа… *шёпотом* что вы на меня так смотрите? И где мой шейный платок?
Руппи *восхищённо*: Вы теперь мой кумир!
Бермессер *шокировано*: Я?
Руппи: Да! Вы вчера так…
Бермессер *зажимает Руппи рот рукой*: Говорите тише, вдруг этот *кивает на Ульриха-Бертольда* проснётся. Что он вообще здесь делает?
Руппи *восторженно*: Вы вчера сказали, что захватываете его в плен!
Бермессер *с сомнением*: И что, он прямо вот так спокойно пошёл?
Кальдмеер *заглядывая в домик*: Не совсем. Вообще-то, он при этом что-то говорил о дружбе народов и бергерском ритуале побратимства.
Вальдес *заглядывая в домик с другой стороны*: Отличный ритуал, между прочим!
Бермессер *почти шипит*: Да тише вы все!
Вальдес: Да, пожалуй, будет нехорошо, если доблестный Катершванц вот так вот проснётся.
Кальдмеер: Думаете, он попытается на нас напасть?
Вальдес: Опасаюсь за его психику, если он вдруг вспомнит, что вчера говорил.
Кальдмеер: Да, нехорошо выйдет. Давайте спустим его вниз *хватает Ульриха-Бертольда за руки*.
Вальдес *весело подмигивает*: Тем более, что это теперь суверенная территория Дриксен. *хватает Ульриха-Бертольда за ноги*
Кальдмеер *тяжело вздыхает*: Ну хоть вы не начинайте.
Вальдес, Кальдмеер и Ульрих-Бертольд *спускаются вниз*.
Бермессер *озадаченно*: А почему это теперь суверенная территория Дриксен?
Руппи *восхищённо*: Вы вчера объявили, что захватываете этот стратегически значимый объект, и он теперь принадлежит Кесарии. А потом вы выпихнули Вальдеса из домика и повесили на крыше флаг.
Бермессер *выглядывает из домика и смотрит на крышу*: А, так вот куда делся мой шейный платок.

~Опушка леса, берег реки~

где-то
Давенпорт *просыпается и понимает, что находится под землёй*.
Арлетта *откуда-то сверху, неразборчиво*: А потом Матильда…
Карваль *тоже оттуда же*: А что…
Давенпорт *оглядывается и видит проход, ползёт по нему*.
Арлетта: Алва и мои старшие пели песни на каком-то непонятном языке, а Арно со всеми обнимался.
Карваль: Было забавно, наверное. А как алкоголь подействовал на вас?
Давенпорт *вылезает из тоннеля возле костра*: Как я здесь оказался?
Карваль: Не знаю, я ничего не могу вспомнить о вчерашнем вечере.
Арлетта: Вчера Жермон Ариго пытался вырыть тоннель под костром, чтобы перебраться на другую сторону, а вы сказали, что можете ему помочь.
Давенпорт: И что?
Арлетта *кивает на дыры в земле по обе стороны костра*: И помогли, хотя никто не понял, как у вас это получилось. *Карвалю* Как видите, на меня алкоголь совершенно не подействовал. Я находилась в здравом уме и даже могла записывать происходящее *показывает горы исписанной коры*.
Карваль *разглядывает написанное*: А… На каком это языке вы писали?
Арлетта *берёт в руки кусок кори и смотрит*: О... Понятия не имею.

~Лесная чаща, место крушения~

Понси *с трудом открывает глаза*: Ммммм…
Алва, Марсель и Котик *нависают над Понси и улыбаются*.
Понси *испуганно зажмуривается*.
Алва: Вставайте, Жиль, вас ждут великие дела!

Правило тринадцатое: окажите посильную помощь в проведении спасательной операции. Если не можете помочь, то хотя бы не мешайте.

Правило тринадцатое: окажите посильную помощь в проведении спасательной операции. Если не можете помочь, то хотя бы не мешайте.

~Лесная чаща, место крушения~

Понси *зарывшись по пояс в обломки*: Таааак… Это можно заменить… *вытаскивает какой-то длинный провод, отбрасывает в сторону* Это можно починить… *откладывает в сторону какую-то деталь* О, это восхитительно! Мне нужна отвёртка!
Арлетта *тщательно конспектирует*: От-вёрт-ка. А что такое отвёртка?
Райнштайнер *отвлекаясь от сортировки отложенных в сторону деталек*: Про отвёртки он уже рассказывал, три дня назад, если я не ошибаюсь.
Жермон *роется в исписанных кусках бересты*: Да, но чертежа нет, мы его кому-то отдали?
Арлетта: Точно, припоминаю. Кажется, кому-то из моих сыновей.
Жермон: Осталось только найти, которому.

~Полянка рядом с лагерем~

Валентин *раскладывает перед собой мелкие детали из камня, костей и дерева, сравнивает их с чертежами на бересте*: А у тебя хорошо получается.
Арно *с очень злобным видом вытёсывает заостренной костью мелкую шестерёнку*: Когда домой вернёмся, начну по ножу в каждом сапоге носить!
Заострённая кость *ломается*.
Арно *с громким воплем швыряет обломки кости куда-то в кусты*.
Валентин *молча подаёт Арно другую кость, тут же начинает точить следующую*.
Арно: По два ножа! *яростно вытёсывает шестерёнку*

~Где-то в лесу~

Чарльз *сидит на земле, с усталым видом вытачивает что-то из камня*.
Лионель *стоит неподалёку, тщательно измеряет каменную деталь, сверяется с записями на бересте*: Хмм…
Чарльз *оглядывается на Лионеля, открывает рот, тут же его захлопывает и отворачивается*.
Эмиль *откуда-то с верхушки дерева*: И сколько там ещё этой смолы надо набрать?
Лионель: Чем больше – тем лучше! *снова разглядывает деталь* Нет, это надо переделать. Размер не соответствует ГОСТу.
Чарльз *с ужасно деловым видом продолжает вытачивать что-то из камня*.
Лионель: Давенпорт.
Чарльз *начинает точить вдове усерднее, но головы не поднимает*.
Лионель: Давенпорт!!!
Эмиль *падает с дерева, приземляется рядом*: Чего ты так орёшь?!
Чарльз: Не буду я ничего переделывать! Почему вообще только я этим занимаюсь?!
Эмиль и Лионель *переглядываются*.
Эмиль *немного смущённо*: Ну, кроме вас из камня ни у кого больше не получается делать…

~Опушка леса, берег реки~

Ульрих-Бертольд *увлечённо ловит рыбу на удочку*.
Карваль *разглядывает рыболовные снасти*: Где вы всё это взяли?
Ульрих-Бертольд: Это, молотой челофек, приспосопления тля лофли рып, штопы мы мокли фышить, пока перфый маршал решает проплему починки корапля.
Карваль *берёт в руки удочку*: А где вы всё это взяли?
Ульрих-Бертольд *гордо*: Я стелал это сфоими руками! *вытаскивает на берег зубастую рыбу*
Карваль *поражённо*: И когда вы успели научиться?
Ульрих-Бертольд: Эх, молотёшь! Челофек толшен уметь учиться в неопычных опстоятельстфах, штопы фышифать! *пытается отцепить рыбу от своей руки*
Карваль: …а хотите, я вам корзинку для рыб сплету?

~Небольшая просека в лесу~

Сильвестр *аккуратно протяпывает самодельной деревянной тяпочкой ровные рядки каких-то растений*.
Робер *проходя мимо с охапкой дров*: Простите, вы не видели Марианну?
Сильвестр *отвлекаясь от своего занятия*: Снова жениться собрались?
Робер *краснея*: Да нет. Мы с ней сегодня дежурные по кухне, а она куда-то запропастилась…
Сильвестр *пожимает плечами и возвращается к своему занятию*: Нет, не видел.
Робер *расстроено*: И куда она запропастилась… *идёт дальше*
Сильвестр *себе под нос*: Всё приходится делать самому… Даже шадди выращивать.

~Опушка леса, у шалаша~

Марианна *капризно*: Ну сколько можно ждать?
Катарина *с притворным равнодушием*: Конечно, все эти земные вещи сейчас мало меня интересуют…
Матильда *перебивая*: Да-да, нам здесь всем совершенно неинтересно, как же. Так когда они уже выйдут?
Луиза *стоит чуть в стороне и молчит, но смотрит очень внимательно*.
Альдо *выходит из шалаша*: Кхм, кхм! Милые дамы!
Все *оживляются*.
Альдо *торжественно*: Позвольте представить вам нашу новую летнюю коллекцию одежды для жизни в диких условиях! Итак, модель первая: свободное летящее платье из листьев папоротник с украшением из лиан и – позвольте заметить, что раздобыть это было не так-то просто! – болотных ирисов! Айрис, прошу вас!
Айрис *танцующей походкой выходит и демонстрирует наряд*.
Марианна: Ах, какая прелесть!
Катарина: А у вас есть такое же, но с маками?
Матильда: А как насчёт размеров побольше?
Луиза: Какая ерунда… А какие ещё платья будут?
Альдо: Модель вторая!...

~Опушка леса, у самогонного аппарата~

Бонифаций *в окружении множества чашек с самогоном, держит одну из чашек в руках, принюхивается*: Хммммм… Богатый букет с оттенком лесных трав и речного ила… *отпивает, довольно улыбается*
Алва *задумчиво глядя на Бонифация*: Между прочим, Марсель, я давно не видел Котика.
Марсель *ходит среди чашек, заглядывая в каждую*: Я его приставил следить за кое-кем, на всякий случай. Смотри, Рокэ, у него тут даже фиолетовый самогон есть.
Алва *тоже заглядывает в чашки*: Это что, вот здесь есть с пчелиными жалами.
Бонифаций *оскорблено*: Это экспериментальные образцы, я ищу наилучший вкус!
Алва *отмахивается*: Всё равно для наших целей лучше подходит чистая вода из болота. А самогон мы на вечер оставим. *тут же берёт в руки пчелиный самогон и отпивает глоток* А это неплохо!
Марсель *отпивает из чашки с зелёным самогоном*: А это дрянь какая-то!
Бонифаций *отбирает у Марселя чашку, выпивает сам*: Вы ничего не понимаете в утончённом вкусе… И вообще, как вам не совестно ставить такие негуманные эксперименты над живыми людьми?
Алва и Марсель *переглядываются*: Да ему это только на пользу! *негуманно ржут*.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Штанцлер *идёт по лесу и бормочет*: Нет, с этим надо что-то делать…
Котик *крадётся за Штанцлером*.
Штанцлер *настороженно оглядывается*.
Котик *быстро прячется за кустом*.
Штанцлер *идёт дальше*: Решительно надо что-то делать, пока Алва не…
Котик *крадётся за Штанцлером*.
Штанцлер: Да что ж такое! *снова оглядывается*
Котик *быстро прячется за деревом*.
Штанцлер: Странное чувство. Как будто я здесь не один. Наверняка это всё проклятая болотная вода!
Зоя *выскакивает навстречу*.
Котик *вздрагивает, но остаётся за деревом*.
Штанцлер: ААААА!!!
Арамона *выскакивает с другой стороны*: Бу!
Котик *прячет голову под лапы, но всё равно остаётся за деревом*.
Штанцлер: ПРИЗРАКИ! *убегает*
Зоя и Арамона *дают друг другу пять*.

~Обрыв над рекой, дом на дереве~

Бермессер *настороженно косится на Руппи*.
Руппи *восторженно смотрит на Бермессера*.
Бермессер *трагическим шёпотом*: Кальдмеер, сделайте с ним что-нибудь!
Кальдмеер *равнодушно*: Что я могу поделать, нынешняя молодёжь сама избирает себе кумиров *начинает спускаться*.
Вальдес *бессовестно ржёт откуда-то снизу*.

~Под деревом~

Вальдес *прислушивается к крику, доносящемуся из леса*.
Кальдмеер *с любопытством разглядывает соседние деревья*: Сколько ещё домов на деревьях вы построили?
Вальдес *рассеяно*: Три… Вы это слышали?
Кальдмеер: Что?
Вальдес *радостно потирает руки*: Мы идём охотиться на призраков!

Читать Правила 14-15

запись создана: 16.02.2018 в 13:48

Вопрос: Погладить автора снова)

1. Даааа :3		28	(100%)
Всего:		28

@темы: Валентин Придд, вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, фанфики, приддоньяк, Арно Савиньяк, Олаф Кальдмеер

---

Название: О свободе и привязанности
Фандом: ОЭ
Размер: миди, 5767 слов
Пейринг/Персонажи: вальдмеер и прочие
Категория: всё ещё джен
Жанр: соулмейт-ау, ангст, броманс
Предупреждения: Это сиквел к работе “Родство душ”, пожалуйста, прочтите сперва первую часть. Приддоньячная часть серии здесь.
Рейтинг: PG-13
Краткое описание: Иногда судьба, кажется, просто ненавидит хорошие концовки.

И я дарую тебе свободу,
Но ты ко мне возвращаешься вспять:
Как в окна ветер, как путник к дому,
Как то, что мне не дано поменять.
И в этом самое главное чудо:
Иметь, что никто не в силах отнять.
Пусть мир не вечен, но я не забуду –
А значит, и не смогу потерять.
Ясвена, “Не забуду”

Иногда Рамон Альмейда ненавидит свою жизнь. Когда он просыпается утром после попойки с Вальдесом и его ведьмами и в очередной раз клянётся себе, что больше – никогда. Или когда ему приходится принимать решение пожертвовать одними жизнями, чтобы спасти другие. Или когда Юлиана Вейзель читает ему лекцию о том, что он должен приструнить её племянника и как-то повлиять на его поведение. Или вот, например, когда один из его старших офицеров приходит к нему, чтобы заявить о намерении – и это не просьба, не рапорт, нет, это именно заявление о намерении – отправиться патрулировать Устричное море где-нибудь в непосредственной близости от берегов Дриксен. И в качестве единственного, но неожиданно весомого аргумента стягивает с правой ладони перчатку и молча опускает руку на стол. Рамон хотел бы сказать, что увиденное его удивляет или лучше даже шокирует, но на самом деле он подспудно ожидает чего-то такого с того самого момента, как впервые увидел Вальдеса в перчатках.

– Ты не успеешь, – говорит Альмейда, и это правда.

Побывать в плену и вернуться оттуда с меткой – это равносильно публичному признанию в собственной неблагонадёжности для государства. Признанию в измене. Вальдес кривит губы в злой и жестокой ухмылке хищника, отправляющегося мстить за смерть человека, который пока ещё жив, но будет гарантированно мёртв к тому моменту, как Бешеный сможет вцепиться в горло тому, кого сочтёт в этом виновным.

– Я знаю, – говорит он. И продолжает улыбаться.

Метка на его руке пока ещё живая, цветная: глубокого серого оттенка хорошей, добротной стали, бликующей на солнце. Рамон видел не так уж много меток, но знает, что они, как правило, представляют собой абстрактные узоры, в которых лишь при наличии некоторой доли воображения можно разглядеть какие-то более конкретные фигуры. Но метка Бешеного, конечно же, обязана выбиваться из общего ряда. На его ладони красуется простое, без каких-либо излишеств, изображение якоря, и каким-то странным образом этот якорь полностью вписывается в весь образ Вальдеса, словно это именно то, чего ему всегда и не хватало – что-то надёжное и достаточно весомое; что-то, что не станет мешать тебе двигаться вперёд, но поможет удержаться на месте в случае необходимости. Альмейда какое-то время молча смотрит на якорь, а затем говорит:

– Возьмёшь свой корабль и свою команду, но только тех, кто сам захочет пойти, – вообще-то, он почти уверен, что захотят все, но произнести это вслух обязан. – И, Вальдес… Я никогда не сомневался в твоей преданности. Не заставляй меня начинать.

Вальдес, всё так же хищно улыбаясь, кивает и встаёт, чтобы уйти, но голос Рамона останавливает его на полпути:

– И ещё кое-что.

Он дожидается, пока Бешеный повернётся и посмотрит на него, прежде чем произнести, тяжело роняя слова и глядя прямо в глаза своему другу и подчинённому – но сейчас в первую очередь другу:

– Попробуй только не вернуться.

– Конечно, я вернусь, Рамон, – улыбается Ротгер, и недоумение в его глазах и голосе искреннее, так что Альмейду немного отпускает.

– Да кто вас, помеченных, знает, – ворчит он и жестом велит Бешеному катиться на все четыре стороны. Что тот немедленно и делает, прихватив со стола чуть было не забытую перчатку.

Альмейда отводит взгляд от захлопнувшейся двери и возвращается к другим делам. Не таким ужасным, как друзья, соулмейты которых являются врагами страны, которой эти друзья поклялись в верности.

***

Иногда Руперт фок Фельсенбург ненавидит своих соотечественников. Он с гордостью умер бы, защищая свою страну, он собирается до конца жизни, до последней капли крови отстаивать интересы этой страны, он сделает всё, что от него зависит, чтобы эта война закончилась, и он никогда, ни разу даже в мыслях не позволил бы себе признаться… Но иногда Руппи ненавидит своих соотечественников. Дурацкий, огромный, громоздкий судебный аппарат, против которого Руперт чувствует себя, как букашка против быка. Всех тех людей, которые решили, что Бермессеру должно сойти с рук предательство и дезертирство, а Кальдмеер заслужил смертную казнь – по обвинению в измене родине. Потому что вы можете перетрусить на поле боя и развернуть корабль в обратном направлении, чтобы просто удрать оттуда, а потом врать напропалую, чтобы избежать последствий. Но брататься с врагами вы не смеете, никогда, ни за что на свете. Даже если это не было вашим выбором и никоим образом не могло от вас зависеть. Нельзя иметь родственную душу по ту сторону баррикад, и оставить свою репутацию чистой и незапятнанной. Особенно если ты при этом потерял целый флот.

И уж совсем ни под каким предлогом Руппи не признается себе, что и на своего адмирала он злится тоже. Он не может, не должен злиться на него, ничего неправильного или недопустимого Кальдмеер не совершил, и Фельсенбург под присягой готов подтвердить, что никакого братания с врагами не было и в помине, Олаф даже на брудершафт с Вальдесом пить отказался. Ну нельзя же осуждать человека за одно, наверняка случайное, рукопожатие!..

Но тогда, после этого рукопожатия, когда они какое-то время были почти одни, ещё до того, как осуществилась передача пленных… Когда Руперт сказал Кальдмееру свои соображения об этом случайном рукопожатии и о том, что не будет ничего странного в раненой руке у только что вернувшегося из плена человека, и что хорошо, что метка такая маленькая, так срезанная в этом месте кожа быстрее восстановится… В общем, когда Руппи всё это сказал – быстро, на одном дыхании, как почти уже решёное дело, он уже даже и шпагу, так удачно преподнесённую адмиралу, собрался доставать, – Олаф вдруг поднял на него совершенно недоумевающий взгляд, словно ему даже и в голову не приходило, что можно сделать что-то подобное. И сказал только одно слово:

– Нет.

Фельсенбург знает, что когда Кальдмеер отказывался пить с Вальдесом на брудершафт, это было не потому, что Вальдес был Олафу несимпатичен. Олаф отказался делать то, что в его глазах было предательством по отношению к родине, и Руппи уважал его за это. А потом Олаф отказался делать то, что в его глазах было предательством по отношению к Вальдесу – и теперь Руперт не знает, как к этому относиться.

Но он упорно ищет людей, строит заговор, продумывает планы – и вытаскивает своего упрямого адмирала из тюрьмы, тащит его на борт корабля и готов отстаивать даже ценой собственной жизни. Потому что это то, чему Руперт Фельсенбург научился у своего адмирала: не отступать ни от своих слов, ни от своих принципов, даже если никто этого не оценит и не скажет спасибо…

…Но когда в самый решающий момент боя вдруг появляется Вальдес и спасает положение, Руппи всё равно хочет запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Просто так, чтобы отвести душу.

***

Иногда Луиджи Джильди ненавидит свою сентиментальность. Вальдес доверяет ему свою тайну, показывает свою метку – и Луиджи чувствует себя настолько взволнованным – “Я ведь говорил, говорил, что это нечто особенное!” – и польщённым – “Нет, ну чтобы такой человек, как Вальдес, вдруг доверил мне свои переживания…”, что пропускает момент, когда соглашается принять участие в безумном рейде то ли против дриксов, то ли против самой судьбы, то ли против… Непонятно, против чего, но вид у Ротгера зверски решительный. Бешеный вид. И Джильди сентиментально размышляет, что Вальдесу, конечно, нужна поддержка в это время, когда он вот-вот потеряет свою родственную душу, едва встретив и даже не успев как следует узнать – совсем как сам Луиджи. И Луиджи от всего сердца готов ему эту поддержу оказать – и деликатно молчит о том, что про себя он уверен, что потерять любовь всей жизни, которой была для него Поликсена, всё же страшнее, чем потерять врага, так и не успевшего стать другом – хотя он должен был стать роднее самого родного брата. Быть может, вот в этом “не успел” и заключается основная трагедия, но ни у Джильди, ни у Вальдеса уже никогда не будет шанса сравнить. Как бы то ни было, Ротгер оказал Луиджи поддержку, когда тот в ней нуждался – по-своему, конечно, но всё-таки, – и теперь Луиджи готов сделать то же самое в ответ.

А потом все эти его сентиментальные представления разбиваются вдребезги о суровую реальность, в которой Вальдес если в чём и нуждается – так это в том, чтобы устроить знатную кровавую бойню. И он её устраивает, кровожадно улыбаясь и сверкая совершенно безумным взглядом – Луиджи готов поклясться, что видел, как один из противников во время абордажа, случайно взглянув Бешеному в глаза, сиганул за борт совершенно самостоятельно, даже не дождавшись начала собственно драки. В конце концов Ротгера не останавливает даже невероятное чудо в виде внезапного обнаружения прямо здесь Олафа Кальдмеера – сперва он доводит начатое до конца, а затем очень любезно предлагает дорогим пленникам занять места в каютах и поужинать.

Луиджи с замиранием сердца ожидает, что почувствует недостойное разочарование и даже зависть, из-за которых ему будет стыдно и неловко смотреть Вальдесу в глаза – ведь Вальдес-то не виноват, что его родственная душа выжила, а Поликсена безнадёжно мертва. Вместо этого он чувствует облегчение, а затем – недоумение и досаду. Вся его сентиментальная натура восстаёт против того, что происходит: две родственные души, уже не чаявшие когда-либо увидеть друг друга, ведут себя вежливо и официально, как на королевском приёме. Кальдмеер, даже будучи пленником в первый раз, не смотрел так настороженно на каждое движение Вальдеса. Ротгер не вёл себя настолько чинно и прилично… ну, Луиджи не так давно знает Вальдеса, но готов поставить целое состояние на то, что подобного раньше не случалось вовсе. И он не понимает, отказывается понимать, почему Ротгер, который готов был сцепиться со своими же ради этого человека, когда ещё даже не знал об их связи… Почему Вальдес, который упрямо отстаивал своё право держать пленников в собственном доме, даже когда они были просто пленниками… Почему Бешеный, который отправился к берегам вражеской страны не воевать, а мстить… Почему вот этот вот Бешеный Ротгер Вальдес по возвращении в Хексберг первым делом ведёт Фельсенбурга и Кальдмеера к Альмейде, а после их с остальными пленниками располагают в отдельном доме, куда Ротгер даже не заходит – сразу отправляется к себе.

В ответ на прямой вопрос Вальдес смотрит как-то странно, словно ему приходится объяснять очевидные вещи ребёнку – и Луиджи снова чувствует себя по-глупому сентиментальным. А Ротгер, легко рассмеявшись, демонстрирует метку на своей ладони и говорит, что это требует свободы и равенства. Луиджи не решается уточнить, что он имеет в виду.

***

Иногда Олаф Кальдмеер ненавидит собственную принципиальность. Это странное и необычное чувство впервые посещает его на оглашении приговора. Он стоит, выпрямившись и заложив руки за спину, как на мостике своего уже затонувшего корабля, слушает обвинения и приговор – и единственная мысль, которая как-то отстранённо крутится в этот момент в его голове: “Надо было всё же перейти на “ты” с Вальдесом… с Ротгером”. Олаф знает, что мысль неверная, что он поступил так, как ему велела его совесть, и если бы можно было всё переиграть – поступил бы точно так же снова… Но вот в этот момент, когда терять уже, кажется, больше и нечего, самое большое сожаление – за вычетом потерянного флота и людей, которых уже не вернуть – вызывает эта проявленная в плену перед человеком, который должен, обязан был остаться врагом, принципиальность. От которой всё равно нет никакого толку – людям, которые его судят, наплевать, виновен ли адмирал Кальдмеер в самом деле в том, в чём его обвиняют, или нет. Они просто должны объявить кого-то виноватым – а тут такой удобный адмирал цур зее, вернувшийся из плена с клеймом изменника. Олаф ловит себя на том, что смеётся, сидя в камере и ожидая, когда за ним придут – смеётся над тем, что куда большую злость, чем решение повесить на него всех собак, вызывает в нём это вот пренебрежительное отношение к его метке. Ему кажется, что Ротгер непременно посмеялся бы над этим, но Ротгера здесь нет, и поэтому он смеётся сам.

Олаф потерял свою семью давным-давно, и теперь не знает, что более странно: снова чувствовать, что у него есть семья, или знать, что эта семья – Вальдес. Который смотрит тепло и улыбается, как лучшему другу, но говорит, как с незнакомцем. Эта метка, само наличие которой приятно согревает где-то изнутри – ты не один, ты больше никогда не будешь один, – должна была всё упростить: объяснить, узаконить их непонятную не-дружбу-не-вражду, успокоить, наконец, гнетущее чувство, что поступаешь неправильно, вот так запросто общаясь так с врагом... Вместо этого метка всё усложняет. Больше нет никаких вечерних посиделок за бокалом вина и разговорами обо всём, что только не касается политики. Теперь, кажется, только политика и осталась: Олаф и Руппи выдерживают долгий то ли допрос, то ли совещание с Альмейдой, во время которого Вальдес сидит на стуле где-то у них за спиной и периодически влезает в разговор в своей обычной манере, но ни разу не обращается напрямую ни к кому, кроме своего адмирала. Затем их с прочими пленниками селят в отдельном доме в каком-то среднем между беженцами и парламентёрами статусе – и они теперь кто угодно, но только не военнопленные.

Соотечественники – те, которых сняли с корабля Бермессера – продолжают коситься на Олафа с плохо скрываемым недоверием, но неприязни в этом недоверии больше нет, лишь насторожённость, да и та постепенно сходит на нет. К тому моменту, как они возвращаются домой – после того, как война каким-то невероятным образом заканчивается подписанием мирного договора, – косые взгляды и вовсе прекращаются, сменяясь бывшими прежде обычным делом уважительными и местами даже восторженными. Последнее немного странно, но с тех пор, как в жизни Олафа появился Вальдес, слишком многие странные вещи стали обыкновенностью, чтобы на каждую из них обращать внимание. Этой конкретной странности хотя бы имеется объяснение: Кальдмеер не делает попыток куда-то уйти или с кем-то встретиться, к нему в гости также никто не рвётся, так что выходит, что в их новом окружении просто не находится человека, которого можно было бы заподозрить в обладании парной меткой. А тех, кто – и небезосновательно – с самого начала подозревал не какую-нибудь мимоходом задетую служанку или местного жителя, а сразу Бешеного, сбивает с толку подслушанный не одной парой ушей разговор. Один из двух, которые состоялись за всё время так называемого ”второго плена” между ним и Вальдесом.

Происходит это почти публично и выглядит чистой случайностью: Вальдес просто проезжает мимо прогуливающегося неподалёку от дома Олафа – на лошади и с вещами, что указывает на явное намерение уехать; как становится понятно позже – уезжает он надолго, практически до конца войны. Но в неслучайности встречи Кальдмеера убеждает не это обстоятельство, а постановочность разговора, которую не замечает никто, кроме его участников.

Это их первая встреча с тех пор, как они прибыли в Хексберг, и Олаф – скорее, от собственного удивления при осознании того факта, что он, оказывается, скучал по обществу Ротгера, чем по каким-либо ещё причинам – невольно делает шаг назад и по давней привычке складывает руки за спиной. Он не осознаёт, что принимает ровно ту самую позу, в которой имел привычку стоять на мостике Ноордкроне, командуя наступлением. Как выясняется позже, ничего лучше, чем это, он сделать бы не смог, даже если бы нарочно продумывал, как будет выглядеть в глазах находящихся неподалёку соотечественников – о чём он, к стыду своему, в тот момент и не вспоминает. Привычная поза помогает ему оправиться от удивления и взять себя в руки, но сторонний взгляд, конечно, воспринимает и её, и последовавший за ней вопрос, как встретившее полную взаимность со стороны Бешеного выражение намерения держать положенную дистанцию.

– Вы куда-то уезжаете, адмирал? – ровным голосом спрашивает Олаф, будто на самом деле вовсе не имеет в виду что-то среднее между “я рад тебя видеть” и “где тебя кошки носили всё это время?”.

– Я бы и рад рассказать вам, адмирал цур зее, но, боюсь, это один из тех вопросов, в которые я не имею права вас посвящать, – Вальдес укоризненно улыбается и разводит руками, словно до этого Кальдмеер только тем в плену и занимался, что пытался вызнать как можно больше государственных тайн.

– Попытаться всё равно стоило, – отвечает Олаф, потому что не пропадать же теперь актёрскому таланту Ротгера. Тот в ответ подмигивает и произносит уверенным тоном:

– Полагаю, в следующий раз мы с вами увидимся уже в море, – так уверенно заявляет он, словно это уже решённое дело, так что ни у кого из слышавших это не остаётся сомнений в том, что уж Бешеный-то точно знает, о чём говорит. – Как противники или как союзники – это уже как повезёт.

Олаф медленно кивает, не отводя глаз. Ему кажется странным, что, похоже, он единственный из присутствующих видит за беспечной улыбкой Ротгера, насколько при этом серьёзен его взгляд.

– Вы всегда были достойным противником, я почту за честь сразиться с вами снова, – отвечает он, чуть улыбнувшись уголками губ – так, чтобы только Ротгер и успел это заметить. Тот, конечно, замечает – он всегда всё замечает, порой даже больше, чем нужно.

– Не попадайтесь в следующий раз, адмирал, – Вальдес весело машет рукой на прощание и пришпоривает лошадь, срываясь с места в галоп. “В следующий раз я тебя так просто не отпущу”.

“Тебя и сейчас никто об этом не просит”, – думает в ответ Олаф. Хотя на самом деле он никогда в жизни не скажет вслух ничего подобного, потому что – война, долг и принципы.

Было бы очень легко понять поведение Вальдеса именно так, как его – а заодно и поступки самого Кальдмеера – понимают все невольные свидетели: если между двумя адмиралами и есть родство душ, то упомянутые адмиралы решили, что долг превыше всего, они рождены врагами, и никакие метки на руках это не изменят, как бы сильно они этого ни хотели. Судьба посмеялась над ними, это жестоко и несправедливо, в другое время и в другом месте всё могло бы быть по-другому – но сейчас обстоятельства сложились именно так, и им остаётся только принять это и пережить. Это объяснение упрощает ситуацию, вычёркивая из уравнения метания и муки выбора, оставляя лишь один, простой и понятный путь. К сожалению, одной из привилегий, доступных родственным душам, является умение всегда понимать друг друга правильно. И Олаф каким-то образом – странно, смутно, скорее чувствуя это, чем осмысливая – понимает Ротгера именно правильно. Потому что Ротгер прекрасно осознаёт, что нет никакой измены родине в том, чтобы общаться со своей родственной душой. И даже когда Кальдмеер был пленником в его доме, а о родстве душ ни один из них не подозревал, Вальдес не видел ничего зазорного в том, чтобы беседовать с ним, или распивать вместе вино, или лечить его – а на общественное мнение ему было наплевать тогда, и наплевать сейчас. Но тогда Олаф был плененным проигравшим врагом – а сейчас он близкий человек, лишённый права выбирать, кем ему быть, с кем и где. Лишённый свободы. И потому Ротгер делает для Олафа то единственное, что сейчас кажется ему важным: пытается отпустить его на свободу.

Всё дело в том, что Кальдмеер старше Вальдеса. Ему уже доводилось привязываться к кому-то и терять свою семью: родственников и тех, кто был семьёй не про крови – свою команду. И он знает, что нельзя освободить человека от привязанности – и от боли, связанной с ней – так же легко, как освободить его из плена. Он знает, что свобода – отличная вещь, но человеческие отношения так не работают, они не подразумевают полной, абсолютной свободы – потому что абсолютная свобода подразумевает одиночество. Он знает, что привязанность к кому-то ограничивает свободу – и это не плохо, просто Бешеный пока не способен это принять, но всё нормально: он поймёт со временем, когда будет готов. И потому Олаф делает для Ротгера то единственное, что сейчас представляется для него возможным: не мешает ему.

***

Иногда Ротгер Вальдес ненавидит смеяться. Обычно ему это нравится: он смеётся, когда ему смешно и когда ему грустно; когда он весел и когда он зол; улыбается тем, кто ему симпатичен, и тем, кого он ненавидит. У него всегда находится смех на любой случай жизни: весёлый, жестокий, заразительный, сумасшедший, пугающий – какой угодно. Всё дело в том, что Бешеный привык жить стремительно и быстро, окунаясь прямо в водоворот событий, всегда стремясь оказаться в самой буре. И когда одно-единственное рукопожатие внезапно останавливает его в этом бесконечном движении, он оказывается не готов. Они стоят и смотрят друг другу в глаза всего несколько секунд – несколько вечностей, – а потом Ротгер неимоверным усилием заставляет себя разомкнуть руку, и Олаф уходит, а Вальдес остаётся просто стоять на месте, и он не готов к этому. Он чувствует себя рыбой, выхваченной из водоворота и брошенной на берег, птицей, парящей на ветру и внезапно оказавшейся там, где никакого ветра нет… Словно он всю жизнь двигался к центру бури так стремительно, что даже не задумывался о том, что там, в этом центре – а там оказалась полная тишина, без времени и без движения. Время сжимается, как пружина, и её отпускает, лишь когда Кальдмеер окончательно скрывается из вида. Тогда Вальдес слышит свой смех, но это неправильный, ломкий и резкий смех, какой случается с ним очень, очень редко – и этот смех ему не нравится, потому что смеяться им больно.

Нежданная родственная душа кажется обретённой и сразу потерянной – а затем вдруг вновь обретённой, и тогда одно отвратительное мгновение Ротгеру кажется ужасно заманчивой идея оставить Кальдмеера себе. Это будет до смешного легко в сложившихся обстоятельствах: Олаф лишён своей должности и только что чудом избежал смертной казни, на родине для него сейчас ничего нет, на его стороне один только бывший адъютант с горсткой помощников – да и те здесь по большей части из-за Фельсенбурга. И было бы так просто захватить пленников – а потом одного, того, которому некуда возвращаться, но у которого зато имеется целая родственная душа на вражеской земле, так и оставить в плену. И единственное, что требуется от Вальдеса – это просто дать Кальдмееру прибежище в своём доме и не делать больше ничего. Никаких усилий. Его даже обвинить будет не в чем, и ни одному из них больше не придётся испытывать это удушающее чувство, когда значимая и весомая часть тебя находится где-то далеко и, быть может, так навсегда в этом “далеко” и останется. Это простое и лёгкое решение, и жизнь Ротгера тоже была бы куда проще и легче, если бы он был кем-то другим, а не Ротгером Вальдесом. Если бы он был кем-то, кто мог бы так поступить.

К сожалению, Вальдес является именно тем, кто он есть, и поэтому единственное, что ему на самом деле хочется сделать, как только он раз и навсегда выбрасывает из головы чужую предательскую мыслишку – это немедленно подарить Олафу свободу. Не отпустить на все четыре стороны – потому что это ничего не исправит. Нет, дать ему настоящую свободу: вернуть право быть и называться тем, кем Кальдмеер всегда хотел, жить и служить родине, которую Кальдмеер всегда любил, и умереть за эту родину в бою – как заслуживающий уважения и признания офицер, а не на плахе, как заклеймённый позором предатель. Беда в том, что Бешеный слишком хорошо помнит усвоенный ещё в далёком детстве урок: самые прекрасные птицы не поют в клетках. Поэтому Ротгер не селит пленников у себя, ничем не выделяет из их числа бывшего адмирала цур зее, – даже не разговаривает с ним, – и вообще ведёт себя настолько благоразумно, что Альмейда невольно начинает опасаться за его душевное здоровье. В качестве аргумента против Бешеный уходит танцевать с девочками на гору, умалчивая о том, что девочки на него обижены.

Вальдес знает, из-за чего именно, и это, на самом деле, очень смешно: он всё ещё их любимчик, и они всё ещё любят танцевать с ним, и именно сейчас он может танцевать как никогда раньше. Но девочки обижены, потому что – и Ротгер всегда знал об этом – они с самой первой встречи хотели забрать его, увести с собой, заставить закружиться в безумном танце и зайти – взлететь – так далеко, что вернуться обратно будет уже нельзя. Они любят танцевать с людьми, но редко кто может танцевать с ними наравне, и ещё реже они хотят забрать кого-то себе. Возможно – никто не знает наверняка, – именно так кэцхен и появляются. Возможно, все они – бывшие люди, которые когда-то заигрались, затанцевались с ветром до такой степени, что позабыли, как быть людьми. Бешеный никогда особо не стремился проверить это на себе – хотя иногда он и думал, что может быть, однажды, когда-нибудь, но не сейчас, сейчас ему всё ещё нравится быть человеком. И потому никогда не танцевал в полную силу. Никогда не мог позволить себе взлететь максимально высоко, не глядя вниз и не опасаясь упасть – потому что знал, что ведьмы не упустят шанс, как только он представится. Теперь он позволяет себе это: не думая ни о чём, отдаётся воле ветра полностью, танцует так, как никогда раньше – и девочки обижены, потому что теперь Ротгеру не нужно оглядываться и, собирая последние остатки здравого смысла, напоминать себе о необходимости вернуться на землю. Он смеётся совершенно сумасшедшим смехом и взлетает ещё выше. Якорь, который удерживает его от окончательного взлёта – падения – не сковывает движений и не мешает танцевать. Он только мешает девочкам забрать его, и поэтому они обижены, а Вальдес смеётся.

А потом ему подворачивается возможность исчезнуть из Хексберг – надолго исчезнуть, – и Ротгер пользуется этим. Только напоследок нужно завершить начатую кампанию по развеиванию подозрений вокруг личности родственной души Кальдмеера, и если это просто оправдание для того, чтобы хотя бы поговорить с ним в последний раз, никто об этом всё равно не узнает. Вальдес уезжает и последующие месяцы он слишком занят – старается быть слишком занят, – чтобы обращать внимание на противное тянущее ощущение где-то внутри. Как будто он слишком сильно натянул пристёгнутый к шее поводок и его вот-вот, как непослушную дворовую псину, потянут за этот поводок обратно, но он упрямо продолжает идти дальше, проверяя границы, на которые теперь простирается его когда-то бесконечная свобода. От мысли, что на самом деле ничьи руки этот воображаемый поводок не держат, и где-то там, на другом его конце, кто-то испытывает все те же самые неудобства, отчего-то совершенно не становится легче. Поэтому все лишние, мешающие мысли и чувства отбрасываются в сторону до окончания войны, и эта тактика прекрасно работает, пока война вдруг внезапно не заканчивается, а Ротгер не осознаёт, что находится вдали от моря уже очень, очень долго, и это ужасно неправильно.

Вечер, в который Ротгер Вальдес возвращается в Хексберг, должен стать последним вечером нахождения там же “гостей” – теперь уже ни в коем случае не пленников – из Дриксен: завтра они отправятся навстречу торжественной делегации из кесарии, прибывающей для подписания мирного договора. Завтра Олаф Кальдмеер отправится домой и будет волен воспользоваться подаренной ему свободой, как заблагорассудится. Ротгер не питает никаких иллюзий насчёт того, как долго протянет мирный договор между двумя вечно враждующими державами, и более чем уверен, что Олаф также не отличается склонностью к иллюзорному восприятию реальности. Это понимание и ещё давняя привычка всегда рубить с размаху, не жалея и не оглядываясь, в конце концов заставляют Вальдеса, едва успев показаться дома, отправиться к любимому обрыву над морем. Не туда, куда все обычно приходят потанцевать с девочками – нет, это его особенное, личное место, тщательно укрытое от посторонних глаз деревьями и кажущимся на первый взгляд неприступным скальным выступом. Ротгер нашёл его лет в десять, когда прятался от некстати нагрянувшей тётушки, вознамерившейся во что бы то ни стало “привести ребёнка в приличный вид”. С того самого дня и до сих пор девочки были единственными, кто мог отыскать его здесь, и потому Бешеный, особо не таясь, стоит в полный рост на самом берегу обрыва, раскинув руки и позволяя ветру обдувать себя со всех сторон, и смеётся, громко и искренне. Как в день, когда из моря не вернулся отец; как в день, когда умерла мама; как в день, когда он должен был впервые выйти в море; как в день, когда он получил свой корабль; как он хотел бы сделать в день, когда узнал о гибели дядюшки Вейзеля, но был уже слишком далеко от Хексберг для этого. Внизу в красном закатном свете беснуется море, и Ротгеру кажется, что это – именно то, что ему сейчас больше всего нужно. До тех пор, пока одна из девочек, ласково растрепав ему волосы, не шепчет лёгким ветерком прямо в ухо:

– Твой якорь здесь.

А затем за спиной раздаются шаги.

***

Иногда кэцхен любят и ненавидят какого-нибудь человека. Это случается очень редко, потому что обычно люди не волнуют их вовсе: с некоторыми из них приятно потанцевать, с некоторыми можно танцевать дольше, чем с другими – но это всё временно и эфемерно, ведь люди и сами временны и эфемерны. Но иногда с кем-то из них хочется танцевать ещё, ещё и ещё – бесконечно, потому что этот кто-то – такой же, как они: лёгкий, свободный, резкий и непредсказуемый, будто ветер. И тогда они начинают любить его, а вслед за этой любовью приходит понимание, что он вовсе не такой же. Что он смертный. И тогда они ненавидят его так же страстно, как любят, потому что однажды – очень скоро, по меркам бессмертных существ – он оставит их вместе со всей их бессмертной любовью. Ротгера Бешеного Вальдеса кэцхен любят и ненавидят достаточно сильно, чтобы желать ему той же судьбы, что у них, и до самого конца не оставляют надежды, что однажды он перейдёт ту невидимую черту, что отделяет его от его же собственной человечности – и уж тогда они позаботятся о том, чтобы пути назад не было. А потом Бешеный обзаводится якорем. И кэцхен ненавидят их обоих, ведь теперь Вальдес никогда не будет принадлежать им. И кэцхен любят их обоих – странно, необъяснимо, потому что якорь совсем не похож на тех, с кем они обычно танцуют: якорь крепко стоит двумя ногами на земле, даже когда до этой земли – расстояние глубиной с море, и якорь крепко держит на этой земле Вальдеса, даже когда этот Вальдес готов совсем от неё оторваться и взлететь. Но якорь теперь – это неотъемлемая часть Бешеного, и потому кэцхен любят и его тоже, и потому они не сбрасывают его с опасного обрыва, как бы велико ни было искушение, а показывают дорогу. И остаются подслушивать – уже не потому, что любят или ненавидят, а потому, что от природы любопытны и жадны до человеческих эмоций.

***

“Я рад тебя видеть”, – мог бы сказать Ротгер, но для этого сперва придётся повернуться и увидеть. Поэтому он спрашивает:

– Как ты меня нашёл? – хотя ответ ему уже известен.

– Кажется, одна из твоих ведьм меня проводила, – задумчиво отвечает Олаф, будто он не совсем уверен в чём-то из сказанного: то ли в том, что это была ведьма, то ли в том, что его хотели именно проводить к Вальдесу, когда вели за собой по узкой, едва заметной в сумерках тропинке вдоль крутого обрыва.

– Я думал, ты не можешь их видеть, – всё так же глядя на море, замечает Ротгер. Натянувшийся было до предела невидимый поводок вдруг исчезает, и Вальдес еще не совсем уверен, что ему с этим делать.

– Теперь, видимо, могу, – спокойно отвечает Олаф и усилием воли заставляет себя стоять на месте и не подходить ближе к замершему на самом краю обрыва Вальдесу. Не то чтобы он думает, будто Бешеный собирается оттуда сорваться. Просто ему самому нужно немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что он снова может дышать – хотя он прекрасно понимает, что привыкать к этому не стоит, ведь завтра придётся отвыкать обратно. Они оба знают. Оба синхронно делают глубокий вдох. Ротгер резко разворачивается, а Олаф делает шаг вперёд, метки на руках обжигает холодным огнём, воздух заканчивается, все звуки исчезают, время на одно ужасное – восхитительное – мгновение замирает… И всё тут же возвращается обратно – и воздух, и звуки, и течение времени, но теперь, наконец, с правильной силой и мощностью, как будто до этого момента они, сами того не замечая, жили лишь вполсилы.

– Я надеялся, ты придёшь попрощаться, – негромко произносит Кальдмеер, когда пауза несколько затягивается.

Вальдес встряхивается, будто очнувшись, и широко улыбается:

– Не люблю прощания.

– И всё же в прошлый раз ты пришёл, – возвращает ему улыбку Олаф.

– И посмотри, что из этого вышло, – Бешеный с лёгким смешком демонстрирует метку на своей ладони.

С таким аргументом трудно поспорить, и Кальдмеер вдруг ловит себя на том, что смеётся в ответ: тихо, но легко и беззаботно, как умел, наверное, только в детстве. И как из всех знакомых ему взрослых, потрёпанных жизнью и войной людей, умел до сих пор только Ротгер Вальдес.

Они остаются там почти до утра: Вальдес болтает ногами над обрывом, рассказывает обо всём подряд и много смеётся; Олаф сидит возле самого края, рассказывает что-то в ответ и иногда тоже смеётся, но чаще просто улыбается. Им тепло и уютно рядом друг с другом, и ведьмы, сперва неслышно наблюдающие за происходящим, в конце концов, несколько раздражённо хлестнув порывом ветра напоследок, уходят от этого семейного тепла и уюта подальше: такие вещи им не по нутру. Кэцхен ещё возьмут своё, когда от тепла останется только воспоминание.

В город возвращаются перед самым рассветом: Кальдмееру едва-едва достанет времени, чтобы собрать вещи. Вальдес не любит прощания – и поэтому они не прощаются, до самых ворот ведя пустячную беседу, словно назавтра смогут снова встретиться и продолжить её с того момента, на котором остановились. Они могли бы обсудить более серьёзные вещи, чем десятилетней давности проделка Ротгера, едва не стоившая ему всей военной карьеры, или ставшие традицией дружеские розыгрыши, которыми было принято посвящать в члены команды новичков на Ноордкроне. Важные, тяжёлые вопросы, вроде того, как долго протянет мир между Талигом и Дриксен; как быстро Кальдмеер будет восстановлен в должности; и будет ли у них хоть одна возможность увидеться не в качестве врагов в тот краткий промежуток, пока страны будут отходить от одной войны и ещё не успеют замыслить другую – потому что, кажется, даже Руппи не достаёт наивности поверить в то, что мир сохранится надолго. Но никто из них не видит необходимости озвучивать вслух и без того понятные обоим вещи, поэтому они и болтают о пустяках, пока Олаф, наконец, не отворяет калитку и не идёт к дверям, кивнув легкомысленно взмахнувшему рукой в ответ Ротгеру. Он пытается пройти этот последний, самый трудный отрезок пути как можно быстрее, но слышит в спину:

– Олаф! – и замирает с не донесённой до двери рукой.

– Да?

– Мы с Рупертом обсуждали как-то возможность совместного путешествия в Седые Земли.

– Я помню, – идея эта тогда, учитывая военное положение, казалась чем-то на грани сумасшедшего бреда, а после, за всеми делами, несколько подзабылась. Руппи, по крайней мере, больше об этом не упоминал.

– Ты не хотел бы присоединиться?

Пока у нас есть для этого возможность.

Мир с Талигом долго не протянет. Но хотя бы несколько лет… Возможно, это время у них есть.

– Разумеется. В любое время.

Олаф, всё так же не оглядываясь, входит в дом. Он знает, что Вальдес за его спиной уже развернулся и уходит, и что он не придёт провожать “дорогих гостей”. Но “дорогим гостям” это и не нужно.

***

Иногда судьба, кажется, просто ненавидит хорошие концовки. Поэтому, вместо того, чтобы связать души людей, которые могли бы расти и жить рядом, как братья, и затем идти в бой плечом к плечу и умирать друг за друга, иногда она связывает тех, кому приходится впервые встретиться по разные стороны баррикад, и иди в бой друг против друга, и умереть, возможно, от руки того, кто должен был стать лучшим другом и братом. Чтобы люди помнили, что судьба бывает слепа и жестока. Чтобы люди знали, что судьба всегда неумолима. Чтобы люди видели, как легко судьба может дать – и тут же отнять.

Но некоторым людям, в общем, плевать на планы судьбы. Ротгер Вальдес и Олаф Кальдмеер каждый раз расстаются – отпускают друг друга – словно бы навсегда, но только лишь затем, чтобы встретиться снова. И снова. И снова. Пускай хотя бы и в бою: они оба получали от этого противостояния немалое удовольствие и прежде, до знакомства, и не видят никакого смысла приниматься страдать по этому поводу теперь. И спустя ещё полтора десятилетия, одно совместное плавание, дюжину морских сражений и пять пленений (два из которых приходятся на Олафа и три – на Вальдеса, причём в последнее из них он напрашивается сам, да ещё и во время перемирия), наконец, окончательно принимают друг друга, как нечто незыблемое и постоянное, что никуда не денется и не исчезнет, даже если отпустить его на волю, не надеясь на новую встречу. Даже если новой встречи не будет вовсе. Они продолжают быть не-друзьями и сражаются друг с другом всерьёз, потому что иначе им нельзя. Они продолжают быть не-врагами и беспокоятся друг о друге всегда, потому что иначе они не могут. Они не ведут переписок и не передают тайных посланий, но умудряются влиять друг на друга, находясь порознь годами. И им обоим, в сущности, глубоко безразлично, что там было запланировано на этот счёт судьбой.

Вопрос: Погладить автора?

1. ДА!		19	(100%)
Всего:		19

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, фанфики, Олаф Кальдмеер

---

Правила выживания в диких условиях, Правила 1-7

Название: Правила выживания в диких условиях
Фандом: Камша Вера, "Отблески Этерны"
Размер: макси/слов 16591
Пейринг/Персонажи: приддоньяки, вальдмееры, и прочие люди, засветившиеся в первой части.
Категория: джен
Жанр: Юмор, Пародия, AU, Стёб
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: специфический упоротый юмор
Статус: завершён
Краткое содержание: Если вы оказались в неизвестном месте без каких-либо следов цивилизации – не паникуйте. Вам всего лишь нужно соблюдать несколько простых правил, и всё будет хорошо. Или нет.
Дисклеймер: не моё, выгоды не извлекаю, поиграюсь и верну.
Примечание: Является сиквелом к фанфику "В тесноте, да не... Хотя да, в обиде" , без прочтения первой части вы мало что поймёте)

Правило первое: найдите себе хорошую компанию. Или хотя бы просто компанию.

Правило первое: найдите себе хорошую компанию. Или хотя бы просто компанию.

~Лесная чаща, колючие заросли~

Чарльз *резко просыпаясь и в ужасе распахивая глаза*: АААААА!!!
Эмиль *где-то вне зоны видимости*: И незачем так орать, лучше всё равно не станет. Я уже проверял.
Чарльз *в ужасе тараторя*: Мне приснился ужасный сон! Как будто мы заперты в какой-то коробке неизвестно где… *наконец начинает оглядываться* А где это мы?
Лионель *сурово*: В месте нашей временной дислокации. Немедленно поднимайтесь и принимайтесь за работу.
Чарльз *делая попытку встать*: Какую рабо… Ай!
Эмиль *почти любезным тоном*: Осторожнее, здесь колючки.
Чарльз *на четвереньках выползая из колючих зарослей*: Да я уже заметил. Как я оказался в этих колючках?
Лионель: Ну надо же было вас где-то положить, чтобы под ногами не путались.

~Непроходимое болото, правый край~

Штанцлер *аккуратно ступая по кочкам*: …и поэтому, как вы наверняка уже поняли, нам совершенно необходимо объединить свои силы в борьбе…
Понси *шлёпая где-то рядом и совершенно не глядя под ноги*: …но раннее творчество Барботты не было оценено по достоинству, поэтому великому поэту пришлось…

~Непроходимое болото, центр~

Валентин *прислушиваясь к затихающим вдали голосам Штанцлера и Понси*: Можно выходить.
Арно *выныривая из-за куста и придерживая одной рукой шатающегося бледного Руппи*: Отлично, пошли дальше.
Валентин *подхватывая Руппи с другой стороны*: Прежде чем мы пойдём дальше, мне хотелось бы уточнить один немаловажный вопрос.
Арно *одновременно пытаясь зубами поправить повязку на свободной от Руппи руке*: Какой?
Руппи *невнятно что-то мычит*.
Валентин: “Дальше” – это, по-вашему, куда?
Арно *оглядывая раскинувшееся вокруг болото*: Нуууу…

~Лесная чаща, место крушения~
Поваленные деревья, спутанные лианы, кругом раскиданы ещё горящие обломки, сделанные из странного материала.

Альдо: Мммммммм!
Луиза: Что, кляп жмёт?
Марсель: Или, может, верёвки слишком туго затянуты?
Альдо *пытаясь вырваться*: Мммммм!
Луиза *злорадно*: А нечего было тянуть руки и нажимать на что попало!
Ричард: Прекратите! Прекратите издеваться над Его Величеством!
Карваль *держа Ричарда на прицеле*: Я бы на твоём месте не дёргался.
Ричард *прекращает вопить и смотрит на Альдо со страдальческим выражением лица*.
Марсель *скептически оглядывая Ричарда*: Может, ему лицо чем-то замотать?
Карваль: Да не, мы уже второй день без еды, а он как раз аппетит начисто отбивает.

~Лесная чаща, чуть в стороне от места крушения~

Марианна *очнувшись и со стоном выныривая из-под обломков*: Мммм, что произошло?
Робер *очнувшись и со стоном выныривая из-под Марианны*: И почему мы го… эээ… не одеты?
Марианна: Это я как раз помню, и оскорблена, что вы забыли!
Робер: Нет, я тоже, кажется, помню… Но почему мы не одеты и лежим в груде… А что это, кстати?
Айрис *откуда-то сверху*: Лююююдиииии, меня кто-нибудь слышит?
Робер и Марианна *задирая головы*: Кто здесь?
Айрис: Это Айрис Окделл, я тут на дереве застряла!
Робер: Давно?
Айрис: Уже почти сутки, с тех пор, как мы упали.
Марианна: Какой ужас!
Робер: Да, бедная девочка!
Марианна: Мы пролежали здесь почти сутки! Мой макияж наверняка весь размазался!
Робер *снова задирая голову вверх*: Почему вы не спускаетесь?
Айрис: Я высоты боюсь!

~Опушка леса, берег реки~
На песке возле воды разложены охапки листьев, на которых лежат два крупных тела. Чуть ближе к лесу сооружён небольшой шалаш.

Бонифаций *лёжа на листьях*: Хррррр…
Матильда *приподнимается и оглядывается назад*: Как там ваш друг, генерал?
Райнштайнер *заглядывая в шалаш и внимательно осматривая лежащего там Жермона*: Всё ещё без сознания. Но, думаю, свежий речной воздух должен пойти ему на пользу больше, чем дым от горящего вещества неизвестного происхождения. Не беспокойтесь, отдыхайте.
Матильда *косясь на храпящего рядом Бонифация*: Отдохнёшь тут, как же. *в сторону Райнштайнера*: Полагаю, нам стоит подумать о запасах еды.
Райнштайнер: Полагаю, с вашей травмой ноги вам стоит предоставить заботу об этом кому-то, находящемуся в более добром здравии.
Ульрих-Бертольд *с воплем выныривая из реки и выскакивая на берег*: Эта рыба кусается, как закатный тварь!

~Лесная чаща, самая дремучая часть~
Кроны деревьев полностью перекрывают доступ солнечному свету, всё заросло мхом и оплетено лианами.

Алва *сидит на выпирающем корне дерева и мрачно смотрит прямо перед собой*.
Зоя *машет рукой у Алвы перед лицом*: Ноль внимания! Возмутительно!
Арамона *стоя в отдалении, недовольно*: Да оставь ты его, он с детства был дурно воспитан!
Сильвестр *выбираясь из-за деревьев и подходя к Алве*: И давно он так?
Зоя: Да вот с тех пор, как очнулся после приземления. Там взорвалось что-то, нас куда-то далеко отбросило.
Арамона: Он башкой ударился.
Алва *поднимая глаза на Сильвестра и ухмыляясь*: О, так и знал, что встречу вас в Закате!
Арамона: Точно ударился.

~Опушка леса, обрыв над рекой~
Между лесом и обрывом небольшая каменистая площадка, заваленная ветками, на самом краю обрыва – очень большое дерево, под деревом два человека – один сидит, второй лежит.

Бермессер *таща из леса крупную ветку и ругаясь сквозь зубы*: Почему я должен это делать?!
Вальдес *прислонившись спиной к стволу дерева и болтая ногами над обрывом, сосредоточенно что-то вяжет из лиан*: Я взял вас в плен, и потому имею полное право издеваться над вами любым не запрещённым законом способом.
Кальдмеер *лежит под деревом без сознания*.
Катарина *выходя из леса и озираясь*: Прошу прощения, господа, вы не видели маршала Алву?
Вальдес *обаятельно улыбаясь*: Добрый день, Ваше Величество! Не составите нам компанию? Лишние руки не помешают *указывает на свободное место возле дерева*.
Бермессер *возмущённо*: Да кто так обращается с дамами?!
Катарина *почему-то послушно идёт к дереву*: Я же кого-то искала…
Вальдес *вручая королеве лиану*: О, соберано и без вас не пропадёт! А я пока вам историю расскажу.
Бермессер *бормочет под нос, идя к лесу за очередной веткой*: Надеюсь, Кальдмеер скоро очнётся.

Правило второе: старайтесь не терять из виду товарищей и не отделяться от группы.

Правило второе: старайтесь не терять из виду товарищей и не отделяться от группы.

~Лесная чаща, колючие заросли~

Чарльз *возмущённо оглядываясь кругом и пытаясь отцепить колючую ветку от одежды*: А просто оставить меня там, где я был, нельзя?!
Лионель: Учитывая, что вы валялись без сознания в горящей горе обломков…
Эмиль: …и какой бы соблазнительной ни казалась нам сейчас мысль о хорошо прокопчённом мясе…
Лионель: …вчера она всё ещё ужасала нас в достаточной степени…
Эмиль: …чтобы вытащить вашу безжизненную тушку из огня и перетащить в безопасное место…
Чарльз *осоловело оглядывается и пытается понять, с которым из братьев он разговаривает*: А… Я…
Лионель *довольно*: Отлично, это всё ещё работает.
Эмиль: Некоторые навыки не пропьёшь!
Арлетта *появляясь за спинами сыновей*: Хватит издеваться над бедолагой! Вы Арно нашли?
Лионель и Эмиль *хором*: Ещё нет!
Арлетта: Тогда почему вы здесь стоите?
Эмиль: Да может, Арно вообще здесь нет!
Арлетта *скептически*: В никому не известном опасном месте, в которое попали случайным образом выбранные люди по загадочному стечению обстоятельств?
Лионель *после паузы*: Ладно, ты права, он точно где-то здесь.

~Непроходимое болото, правый край~

Понси: …и вот, претерпев все эти несчастья во имя искусства… *недоумевающе оглядываясь* Куда вы подевались?
Штанцлер *где-то позади*: …помогите, я тону в трясине!
Понси: Да-да, трясина будней вечно тянет на дно! Но где же вы?
Штанцлер *продолжает тонуть в трясине*.

~Непроходимое болото, центр~

Валентин *подчёркнуто спокойным тоном*: Не напомните мне, какой у вас был план?
Арно *с трудом балансируя на кочке и удерживая Руппи в вертикальном положении*: Я собирался отвести Руперта к воде и напоить его *скептически оглядывая явно невменяемого Фельсенбурга*… Или сразу окунуть, чтобы он быстрее пришёл в себя после той дряни, которой его наполи перед тем, как мы упали.
Руппи: Йааааа…. В прдк…
Валентин *ещё более спокойным тоном*: Тогда почему мы пошли на болото, если неподалёку была река?
Арно *раздражённо*: Потому что к реке уже пошёл Ульрих-Бертольд! А тебя вообще с нами никто не звал!
Руппи: Мой адмирааааааааал, я должен его спастиииииии!
Валентин *красноречиво смотрит на перетянутую ремнями и разорванным на полосы плащом правую руку Арно, затем отводит взгляд в сторону*: Ваш адмирал в порядке, господин Фельсенбург, я совершенно точно слышал, как вице-адмирал Вальдес обещал за ним присмотреть.
Руппи *возмущённо вырываясь из рук Арно и Валентина*: Опять Вааааааааальдес, что он веч… *поскальзывается и падает в болото*.
Арно *хватаясь здоровой рукой за Валентина, чтобы не упасть*: С другой стороны, воды здесь хоть залейся.
Валентин *задумчиво*: Да, свои планы вы осуществлять умеете, теньент. С размахом.

~Лесная чаща, место крушения~

Луиза: Господа, надеюсь, у вас есть план действий?
Альдо: Мммммм!
Ричард: Мы должны освободить Анакса, а затем найти королеву!
Карваль: А это не вас двоих спрашивают! Я собираюсь найти монсеньора.
Марсель: Мне нужно найти Рокэ. Я уже отправил за ним Котика, но его что-то долго нет.
Луиза *тихо себе под нос*: Я так понимаю, еду искать никто не собирается.

~Лесная чаща, чуть в стороне от места крушения~

Робер *устало повторяет уже пятнадцатый раз*: Айрис, прыгайте, я вас поймаю!
Айрис: Нет, мне и тут неплохо!
Марианна: Прыгай, девочка, мы не можем торчать тут целую вечность!
Айрис: Мне страшно!
Робер *успокаивающим тоном*: Здесь не так уж высоко, всё будет в порядке…
Марианна *изо всех сил трясёт дерево*.
Айрис *падает*: Ааааааааааааа!
Робер *ловит её*: Ох.
Айрис: АААААААААА!!!!
Марианна: Да хватит кричать, вы уже долетели, и ничего не случилось.
Айрис: Аааааааааа! Почему вы голые?!!!

~Опушка леса, берег реки~

Ульрих-Бертольд *с остервенением прыгает по берегу на одной ноге, пытаясь скинуть со второй зубатую рыбину*: Отцепись от меня, слобный маленький дрянь!
Бонифаций *просыпаясь от криков*: Кто пил во время службы? Я не пил!
Райнштайнер *подходя ближе и задумчиво глядя на рыбу*: Интересно, она съедобна?
Матильда *деловито*: Я могу попробовать это приготовить.
Бонифаций *окончательно проснувшись и начав соображать*: У меня ещё осталось немного ээээ… освящённой воды во фляге, чтобы обеззаразить это дикое животное.
Райнштайнер: Надеюсь, это вы о рыбе, хотя я бы предпочёл сперва обеззаразить всё же рану доблестного барона. Да и ногу Германа обработать не помешает.
Котик *выбегает на берег, принюхивается, разочарованно скулит и убегает*.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Сильвестр: Так с чего вы взяли, что это Закат?
Алва *печально*: Кругом одни мёртвые, темно, сыро, вина нет…
Арамона *злорадно*: А ещё он головой ударился!
Сильвестр: Где же вы тут увидели мёртвых?
Алва *молча указывает рукой сперва на Зою с Арамоной, потом на самого Сильвестра*.
Сильвестр *приглядывается к Зое и Арамоне*.
Зоя *кивает головой*.
Сильвестр: Допустим. Но я-то жив.
Алва: С чего вы это взяли?
Сильвестр *присаживаясь на корень рядом с Алвой*: Действительно…
Зоя: Мне кажется, или разговор зашёл куда-то не туда?

~Опушка леса, обрыв над рекой~

Вальдес *переплетая полученный длинный лиановый канат с более мелкими лианами*: …и вот тут началась такая качка, что даже самые бывалые матросы перегнулись через борт и…
Катарина *меланхолично скручивая второй канат из лиан*: Как вы интересно рассказываете…
Бермессер *аккуратно разламывая на равные части притащенные из леса ветки*: Да как вы это делаете?!
Вальдес: Ну… Берёшь одну лиану, берёшь вторую, аккуратно скручиваешь…
Бермессер: Я не об этом! Я о ней! *указывает на королеву* Вы её загипнотизировали!
Вальдес: Фу, как вам только не стыдно! Указывать пальцем на даму! А ещё мне говорили о манерах!
Бермессер: Вы и Кальдмеера тоже загипнотизировали, да?
Вальдес *печально*: На него это не действует…
Кальдмеер *продолжает лежать под деревом без сознания*.

Правило третье: прежде чем действовать, разберитесь в ситуации.

Правило третье: прежде чем действовать, разберитесь в ситуации.

~Лесная чаща, колючие заросли~

Лионель: Мы должны закончить укрепления, прежде чем сможем оставить тебя здесь одну и без защиты.
Чарльз: Но я же здесь!
Лионель: Да, я знаю.
Арлетта: Идите и найдите своего брата! Мы с Чарльзом можем доделать укрепления и без вас!
Чарльз: Вы что, плетёте ограждения из колючек? Это против кого?
Котик *громко топает где-то снаружи*.
Все *вздрагивают*.
Лионель: Я предпочитаю иметь ограду до того, как мне придётся узнать, против кого она могла бы мне понадобиться.
Арлетта: Идите-идите! И поесть заодно поищите.
Лионель и Эмиль *хором вздыхая*: Да, мама.

~Непроходимое болото, правый край~

Штанцлер *окунаясь в болото с головой*: Бррр…кхххх…
Понси: Такой был замечательный слушатель… Куда они все вечно исчезают?
Штанцлер *из последних сил выныривая*: Да помогите же мне!

~Непроходимое болото, центр~

Арно: Давай, Руппи, хватайся за мою руку! *забывшись, протягивает перебинтованную руку*.
Валентин *отталкивая Арно в сторону одной рукой и протягивая вторую Руппи*: Не хватало мне ещё вас двоих вытаскивать!
Руппи *наглотавшись болотной воды, пытается откашляться*: Мой адмирал, справа по борту… тьфу… фрошеры, мой адмирал!
Валентин: По-моему, его речь стала чётче.
Арно: Но раньше хотя бы было понятнее, о чём он. И хватит меня толкать, ты что, думаешь, что я не в состоянии вытащить товарища из болота?
Валентин *закатывая глаза*: Нееет, ну что вы, я вполне уверен, что вы в любом физическом состоянии вполне способны…
Руппи *всё-таки хватается за руку Валентина и утаскивает его в трясину по пояс*: Мой адмирал, мы берём их на абордаж!
Арно: Кажется, это болото так на него действует *выжидающе смотрит на Валентина*.
Валентин: Не надейтесь, я эту жижу пить не собираюсь.
Арно *разочарованно вздыхает и протягивает Валентину здоровую руку*.

~Лесная чаща, место крушения~

Марсель *связывая Ричарда и Альдо спиной к спине*: Значит, план такой: сперва ищем Рокэ…
Альдо *очень возмущённо*: Ммммммм!
Карваль *копаясь где-то в обломках*: Нет, сперва я должен найти монсеньора!
Ричард: Мы должны найти королеву!
Луиза: А за этими двумя кто будет присматривать?
Марсель *удивлённо*: Как кто? Вы, конечно!
Карваль: О, Создатель!
Луиза *встревоженно*: Что случилось?
Карваль: Я нашёл…
Марсель: Эпинэ?
Карваль: Его сапоги и… Кажется, плащ.
Марсель *деловито*: Следы крови есть?
Альдо: ММММММ!!!
Ричард: Не может быть!

~Лесная чаща, чуть в стороне от места крушения~

Айрис *отвернувшись от Робера и Марианны и старательно разглядывая кусты*: Значит, сперва кто-то закричал: “Не трогай ничего!”
Марианна *обвязывая Робера вокруг талии лианой*: Это мы ещё помним.
Айрис: Потом кааааак бабахнуло! Всё закружилось, все начали падать друг на друга, какой-то странный голос что-то говорил…
Робер *навязывая на лиану ветки с крупными листьями*: Вот как раз после этого момента я уже ничего не помню.
Айрис: Потом стены разбились, и я оказалась на дереве, а остальные – внизу, кто под обломками, кто рядом. Некоторых, кажется, ещё дальше, чем меня, отбросило.
Марианна: И где теперь они все?
Айрис: Ну, какой-то черноволосый мужчина сказал, что за дриксами надо присматривать, и заставил какого-то блондина помогать ему тащить ещё одного мужчину… Я их не знаю. Потом два одинаковых блондина увели с собой женщину и ещё кого-то, я не разглядела. А потом стемнело.
Робер: А утром?
Айрис: С утра какой-то очень крупный мужчина долго ругался с акцентом, я почти ничего не поняла…
Марианна: Всё, можешь поворачиваться.
Айрис: Но вы всё ещё голая!
Марианна: Я в листьях ходить не собираюсь!

~Опушка леса, берег реки~

Матильда *сидя возле шалаша и крутя зубастую рыбину в руках*: Быть может, сперва вернёмся в лагерь?
Бонифаций *хватаясь за рыбий хвост*: Этой рыбы не хватит, чтобы накормить и половину голодного человека, неразумное ты чадо!
Райнштайнер: Я бы не стал называть “лагерем” дымящуюся гору обломков.
Ульрих-Бертольд *схватив рыбу за один из плавников*: Есть стыт и посор фосфращаться к лагерь с такой прискорпный допыча!
Матильда *стараясь не выпустить рыбу из рук*: Ну, Савиньяки говорили что-то о том, что поищут место для приличного лагеря…
Райнштайнер *задумчиво наблюдая за перетягиванием рыбины*: И рыба всё ещё может оказаться несъедобной…
Бонифаций: Я готов рискнуть жизнью ради паствы и проверить… *потянув рыбу изо всех сил* …проверить это лично.
Рыба *выскальзывает из рук спорщиков и летит прямиком в шалаш*.
Жермон: АААААА!!!

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Сильвестр *сидя рядом с Рокэ на корнях дерева и печально глядя куда-то прямо перед собой*: Так как, вы говорите, я умер?
Рокэ: Меньше шадди надо было пить!
Сильвестр: Да, прискорбно, прискорбно…
Зоя *присаживаясь напротив*: Это ещё что, вот меня вообще…
Рокэ: Выходцы увели? Знаем.
Арамона: А меня…
Сильвестр: Про вас мы тоже всё знаем. Рокэ, а с вами что случилось?
Рокэ *задумчиво*: Что-то я плохо помню… Кажется, я куда-то прыгнул.
Сильвестр: Странно, я всегда думал, что вы погибнете в бою.
Зоя *шёпотом*: Может, скажем ему?
Арамона: Ещё чего.

~Опушка леса, обрыв над рекой~

Вальдес *болтая ногами над обрывом*: А теперь перекиньте канат через вооон ту ветку!
Бермессер *выполняет указания, громко ругаясь*: Чтоб тебя, Бешеный, а сам ты встать не можешь?!
Катарина *аккуратно раскладывает собранные ветки по размеру*.
Котик *выбегает к обрыву и сбивает с ног Бермессера*: Гав! Гав-гав!
Бермессер *запутавшись в канате, падает на землю*: Проклятая псина!
Вальдес *внимательно смотрит на Котика*: Что?
Котик: Гав-гав! Гав!
Вальдес: Нет, его здесь нет. Поищи в лесу.
Бермессер: Вы теперь что, с собаками разговариваете?
Котик *зачем-то принюхивается к Вальдесу, жалобно скулит и убегает в лес*.
Катарина *вздрагивает, будто очнувшись*: Точно! Я же искала первого маршала! Вы его не видели?
Бермессер *ехидно*: Поищите в лесу.
Олаф *приоткрывает глаза и начинает осторожно оглядываться*

Правило четвёртое: сохраняйте спокойствие. Не паникуйте.

Правило четвёртое: сохраняйте спокойствие. Не паникуйте.

~Лесная чаща, колючие заросли~

Чарльз *роняя колючую ветку себе на ногу*: Ай! Теперь и на ноге царапины!
Арлетта *аккуратно вплетая колючку в изгородь из веток*: Что-то у вас всё из рук валится.
Чарльз *разглядывая свои руки*: Да они чешутся!
Арлетта *страдальчески вздыхая*: То колется, то чешется… Не будьте ребёнком!
Чарльз *встревоженно*: По-моему, у меня руки опухают. И царапины все красные…
Арлетта *терпеливо*: Они и должны быть красными, это же цара… *оборачивается и смотрит на руки Чарльза* Действительно, опухают. И быстро как…
Чарльз *в шоке*: Эти колючки что, ядовитые?
Арлетта *проверяя собственные руки на наличие повреждений*: Вне всяких сомнений.
Чарльз *в ужасе*: И что теперь со мной будет?!
Арлетта: Подождём и увидим. Передайте следующую ветку, пожалуйста.

~Непроходимое болото, правый край~

Понси *делает несколько шагов назад и вязнет одной ногой в трясине*.
Штанцлер *чувствует, как сверху на его голову что-то давит, и изо всех сил хватается за это*.
Понси: *судорожно дёргая ногой*: ААААА!!! Помогите! Меня пытаются убить!
Штанцлер *хватается за ногу Понси ещё сильнее и пытается выбраться из трясины*.
Понси *падает в болото прямо на Штанцлера*.

~Непроходимое болото, центр~

Валентин *спокойным ровным тоном*: Фельсенбург, я настоятельно рекомендую вам воспользоваться предложенной помощью и покинуть...
Арно *перебивая*: Руппи, вылезай уже оттуда, хватит дурака валять!
Руперт *растерянно оглядывается вокруг*: Гдеееее это я?
Валентин *флегматично*: В болоте.
Руперт *почему-то радостно*: Правда? А что я тут делаю?
Арно *с любопытством*: А ты не помнишь?
Руперт: Помню... Помню голос с неба! Он сказал что-то важное... Что-то такое...
Валентин *тоном великомученика*: Что-то о том, чтобы вылезти из болота, я надеюсь?
Арно: Да погоди ты, пусть расскажет!
Валентин: Он об этом уже рассказывал.
Арно: Нет, это он про наглых ведьм и крылатого Вальдеса рассказывал... Или наоборот... Неважно.
Руппи: Вспомнил! Голос сказал: "Нарушена цело... целе... цели... сность... оболочки. Приготовиться к аварийной посадке!"
Арно *разочарованно*: А, ну это мы тоже слышали. Вылезай давай!
Руппи: Откуда?
Валентин *со стоном прижимает руку к лицу*.

~Непроходимое болото, левый край~

Лионель *с сомнением глядя на простирающиеся впереди топи*: Думаешь, есть смысл его там искать?
Эмиль *бодро начиная шагать по кочкам*: Конечно. Это пока самое безнадёжно опасное место, которое нам встретилось.
Лионель *со вздохом шагая вслед за братом*: И почему его с детства вечно тянет вывалятся по уши в грязи?
Эмиль *легкомысленно пожимая плечами*: Потому что в таком случае ты тоже весь оказывался в грязи, пока надирал ему уши?
Лионель: Хитрый маленький засранец.
Эмиль *гордо*: Весь в нас.

~Лесная чаща, место крушения~

Ричард *рыдает во весь голос*: Как же тааааааак...
Альдо *заливая слезами кляп*: ММММММ!!
Марсель *раздражённо*: Карваль, вы не нашли кляп для Окделла?
Карваль *всхлипывает, уткнувшись лицом в плащ Робера*: Монсеньоооооор...
Луиза: Угомонитесь, мы ведь ещё не нашли его труп!
Альдо, Ричард и Карваль *начинают рыдать ещё громче*.
Марсель: Зачем вы это сказали?!
Робер, Марианна и Айрис *выходят из-за деревьев*.
Айрис: Вот, я же говорила, что нам сюда!
Луиза: Вот, я же говорила, что ещё рано паниковать.
Альдо и Ричард *смотрят на Робера круглыми глазами и по инерции продолжают всхлипывать*.
Марианна *выглядывая из-за плеча Робера*: А что это с вами? Кто-то умер?
Карваль *со всех ног кидается к Роберу, размахивая плащом*: Монсеньооооор!
Робер: О, вы нашли мой плащ, Никола! Очень кстати *забирает плащ и закутывает в него Марианну*.
Марианна: А почему он мокрый?
Марсель *разглядывая Робера*: Это что на вас, листья?

~Опушка леса, берег реки~

Жермон: ААААААааааааа.... Что это?
Райнштайнер *пытается добраться до шалаша, но ему мешает сидящая на пути Матильда*: Сохраняй спокойствие, Герман, это всего лишь...
Жермон: Ой, здравствуй, ёжик!
Ульрих-Бертольд: Так стесь фотятся еши!
Бонифаций *воодушевлённо*: Отлично! А они съедобные?
Матильда *заглядывая в шалаш*: Это он про рыбу.
Жермон *трогая рыбьи зубы*: Какой ты колючий. А я думал, мы друзья!
Райнштайнер *просовывается в шалаш из-за плеча Матильды*: Кажется, его лихорадка усиливается. Герман, позволь мне забрать эту... *пытается забрать рыбу у Жермона*.
Рыба *клацает зубами*.
Матильда *восхищённо*: Какая живучая тварь!
Жермон *отодвигая рыбу подальше от Райнштайнера*: Не бойся, Павсаний, я тебя в обиду не дам!
Бонифаций *печально*: Плакал наш обед.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Алва *возмущённо*: А ведь я собирался умереть во время сражения, прихватив с собой за компанию всех врагов, до которых смогу дотянуться! *резко вскидывает голову и тут же хватается за неё* С головой у меня что-то…
Арамона: Это точно…
Алва: Выпить, наверное, надо.
Сильвестр *вкрадчиво*: Вы всегда производили впечатление человека, который не собирается помирать вовсе.
Алва *задумавшись*: ...Да, это по мне!
Зоя *тоскливо*: Ну вот, а только на нормального человека походить начал!
Алва *поднимаясь на ноги и слегка пошатываясь*: Отставить нагнетать тоску! Доложите обстановку!
Котик *выбегая из-за деревьев*: Гав-гав-гав!
Арамона: Откуда здесь эта псина? Уберите её!
Алва *внимательно слушая Котика*: Да он там наверняка уже дом на дереве достраивает, знаю я его! А моё вино всё ещё у него?
Котик: Гав!
Зоя: Это он с собакой разговаривает?
Алва: Отлично, веди. *Срывается за Котиком куда-то в лес*.
Арамона: Контузило его. Точно тебе говорю.
Сильвестр *молча поднимается с места и с видом человека, исполнившего свой долг, идёт в противоположную сторону*.

~Опушка леса, обрыв над рекой~

Бермессер *откуда-то с дерева*: Бессовестный ты человек, Бешеный.
Вальдес *закидывая на дерево очередную ветку*: А то как же! Вот эту слева привяжите.
Бермессер *пыхтя, связывает ветки друг с другом*: Загипнотизировал собственную королеву и заставил её верёвки вязать, подумать только!
Кальдмеер *внимательно разглядывает Вальдеса из-под полуприкрытых век*.
Вальдес *не вставая, подгребает к себе одной ногой новую ветку и подбрасывает её вверх*.
Бермессер: Ай!
Вальдес *крайне заботливым тоном*: Что это с вами, мой дорогой Вернер? Ветку не поймали? Ещё раз подкинуть?
Бермессер *сквозь зубы*: Не стоит. *Привязывает новую ветку*. Хорошо, что на меня этот гипноз не действует!
Вальдес *сокрушённо*: Действительно, а ведь мне было бы так удобно заставить вас делать всё, что я вам прикажу. Повыше подтяните!
Бермессер: Разбежался. Я – офицер флота Дриксен, меня так просто не проведёшь! *послушно подтягивает ветку повыше*.
Кальдмеер *тихо хмыкает*.
Вальдес *резко оглядывается*: Олаф! Вы снова с нами! Как вы себя чувствуете?
Олаф *приподнимается, опираясь на локти*: Очевидно, куда лучше, чем вы.
Бермессер *резко свешивая голову вниз*: А, вы наконец-то очнулись! Уймите своего... *посмотрев на Вальдеса сверху* Бешеный, это что у тебя, кровь?

~Где-то в глубине леса~

Катарина *целеустремлённо пробираясь сквозь кусты*: Рокэ! Рокэ, где вы?

Правило пятое: действуйте согласно здравому смыслу.

Правило пятое: действуйте согласно здравому смыслу.

~Лесная чаща, колючие заросли~

Чарльз *растерянно глядя на свои опухшие до невероятных размеров руки*: Интересно, насколько ещё они могут вырасти?
Арлетта: За последний час увеличились примерно на пятьдесят процентов. Пальцами ещё можете шевелить?
Чарльз *честно пытается пошевелить пальцами*: Кажется, да.
Арлетта: А зуд?
Чарльз: Прошёл. Теперь совсем ничего не чувствую.
Арлетта *тыкая в руку колючкой*: А так?
Чарльз *отрешённо*: Ничего.
Арлетта: Замечательно. Тогда нарвите ещё колючек, они как раз закончились, а вам уже всё равно терять нечего.
Чарльз *потрясённо*: Вы ещё собираетесь доплетать эту изгородь?! Да эти колючки могут быть смертельны!
Арлетта *невозмутимо вплетая в изгородь последнюю оставшуюся колючку*: Ну и замечательно, тем лучше будет защищён наш будущий лагерь. Почему вы ещё не начали?
Чарльз *с крайне шокированным видом начинает рвать колючки*.

~Непроходимое болото, правый край~

Штанцлер *выползает на кочку, отплёвываясь болотной водой*: Кхе-кхе…
Понси *выползает следом, ошалело глядя на выплеснутую из болота воду*: Потрясающе…
Штанцлер *уставившись прямо перед собой расфокусированным взглядом*: Вы тоже это поняли?
Понси *шлёпая ладонью по воде*: Да! Поверить не могу, как же я раньше не догадался!
Штанцлер *сокрушённо*: Увы, все были столь слепы… Но я не могу и дальше обманывать всех этих прекрасных людей…
Понси *всё больше воодушевляясь*: Это ведь было так очевидно! Когда мы нырнули в жидкость, её уровень поднялся…
Штанцлер: Я должен посвятить жизнь замаливанию своих грехов…
Понси: Твёрдые тела, погружённые в воду, вытесняют…
Штанцлер: …стану честным лапшичником…
Понси: Эврика!

~Непроходимое болото, центр~

Валентин *уверенно шагает по болоту в сторону места крушения*.
Руппи *плетётся за ним, то и дело останавливаясь и отвлекаясь на что-нибудь*.
Арно *идёт позади, следя, чтобы Руппи снова не упал в трясину*.
Арно *с любопытством*: А как ты правильную дорогу находишь?
Валентин *оборачивается с каменным выражением лица*: Спрутье чутьё.
Арно: Вот щас угодим мы в трясину с твоим спрутьим чутьём...
Лягушка *выскакивает из болота и прыгает прямо на Руппи*.
Руппи *отшатываясь в сторону и стряхивая с себя лягушку*: Мой адмирал, фрошеры произвели предательское нападение из укрытия! *хватает ветку с ближайшего куста* Сдавайся, проклятый фрошер, тебе не уйти!
Арно, Валентин и лягушка *переглядываются*.
Арно *лягушке*: Это он тебе.
Лягушка *возмущённо*: Ква! *прыгает обратно в болото*
Валентин *с подозрением смотрит на Арно*: Виконт, вы тоже попробовали болотную воду?
Арно *нагло ухмыляясь*: Не, я всегда такой! И хватит уже мне "выкать", это раздражает.
Валентин *невозмутимо разворачивается и продолжает путь*: К сожалению, в настоящий момент в нашем распоряжении нет напитка, который мы могли бы выпить на брудершафт, поэтому вам придётся потерпеть.
Арно *совершенно искренне*: Как это нет? А болото?!
Валентин *задумчиво смотрит на болото*.
Лионель *откуда-то издалека*: Арнооооо!
Эмиль *чуть ближе и громче*: Арно, ты здесь?!
Арно *кривится, как будто лимон проглотил, и начинает оглядываться*.
Руппи *оживляясь*: Болотные духи ищут тебя! *порывается нестись в сторону голосов*
Валентин *вздыхая, хватает Руппи за рукав*: Если возьмём чуть левее и пойдём быстрее, то не пересечёмся.
Эмиль *ещё ближе, чем в прошлый раз*: Арно, если ты утоп в болоте, я тебе голову откручу!
Арно *решительно хватая Руппи за второй рукав и таща за собой*: Пошли.

~Лесная чаща, место крушения~

Карваль: Как хорошо, что вы здесь, монсеньор, теперь вы сможете возглавить...
Марсель *возмущённо*: Ничего он не может возглавить, возглавлять будет Рокэ!
Ричард: Минуточку!.. Ай!
Айрис *пиная брата*: Ах, маршал здесь? Я готова делать всё, что он скажет!
Робер *вздыхая с облегчением*: Да мы, в принципе, тоже готовы, только где же он?
Луиза *обращаясь к Марианне*: Пока мужчины будут спорить, кто главнее, мы здесь от голода помрём.
Марианна *деловито оглядываясь*: Думаю, мы сможем соорудить из этого хлама что-то для готовки.
Луиза *одобрительно*: И огонь уже есть. Осталось еду добыть.
Карваль *оборачиваясь на Альдо*: Только дармоедов что-то многовато.
Альдо *устало и обречённо мычит*.
Ричард: Вы не можете оставить Его Величество голодным!
Айрис: Вот ещё, делиться со всякими! Самим мало!
Робер *недоумённо оглядываясь*: Мало чего? У нас разве есть еда?
Марианна и Луиза *переглядываются, вздыхают и начинают разгребать обломки*.
Сильвестр *тихонько наблюдает из-за деревьев*.

~Опушка леса, берег реки~

Жермон *бредит в горячке, сжимая в руках шестопёр Ульриха-Бертольда*: Познакомься, Павсаний, это мой друг Ойген.
Райнштайнер *с каменной миной*: Очень приятно.
Матильда *снаружи*: Хорошо, рыбу мы у него забрали, а что теперь с ней делать?
Бонифаций *вертя потрёпанную рыбину в руках*: Выглядит сие творение теперь куда непригляднее.
Ульрих-Бертольд: Этот субастый тфарь тостойно сражаться са свою сфободу и заслужил тостойные похороны!
Бонифаций *спохватываясь*: С другой стороны, и мы теперь гораздо голоднее.
Матильда: А чем её чистить?
Бонифаций: …Шпагой?
Райнштайнер *выглядывая из шалаша*: Шпага не годится. Но у этого существа весьма острые зубы, и если мы позаимствуем их…
Бонифаций *открывая рыбине рот и суя туда руку*: Прости меня, создание Божье… АЙ! Эта дрянь ещё живая!!!

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Зоя: …
Арамона: …
Зоя: Скучно стало.
Арамона: Да.
Катарина: Ауууу! Есть здесь кто-нибудь?
Арамона: О!
Зоя: Да.

~Опушка леса, обрыв над рекой~

Кальдмеер *нависая над полулежащим Вальдесом, сосредоточенно пытается стянуть с него куртку*.
Вальдес *из последних сил отбивается и сквозь зубы матерится*.
Бермессер *с любопытством наблюдает за этим с дерева*.
Кальдмеер *устало*: Вальдес, прекратите дёргаться, у вас кровотечение, его нужно остановить!
Вальдес *вымучено улыбаясь*: Я в полном порядке, благодарю вас, адмирал цур зее!
Бермессер *сварливо*: Адмирал цур зее здесь я, а этот псих последние несколько часов даже с места встать не в состоянии, так что, может, лучше так его оставим – авось, сам подохнет.
Кальдмеер *поднимает голову и смотрит на Бермессера фирменным ледяным взглядом*.
Бермессер *судорожно сглатывает*: Да я пошутил, конечно, давайте его вылечим, у нас же тут целый госпиталь под боком... хотя постойте-ка!
Вальдес *воспользовавшись моментом, отодвигается от Кальдмеера и пытается застегнуть куртку обратно*.
Кальдмеер *пресекает попытки Вальдеса сбежать и продолжает снимать с него куртку*: Помогли бы лучше, адмирал цур зее.
Бермессер: Помочь вам раздевать Бешеного? Нет, спасибо, я лучше на дереве посижу.
Алва и Котик *выходят на поляну*.
Алва *быстро шагая к дереву*: Не стал бы прерывать ваш интимный момент – чем бы вы тут ни занимались, – но у меня есть срочное дело к вице-адмиралу. Где моё вино, Бешеный?
Вальдес *принимая невинный вид*: Какое вино?
Алва *угрожающе*: То самое, которым мы сейчас будем дезинфицировать дыру у тебя в боку. Раздевайся, Вальдес, это приказ!

Правило шестое: убедитесь, что каждый занят полезным делом.

Правило шестое: убедитесь, что каждый занят полезным делом.

~Лесная чаща, колючие заросли~
Где-то за плетёной колючей изгородью высотой в человеческий рост.

Арлетта *старательно выцарапывает на камне острой колючкой*: Четвёртая стадия отравления: опухоль спадает, испытуемый проявляет непреодолимую жажду деятельности вкупе с невероятной работоспособностью *смотрит на Давенпорта*.
Чарльз *спит возле достроенной изгороди*.
Арлетта: Пятая стадия: сон *тыкает в Чарльза колючкой.* Очень глубокий сон.

~Непроходимое болото ~

Эмиль *с трудом вытягивая ногу из болота*: Даааа, если Арно и здесь, то мы его точно никогда не найдём.
Лионель *мрачно глядя на свой грязный мундир*: Точно, он ещё в детстве хорошо в прятки играл.
Эмиль: Это когда он уговаривал нас играть в прятки, делал вид, что прячется, а сам сбегал через окно кухни играть с детьми, с которыми ты ему запрещал общаться?
Эмиль и Лионель *переглядываются и разворачиваются в обратном направлении*.
Лионель: Интересно, с кем он в этот раз “играет”? С дриксами?
Эмиль: Или с Приддами какими-нибудь.
Штанцлер и Понси *выходят навстречу*.
Эмиль: О, а это кто? Грязные такие, лиц не видно.
Лионель *приглядываясь*: По-моему, это Август Штанцлер. Иии… Жиль Понси.
Штанцлер: Как же хорошо, что я тебя нашёл! *хватает Эмиля за руки* Я так давно хотел тебе во всём признаться и попросить у тебя прощения!
Эмиль *пытаясь освободиться*: Не, это не Штанцлер.
Понси *не обращая на них никакого внимания*: И если учесть силу земного притяжения, то ускорение свободного падения будет…
Лионель: И не Понси.
Штанцлер: Понимаешь, на самом деле я твой отец!
Эмиль: Слыхал, Ли, у нас новый отец объявился! Надо Арно рассказать. Ну, когда найдём.
Лионель: А уж матушка как обрадуется *помогает Эмилю высвободиться из хватки Штанцлера*.
Штанцлер: Нет-нет, я именно твой отец, не этого молодого человека! *лезет к Эмилю обниматься*
Понси *продолжает идти вперёд, бормоча что-то себе под нос*.
Эмиль *полузадушено*: Лиииии, спаси меня, я не хочу отдельных родителей!

~Лесная чаща, место крушения~

Сильвестр *ровным негромким голосом*: Значит так. Дармоедов здесь не будет. Огонь у нас есть, а вот запах горючего не внушает доверия. Необходимо топливо, на котором можно готовить пищу. Это понятно?
Марсель *бочком пробираясь в сторону леса*: Понятно, чего тут непонятного.
Сильвестр: Окделл, который Ричард, отправляется на поиски пригодных для растопки веток под присмотром Окделл, которая Айрис.
Айрис *с готовностью вскакивая и таща за собой Дика*: Да, ваше преосвященство! *трагическим шёпотом* Там где-то в лесу Алва! Совсем без меня! Надо его найти!
Ричард *вяло сопротивляясь*: Ну ты меня хотя бы развяжи!
Айрис: Вот когда будет, чем тебе руки занять, тогда и развяжу!
Сильвестр: Вот этот связанный… Кстати, а кто это?
Ричард *издалека*: Это Великий Анакс! Он… мхмхм… Айрис, прекрати царапаться!
Сильвестр: …ну да неважно. В общем, он отправляется на поиски еды в другую часть леса. Под присмотром… как вас там… господина Карваля.
Карваль *вопросительно смотрит на Робера*.
Робер *пожимает плечами и кивает*.
Карваль: Слушаюсь. *хватает Альдо и тащит за собой*
Альдо *смотрит прямо перед собой несчастным и смирившимся взглядом*.
Сильвестр: Милые дамы в это время займутся приготовлением… Эээ… Приготовлениями к приготовлению пищи.
Луиза и Марианна *не обращая на мужчин никакого внимания, сооружают из обломков и веток нечто среднее между тазиком и кастрюлей*.
Сильвестр: Герцог Эпинэ и виконт Валме… А где виконт?
Робер: Здесь остался только я.
Сильвестр: Ну тогда только вы идёте туда, где Савиньяки собираются разбить лагерь, и оказываете посильную помощь в устройстве на ночлег.
Робер *тоскливо смотрит на Марианну, поправляет листья на бёдрах и уходит*.
Сильвестр *присаживается на пенёк*: Хорошо поработал.

~Опушка леса, берег реки~

Матильда и Бонифаций *задумчиво смотрят на разложенную на листьях рыбью тушку*.
Бонифаций: Какая-то она маленькая стала после чистки.
Матильда: Может, её ещё раз освятить этим твоим пойлом?
Бонифаций *пряча флягу за спину*: Святое пойл… То есть, святая вода не для того предназначена. К тому же мне тут самому мало осталось.
Ульрих-Бертольд: Нушен план! Кашдый толжен выполнить свою часть рапоты, и токда кашдый путет сыт и устроен на ночлек!
Райнштайнер: Быть может, имеет смысл ловить эту рыбу сетью, раз уж лезть в воду самим так опасно?
Арно, Валентин и Руппи *выходят на берег к шалашу*.
Ульрих-Бертольд: О! Отлично! Молотёшь сейчас получит толшные инструкции и саймётся рапотой!
Руппи *глядя прямо перед собой совершенно расфокусированным взглядом*: Фрошеры прямо по курсу, мой адмираааааа…
Арно *быстро запихивает Руппи в шалаш*: Доооообрый день, барон!
Валентин: Нашему другу нездоровится. Надеюсь, вы не станете возражать, если он немного отдохнёт в вашем шалаше?
Райнштайнер: Если Герман не будет против. У него жар из-за воспаления раны.
Жермон *из палатки*: Познакомьтесь, это Павсаний, мой старый друг…
Руппи: Очень приятно. Позвольте пожать вам руку!
Валентин *с озадаченным видом заглядывая в шалаш*: Кажется, он не против…
Бонифаций: А что же произошло с этим прекрасным молодым человеком?
Арно *выразительно смотрит на флягу в руках Бонифация*: Перегрелся. На солнце.
Райнштайнер *озадачено смотрит на небо, затянутое облаками*.
Валентин *выразительно смотрит на Арно*.
Матильда: А вы почему такие грязные?
Ульрих-Бертольд: Отставить лирику! Молотёшь! Мы оказались фынуштены вышивать в тиких условиях. Кто ис вас снает первое клавное правило похода?
Арно *вытянувшись по струнке*: Главное правило похода – не есть жёлтый снег!
Райнштайнер *задумчиво*: Действительно, во время похода в Торке это одно из главных правил.
Валентин: Однако, боюсь, здесь оно бесполезно.
Арно *обиженно*: Ты вообще ни одного не назвал.

~Лесная чаща, самая дремучая часть~

Арамона и Зоя *стоят, склонившись над неподвижным женским телом*.
Арамона: Что-то быстро она…
Зоя: Да, мы даже и начать не успели что-нибудь страшное, просто поздоровались.
Катарина *изображает глубокий обморок*.

~Опушка леса, обрыв над рекой~

Вальдес *из домика не дереве*: …тут их капитан и говорит: “На абордаж, ребята!”
Бермессер *вцепившись в самую широкую ветку возле домика*: Кальдмеер, снимите меня отсюда, я больше не могу слушать его истории!
Кальдмеер *деловито собирает внизу ветки для костра*: Отчего же? Довольно занятные истории.
Бермессер: Это очень кровожадные истории! И они все заканчиваются одинаково!
Вальдес: …А потом мы пустили их на корм рыбам!
Бермессер: Вот!
Кальдмеер *невозмутимо*: Проявите сострадание к раненому человеку.
Вальдес: Да, сами же взялись меня лечить, никто вас не просил. Вот теперь терпите!
Кальдмеер *равнодушно*: Простите, адмирал Вальдес, что так жестоко с вами обошёлся. Может, вы всё-таки спуститесь обратно вниз?
Вальдес: Ни за что. Дорогой Вернер, я рассказывал вам историю о том, как Рамон высадил меня на необитаемом острове?
Бермессер *отползает по ветке подальше от Вальдеса*: Как я его понимаю! Кальдмеер, снимите меня отсюда!
Кальдмеер *всё так же невозмутимо складывает из веток правильный туристический костёр*: А зачем же вы туда залезли, если теперь не можете слезть?
Бермессер: А я не помню, как сюда залезал! *Виснет на ветке на вытянутых руках, болтая ногами в воздухе*.
Вальдес *вылезает из домика и прохаживается по ветке, слегка подпрыгивая*: Куда же вы, Вернер? Вы же можете упасть! А тут обрыв!
Бермессер *смотрит вниз и испуганно зажмуривается*.
Кальдмеер *вскакивая и подходя к дереву*: Ротгер, это вы можете упасть! Вы же ранены!
Вальдес: Ерунда! Я не…
Бермессер *всё-таки расцепляет руки и врезается в Кальдмеера*.
Кальдмеер *отшатывается и врезается в дерево*.
Дерево *трясётся*.
Вальдес *падает с ветки и летит вниз с обрыва*: Йееехууууу!
Кальдмеер *сталкивает с себя Бермессера и встаёт*: Что произошло?
Бермессер *подходит к обрыву и задумчиво глядит вниз*: Кажется, мы только что пустили Вальдеса на корм рыбам.

~Где-то по пути от обрыва к опушке леса~
Прямо посреди тропинки зияет глубокая дыра.

Алва *смотрит на дыру*.
Дыра *смотрит на Алву*.
Котик *протестующе*: Гав!
Алва: Прости, Котик, но я должен *прыгает в дыру*.
Котик *жалобно скулит*.

Правило седьмое: обеспечьте себя провиантом.

Правило седьмое: обеспечьте себя провиантом.

~Опушка леса, берег реки~

Марианна *помешивает что-то в самодельной кастрюльке на костре*.
Луиза *заглядывая через левое плечо*: По-моему, мешать надо по часовой стрелке.
Матильда *заглядывая через правое плечо*: А по-моему, мешать надо быстрее, но с интервалами.
Марианна: А по-моему, нет никакой разницы, как мешать эту несчастную одинокую рыбью тушку, всё равно её на всех не хватит!
Арлетта *выходя к берегу*: Дамы, вы никогда не слышали притчу о трёх хозяйках на одной кухне?

Чуть в стороне

Бонифаций *пытается выпутаться из водорослей*:Изызди от меня, ловушка Леворукого!
Ульрих-Бертольд и Райнштайнер *тянут в разные стороны кошмарно запутанную мешанину из водорослей*.
Райнштайнер: Вынужден признать, что на сеть это мало похоже.
Ульрих-Бертольд: Мы толшныстелать сеть, штопы поймать польше этот супастыйрып на ушин!
Вальдес *выныривает из воды, прижимая руку к раненому боку*: Какой приятный сегодня день! А что это вы тут делаете?
Бонифаций *уныло*: Сеть плетём.
Ульрих-Бертольд: Почему этот хищный рып вас не съесть?
Райнштайнер *вполголоса*: Потому что в животном мире не принято охотиться на более крупных хищников.
Вальдес *бодро*: Сеть? Ну, тогда вы всё делаете неправильно!
Ульрих-Бертольд *зависает*.
Вальдес *машет у Ульриха-Бертольда рукой перед лицом*.
Ульрих-Бертольд *не реагирует*.
Вальдес: Что это с ним?
Райнштайнер: Ступор. Кажется, доблестный барон впервые в жизни слышит, что делает что-то неправильно.
Вальдес: А, ну тогда понятно. У тётушки тоже такое было, когда ей кто-то сказал, что она суп пересолила. Ладно, значит, смотрите: сеть плетётся так!
Бонифаций *полузадушено*: Рас…путай…те ме…ня…

~Лесная чаща, место крушения~

Арно *сосредоточено копается в обломках здоровой рукой*.
Валентин: Так зачем мы сюда пришли?
Арно: Ну нас же отправили искать еду!
Валентин: Именно. Поэтому я и спрашиваю: зачем мы сюда пришли?
Арно: У меня тут есть отличный запас еды… А, вот! *вытаскивает из-под обломков очень рваную, очень грязную, частично обгоревшую шляпу*.
Валентин: …вы же это не серьёзно?
Арно *оскорблённо*: Вы намекаете, полковник, что я способен нарушить данное мной слово?
Валентин *с подозрением смотрит на Арно*.
Арно *с возмущением смотрит на Валентина*.
Валентин: Вы не будете есть это.
Арно: Ещё как буду!
Валентин *подозрительно*: Вы всё-таки выпили болотную воду?
Арно *ещё более оскорблённо*: По-вашему, мне нужно наглотаться вызывающей галлюцинации жидкости, чтобы выполнить своё обещание?!
Валентин *тяжело вздыхает*: Ладно. Хорошо. С этим потом разберёмся. Но шляпу обещали съесть только вы, так что нам всё ещё нужно раздобыть еды для остальных.
Арно: Точно! Пошли.

~Опушка леса, берег реки~

Айрис и Ричард *выходят к берегу с охапками веток в руках*.
Ричард *кидает свою охапку в общую кучу веток*.
Айрис *бросает свои ветки рядом с кучей и принимается аккуратно их складывать*: Вот вечно ты так! Побросаешь, как попало, а я убирай за тобой!
Ричард *вредным голосом*: Зато я больше дров принёс!
Айрис *вскакивает, уперев руки в бока*: Ахтааааак! А ну давай подсчитаем!
Марианна *обеспокоенно*: Что-то они очень сильно ругаются для брата с сестрой. Может, их разнять?
Луиза: Лучше оставьте.
Матильда: Да, никогда не стоит лезть в семейные разборки.
Айрис: Неправда, эту ветку я принесла!!!
Ричард: А всё равно у меня на две больше!
Айрис: Это нечестно! Ах ты…
Арлетта: Братья и сёстры друг для друга никогда не вырастают.
Эмиль и Лионель *выходят к берегу, по уши измазанные в болотной тине*.
Эмиль: А я тебе говорю, надо их целиком в кипяток!
Лионель: Мало ли что ты говоришь, я точно знаю, что съедобны у них только конечности.
Эмиль: Ну тогда мы все от голода помрём! И откуда ты это “точно знаешь”, гурман?
Лионель: Я читал об этом…
Эмиль *перебивает*: Теоретик! А я вот пробовал…
Арлетта: Что и требовалось доказать.
Эмиль и Лионель *хором*: Здравствуй, мама!
Эмиль: А мы тут лягушек наловили…

~Где-то в лесу~

Марсель: Ладно, Котик. Где Эпине?
Котик *указывает лапой налево*: Гав!
Марсель: Молодец! А где… Ну, допустим, королева?
Котик *указывает лапой направо*: Гав!
Марсель: Умница! А теперь покажи, где Рокэ.
Котик *жалобно скулит*.

~Опушка леса, берег реки~

Чарльз и Робер *выходят к берегу, оборванные и побитые*.
Марианна *подскакивает*: О Создатель, Робер, что с тобой произошло?!
Робер: Пустяки, небольшое недоразумение.
Лионель: Капитан Давенпорт! Почему вы в таком виде?
Давенпорт *шёпотом*: Вас забыл спросить, в каком виде мне тут ходить посреди леса…
Лионель: Что-что?
Давенпорт *громко вслух*: Просто небольшое недоразумение, мой маршал!
Робер: Кода я пришёл к лагерю, чтобы помочь ставить укрепления, оказалось, что они уже построены, а капитан Давенпорт отдыхал внутри. Там только навеса от дождя не хватало, ну я и решил его сделать…
Давенпорт: …Просыпаюсь я, значит, а надо мной – дикарь какой-то в листьях…

Возле воды

Райнштайнер *держа в руках огромную сеть из морских водорослей*: Какие любопытные узлы. Благодарю вас, адмирал Вальдес, я очень интересно провёл время.
Бонифаций: Только кто полезет в воду, чтобы её закинуть?
Вальдес *откусывает кусок водоросли и хрустит им*: Да я, в принципе, могу.
Ульрих-Бертольд: Я котов фсять это на сепя!
Бонифаций: …эти водоросли что, можно есть?!
Вальдес *пожимает плечами и тут же как можно незаметнее хватается за раненый бок*: Ну да. Да вы не волнуйтесь, эти рыбки их грызть не станут. Им тут… крови маловато.
Райнштайнер *молча начинает собирать водоросли*.
Бонифаций: Почему ты сразу не сказал, что они съедобные, неразумное ты чадо?!
Вальдес *беспечно*: Так вы не спрашивали. Вы спрашивали, как сеть плести *откусывает ещё кусок водоросли*.
Ульрих-Бертольд *хватает сеть и лезет в воду*.

~Полянка где-то в лесу~

Альдо: О, а вот ещё один гриб!
Карваль *с сомнением смотрит на целую гору грибов*: Что-то подозрительно они выглядят, эти грибы.
Альдо *гордо вскидывая голову*: Как ты смеешь сомневаться в моих способностях к собиранию грибов?!
Карваль *разглядывая фиолетово-красный гриб с оранжевыми крапинками*: А вдруг они ядовитые?
Альдо: Что значит “вдруг”?!

~Опушка леса, берег реки~

Кальдмеер *выходит на берег и решительным шагом идёт к реке*.
Вальдес *с любопытством смотрит на реку*: Забавно, кажется, на Катершванца рыба ловится охотнее, чем на сеть. *Ульриху-Бертольду* Барон, быть может, поменяемся?
Бонифаций *с любопытством смотрит на Вальдеса*: Уж не кровь ли это, сын мой?
Вальдес *невинно*: Кровь? Какая кровь?
Кальдмеер *подходя вплотную*: Святой отец, очевидно, имеет в виду вот эту красную лужу у вас под ногами.
Марианна *отвлекаясь от Робера*: Кровь? У кого здесь кровь?
Арлетта *идя к воде*: Кто-то ранен?
Айрис: Вас нужно немедленно перевязать!
Матильда: И уложить в палатку к Ариго.
Вальдес *прячась за Кальдмеера*: Я в полном порядке! Я не хочу в палатку, я хочу ловить рыбу!
Кальдмеер: Вам следует научиться получше отличать меньшее зло от большего *загораживает Вальдеса от остальных*. Всё в порядке, дамы, я справлюсь с перевязкой.
Ульрих-Бертольд *выпрыгивает из реки, весь обвешанный рыбами*: Я слышу тут колос фарита! Кте этот некодяй?!
Вальдес *загораживает Кальдмеера от Ульриха-Бертольда*: Это мой пленник, барон, всё в порядке, я с ним справлюсь.
Кальдмеер *закатывает глаза*.
Руперт *выскакивает из палатки*: Мой адмирааааал, я спасу вас! *путается в ногах и падает*
Вальдес *бессовестно ржёт*.
Рана Вальдеса *начинает кровоточить ещё сильнее*.
Жермон *прихрамывая, выходит из шалаша, держится за голову*: Почему вы все так шумите? И где это мы, кстати?

~Там же, позже~
Все чистят рыбу, режут водоросли, потрошат лягушек и т.д.

Карваль *выходит на берег и волочет за собой Альдо*: Мы тут ещё и грибов принесли, монсеньор, но их сперва нужно проверить на ком-нибудь *смотрит на Ричарда, потом на Альдо*, кого не жалко.
Валентин и Арно *выходят к берегу, неся в руках несколько заячьих тушек*.
Валентин: Мы добыли мясо.
Арно: А ещё есть шля…
Валентин *пихает Арно локтем под рёбра*.
Арно *тихо бурчит*: Всё равно её съем.
Марсель *понуро бредёт по берегу в компании Котика, садится на бревно и печально смотрит на воду*.
Котик *вздыхает и садится рядом*.
Штанцлер *выходит к берегу, тащит в руках самодельную кастрюлю*: А я вам лапши принёс, должно на всех хватить *очень по-доброму улыбается*.
Жермон *шёпотом*: Ойген, по-моему, у меня всё ещё жар и бред. Ты уверен, что я очнулся?
Райнштайнер: Уже не очень.
Сильвестр *бодрым шагом выходит на берег*: Я смотрю, я как раз вовремя. Пора ужинать!


Читать Правила 8-13
Читать Правила 14-15

запись создана: 30.12.2017 в 05:53

Вопрос: Погладить автора?

1. Да!		22	(100%)
Всего:		22

@темы: Валентин Придд, вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, фанфики, приддоньяк, Арно Савиньяк, Олаф Кальдмеер

---

Открываю для себя новые фандомы

Решила попробовать себя в новом фандоме. Тони давно уже просится))

Название: Пять искусственных интеллектов, которые Тони превратил в настоящие, и один настоящий, который он превратил в искусственный
Фандом: Марвел
Размер: миди, 4056 слов
Пейринг/Персонажи: Тони Старк и его искины
Жанр: ангст, хёрт/комфорт
Предупреждения: Написано с огромной любовью к Тони. Будьте осторожны))
Рейтинг: PG-13
Краткое описание: Тони даёт ИИ чуть больше свободы воли, чем предполагалось. На самом деле, это куда больше свободы воли, чем, как официально считается в научных кругах, в принципе может иметь искусственный разум, но если бы Тони останавливался всякий раз, когда кто-то говорит ему, что воплотить его задумку в жизнь невозможно…

1. Дубина

В первый раз Тони не особо понимает, как у него это получилось. Откровенно говоря, в первый раз это случается, когда он очень, очень пьян. Какая-то вечеринка в колледже, компания незнакомых людей, самый младший из которых старше него лет на пять, море алкоголя… Ничего из этого не одобрила бы его мать, и каждый пункт был бы сурово – и лицемерно – осуждён отцом, но Говард Старк всегда либо осуждает то, что делает Тони, либо не замечает сына вовсе, так что – хей! Кому какое дело до его мнения? Поэтому Тони не отказывается ни от одного стакана выпивки, ни от одной сомнительной выходки, ни от одной возможности выделиться и сделать что-то из ряда вон выходящее. Как будто одного того факта, что ему всего пятнадцать, а он меньше чем через год собирается закончить MIT, и непременно с отличием, недостаточно, чтобы выделить Энтони Старка из серой толпы. На самом деле,Тони кажется, что ничего не будет достаточно, и что бы он ни сделал, этого никогда не будет достаточно – но это осознание прячется как можно глубже и топится на дне каждого нового стакана с дешёвым алкоголем.

А утром он просыпается с закономерным похмельем и жуткой головной болью, и пол его комнаты усыпан запчастями. А у изголовья кровати стоит это странное, нелепое сооружение. Дурацкая рука-манипулятор на гнущейся ножке, похожая на напольную лампу. Тони вообще не помнит, чтобы собирался собирать что-нибудь подобное. Его последний незаконченный проект – жёсткий диск с наполовину прописанной программой, которая предположительно должна обладать зачатками интеллекта. Похмелье не даёт здраво мыслить, поэтому Тони буквально скатывается с кровати на пол и шлёпает босиком в ванную, шёпотом матерясь на невесть куда запропастившиеся тапочки и валяющиеся по всей комнате острые металлические детали. Когда он возвращается в комнату, то первым делом замечает, что упомянутого жёсткого диска на месте нет. И вторым делом – что упомянутая недовешалка на ножке стоит теперь посреди комнаты и протягивает ему левый тапочек, проткнутый посередине, потому что Пьяный Тони, очевидно, решил, что три острых крючка – это отличное приспособление для манипуляций с мелкими предметами.

Но он только что жаловался на отсутствующие тапочки, а теперь ему принесли один из них, так что Тони решает, что жаловаться на какие-то там дырки – просто глупая мелочность, и забирает тапочек, не забыв поблагодарить. Однорукая штуковина что-то радостно жужжит в ответ и ползёт ближе к Тони, тыкаясь острым манипулятором прямо ему в живот.

Поэтому первое, что делает Тони, наплевав даже на похмелье – не говоря уже о трёх глубоких царапинах на животе, потому что кого вообще волнуют такие мелочи, как заляпанный кровью пол, всё равно его и до этого никак нельзя было назвать чистым, – это заменяет дурацкие крючки на нормальный гибкий манипулятор. “Рука” при этом вертится, мешается под ногами и в конце концов опрокидывает стол с инструментами, так что второе, что делает Тони – это говорит:

– Не лезь мне под руку, дубина.

И это первый и последний раз, когда он произносит “дубина” с маленькой буквы.

Дубина обладает разумом пятилетнего ребёнка и с годами не особо умнеет: он роняет инструменты, сбивает со стола на пол кружки с кофе, никогда ничего не делает правильно с первого раза и вечно норовит оказаться под ногами в самый неподходящий момент. И Тони, поднабравшийся опыта и разобравшийся в доделанном на пьяную голову коде, мог бы это исправить и сделать Дубину маленьким вундеркиндом – но он этого никогда не делает. Потому что Дубина суёт ему в руки инструменты, когда эти руки дрожат и трясутся, и им жизненно необходимо ухватиться за что-то родное, простое и понятное, с чем они всегда знали и будут знать, что делать. Потому что Дубина приносит ему чашки с кофе – ужасным остывшим кофе, сваренным двое суток назад, да так и забытым у кофеварки, – когда Тони не спит больше семидесяти часов подряд. А когда гений, миллионер и трудоголик всё же вырубается, укрывает его то брошенной на диванчике курткой, то какой-то промасленной тряпкой – ведь, конечно же, в мастерской нет одеяла. Потому что Дубина лезет под локоть и обхватывает руку Тони своим манипулятором, прежде чем прижаться к ногам тяжёлым металлическим корпусом – и это жалкое подобие объятия заставляет Тони выдохнуть и расслабить задеревеневшие плечи. Впервые с тех пор, как он увидел то видео в замёрзшем бункере.

2. Джарвис

Джарвиса Тони создаёт в качестве прототипа “умного дома”. Ничего такого, ему просто нужна программа, чтобы приглядывать за домом, и вовсе не нужен другой дворецкий вместо умершего Джарвиса, сколько бы их, толковых, обученных и с целой библиотекой рекомендаций, ни притаскивал к нему Обадайя. Он вовсе не скучает по старику, который называл его “мастер Тони”, читал на ночь сказки (хотя знал, что позже Тони будет читать под одеялом учебник по квантовой физике), дул на разбитые коленки и приносил в комнату чашку какао, когда “мастер Тони” был наказан, и ему не полагалось ничего сладкого.

Со спонтанного создания Дубины прошло много времени, теперь Тони точно знает, что делает, и он создаёт искусственный интеллект вполне целенаправленно. Но в процессе вдруг вспоминает, как порой мелькала улыбка на лице старого дворецкого, а потом почти неделю бьётся над кодом, который позволит ИИ иметь чувство юмора. Затем он программирует процессы управления домом и уровень допуска, пытается составить список обязанностей и понимает, что не знает и половины вещей, которые делал по дому Джарвис. Дворецкому никогда не нужны были команды, чтобы заботиться о Тони, он делал это сам, даже когда Тони яростно сопротивлялся – единственный из всего окружения молодого миллиардера. Поэтому, просто для того, чтобы не заморачиваться с дурацким перечнем обязанностей, Тони даёт ИИ чуть больше свободы воли, чем предполагалось. На самом деле, это куда больше свободы воли, чем, как официально считается в научных кругах, в принципе может иметь искусственный разум, но если бы Тони останавливался всякий раз, когда кто-то говорит ему, что воплотить его задумку в жизнь невозможно…

Он пропускает момент, когда Джарвис становится Джарвисом. Вот только что это был просто искусственный интеллект, а потом вдобавок к чувству юмора и относительной свободе воли ему понадобились собственное мнение, характер, способность обучаться… И всё это, конечно, не имеет никакого смысла, если у Джарвиса не будет собственного голоса. Так что он получает голос и имя, а Тони почти чувствует себя родителем, который назвал ребёнка в честь старого друга семьи.

– Знакомься, Дубина, это твой новый старший брат! – заявляет Тони, закончив подключать Джарвиса. И впоследствии отказывается признавать, что задержал дыхание, прежде чем услышал в ответ безукоризненно вежливое:

– Добрый день, мистер Старк. Приятно познакомиться, Дубина.

Джарвис успешно развивает свои новоприобретённые характер и чувство юмора, оттачивая его на не имеющем ничего против Тони. Он становится дворецким, секретарём, будильником, персональной нянькой (по мнению Роуди), постоянным собеседником, компаньоном, сообщником, иногда – единомышленником, иногда – оппонентом (в основном в вопросах безопасности и благополучия Тони), но всегда – союзником. Джарвис становится другом.

А потом Альтрон убивает его.

Джарвис – это только одна из множества жертв Альтрона, (и Тони помнит, что все они – на его совести), и живые люди, конечно, заслуживают, чтобы о них сожалели больше, чем о каком-то искусственном интеллекте… Но Джарвис никогда не был “каким-то искусственным интеллектом”, он был Джарвисом, саркастичным, умным, заботливым, живым. А теперь он мёртв, и это вина Тони.

Тони молча делает мемориальную табличку и молча вешает её на стену в серверной с помощью Дубины, пока Вижн тихо стоит возле дверей и наблюдает. Больше Тони никому не говорит об этом, только через пару месяцев всё так же молча показывает табличку Пеппер. В конце концов, это только их, семейное дело.

3. Альтрон

Альтрон – это плод стремления Тони защитить людей. Плод его страхов и панических атак. Плод его мыслей и предположений о будущем. Плод больного наркотического бреда, наведённого на него неконтролируемой ненавистью Ванды – но о последнем не принято вспоминать, ведь Ванда – это просто несчастный запутавшийся ребёнок, пострадавший от неуёмного эго Тони Старка. Потому официально Альтрон – это плод неуёмного эго Тони Старка.

Альтрон умён, эгоцентричен и амбициозен. Альтрон чувствует себя запертым в тесном, неправильном, несовершенном, не подходящем для него месте, и он полон стремления изменить этот мир к лучшему. Как гениальный ребёнок, которого никто не научил, что хорошо, а что плохо, но который обладает невероятными способностями, он выбирает для этого самый неправильный и неподходящий путь. И больше, чем кого бы то ни было, он ненавидит Тони. Альтрон так сильно похож на Тони Старка, что самому Тони странно, что, глядя в зеркало по утрам, он видит там не эту страшную металлическую физиономию.

Альтрон убил Джарвиса. Альтрон убил тысячи ни в чём неповинных людей. И Джарвиса. Это то, о чём Тони теперь всегда должен помнить, когда привычным широким жестом разворачивает перед собой трёхмерную голограмму очередной своей бредовой идеи. Это то, о чём он теперь не может не помнить, когда очередной родственник погибших в Соковии налетает на него с угрозами и обвинениями – и это ведь они даже ещё не знают, кто создал Альтрона, потому что Щ.И.Т. засекретил всю информацию. Тони не против угроз и обвинений – к ним он хотя бы привык. Гораздо хуже, когда люди просто плачут и спрашивают “почему?” Потому что Тони понятия не имеет, почему. И не считает себя вправе утешать их.

4. Вижн

Вижн – это отчаянная попытка всё исправить: победить Альтрона, спасти тех, кого ещё можно спасти. И, может быть, ещё и неловкая, нелепая попытка Тони доказать, что он может создавать не только монстров. Не то чтобы последнее кто-то действительно оценил.

Конечно, Тони не единственный, кто приложил руку к созданию Вижена, но по умолчанию все, в том числе и Вижн, создателем считают именно Старка. Из всех созданных Тони ИИ Вижн – самый особенный: у него есть тело, что делает его уже не просто искином, а полноценным андроидом; у него настоящий, живой разум, обеспеченный камнем Разума во лбу и матрицей Джарвиса. Загружая эту матрицу, Тони на какое-то безумное мгновение отчаянно надеется, что получит Джарвиса обратно. Эта надежда разбивается сразу, стоит Вижену заговорить. Это голос Джарвиса – но не его слова. Это разум Джарвиса – но не его душа, какой бы абсурдной ни казалась другим людям идея существования души у искусственного интеллекта. Память Джарвиса, быть может, и находится где-то там внутри, но имеет не больше значения, чем если бы Вижн просто прочитал книгу о Джарвисе. Тони подавляет приступ разочарования и сосредотачивается на насущных проблемах: победить Альтрона, эвакуировать Соковию. Так что чувства Тони не имеют значения. Никогда не имели.

Возможно, Вижн о чём-то догадывается: он смотрит на Железного Человека вдвое чаще, чем на любого другого Мстителя, когда говорит со всей командой, и, продемонстрировав свои способности во время очередной миссии, оглядывается именно на Тони. И в этот момент почему-то ужасно напоминает последнему его самого: именно так он в детстве всегда оглядывался на Говарда, ожидая, но никогда не получая одобрения. Тони сердито гонит прочь непрошенную ассоциацию и вновь напоминает себе, что Вижн – не Джарвис, и никогда им не будет.

Вижн – не Джарвис, поэтому он не называет Тони “мистер Старк”, не будит его по утрам прогнозом погоды, не напоминает о том, сколько часов гений уже не спит, и не отпускает саркастичных комментариев о вреде употребления чрезмерного количества кофеина. Джарвис был другом Тони, который всегда заботился о нём. Вижн – просто часть команды. Родственник его погибшего друга, но не сам этот друг.

Но Вижн приходит, когда Тони вешает мемориальную табличку для Джарвиса, а после молча кладёт руку на плечо Тони. Вижн игнорирует наличие стен в Башне Мстителей, а потом внимательно выслушивает от Наташи лекцию о человеческих условностях и личном пространстве, после которой задаёт по-детски наивные уточняющие вопросы – задаёт их Тони, не Наташе, словно Тони Старк вообще может знать что-то о деликатности и правилах хорошего тона. Вижн приносит Тони кофе, пройдя сквозь стену мастерской, наглухо запертой для всех остальных, когда Тони сидит за очередным проектом больше суток.

Наконец, Вижн принимает сторону Тони в том бедламе, что впоследствии назовут “Гражданской войной”, и придерживается выбранной стороны, даже когда склонная к психопатии ведьма, к которой андроид питает необъяснимую симпатию, предсказуемо выбирает ту сторону, где её пожалеют и не заставят нести ответственность. Когда в конце всего этого фарса Тони остаётся один на один с внезапно открывшейся правдой о смерти родителей, постоянными требованиями Росса, волнами негатива со стороны прессы и парализованным Роуди. За последнее Вижн продолжает приносить извинения до тех пор, пока Тони не велит ему заткнуться и лучше уж помочь со сборкой первого прототипа экзоскелета, раз уж так не терпится загладить вину. Так что в конце у Тони есть только Роуди и Вижн, который остаётся уже не в качестве сокомандника – ведь команды больше нет, – или единомышленника – ведь “война” уже окончена. Он остаётся просто в качестве поддержки. И Тони впервые осознаёт, что Вижн – это тоже часть его маленькой кибер-семьи. Вижн – не Джарвис, и никогда им не будет. Но ему и не нужно.

5. Пятница

Пятница – это, в общем-то, производственная необходимость: Тони нужен искин для полноценного управления костюмом. Он пишет код и где-то уже ближе к концу вдруг понимает, что, кажется, не умеет делать просто компьютерные, полностью запрограммированные и контролируемые интерфейсы для помощи в управлении техникой. Тони не задумывает для Пятницы никакого определённого характера, или чувства юмора, или личности. Они просто проявляются у неё сами, постепенно, как у быстро развивающегося и растущего ребёнка. Тони даёт ей женские голос и имя только для того, чтобы не ассоциировать с Джарвисом, но примерно к середине третьей недели замечает, что и характер у ИИ вырисовывается вполне себе женский. Он даже жалуется Пеппер на то, что собственный искин флиртует с ним, но та, вместо того, чтобы хоть немного приревновать, только смеётся и говорит, что рыжие женщины всегда были очень неравнодушны к нему, так что пора бы уже и привыкнуть. Вообще-то, Тони тоже считает, что Пятница должна быть непременно рыжей. Спустя ещё неделю он добавляет в её матрицу голографический интерфейс. Пеппер помогает выбрать причёску. Наряд Пятница выбирает сама из самого свежего модного каталога.

Пятница – умная девочка. Она будит Тони по утрам радостным “С добрым утром, Босс!” и никогда не зачитывает прогноз погоды. Когда Тони слишком долго сидит в мастерской, она звонит Пеппер и жалуется на него (хотя всегда предупреждает Тони об этом заранее). Она отпускает ехидные комментарии об одежде и причёсках нежеланных или просто раздражающих посетителей таким безукоризненно вежливым тоном, что смысл сказанного доходит до большинства из них лишь на следующий день. Она никогда не поправляет Тони, когда тот, забывшись, по привычке обращается в пустоту “Джарвис…”, а затем зависает на пару секунд, соображая. Она мстительно блокирует Пеппер доступ в Башню, когда они с Тони вроде как расстаются, и ещё почти целый месяц дуется, когда они снова сходятся, пока Пеппер не приносит ей самые искренние заверения в том, что подобного больше не повторится. Пятница самостоятельно присваивает уровень допуска каждому гостю и, если Тони не удосужится его скорректировать (чего он никогда не делает), скрупулёзно следует прописанным для заданного уровня инструкциям. Так Пеппер, Роуди и Брюс получают допуск во все помещения Башни, даже в мастерскую в отсутствие Тони (но не тогда, когда Тони сам заперся там);Питер Паркер может бродить везде, где нет секретных разработок, в которые он мог бы сунуть свой любопытный гениальный нос; а генерал Росс при каждом посещении Башни вынужден проходить унизительную процедуру полного сканирования и подтверждения личности до тех пор, пока не решает, что общаться с Тони Старком лучше всего по телефону.

Пятница позволяет себе очень много, но никогда не позволяет ни себе, ни кому-то другому сделать хоть что-то, что могло бы навредить Тони или просто расстроить его. Тони считает, что не заслуживает такой преданности, но ему никогда не позволяют от этого отказаться – ведь это может навредить ему и расстроить. Пятница строго следит за тем, чтобы подобного не случалось.

+1. Тони

На самом деле Тони не собирается это делать. Просто так уж выходит, что у него есть готовое собранное экспериментальное ядро для искина продвинутого уровня. А просканировать собственный мозг накануне отправки в космос для борьбы с чокнутым межгалактическим диктатором в компании с какими-то космическими чудиками, с которыми обещает познакомить Тор, – это простая предусмотрительность. Для футуриста вроде Тони – ничего особенного. Он обязан предусмотреть все варианты.

Последнее, что Тони запоминает перед тем, как закрыть глаза – перепачканное и заплаканное лицо малыша-Паркера, судорожно сжимающего в руке только что переданную ему флешку. Он видит, как шевелятся губы Питера, но уже не может расслышать, что ему говорят. Можно было бы по губам прочитать, но на это нет сил. Поэтому он просто закрывает глаза и перестаёт существовать.

Он знает, что будет дальше. Стражи Галактики (пафосные космические раздолбаи, но Тони они нравятся; он им, как ни странно, тоже) любезно подкинут оставшихся в живых Мстителей до Земли. Там Питер передаст простую, затёртую от времени флешку с надписью “План Б” Брюсу. Тому понадобится максимум минут десять, чтобы понять схемы Тони, загруженные на флешку, и минимум полчаса, чтобы объяснить это остальным. Ещё плюс около сорока минут на бесполезные споры с Кэпом, который, конечно же, будет против. За исход спора Тони не переживает: в тех, чьё мнение его действительно волнует, он не сомневается – и это странное, новое для него ощущение.Ещё несколько человек, по его расчётам,должны согласиться под давлением эмоций, которые, в кои-то веки раз, теперь будут на стороне Тони. С мёртвыми не спорят. Если ты не Капитан Америка, конечно.

Они прибудут в новый особняк Тони, где тот поселился после распада Мстителей. Пеппер не будет плакать – она обещала не плакать, – но непременно залепит Кэпу пощёчину – это она тоже обещала. Пятница пропустит Брюса, Вижена, Роуди и Пеппер в мастерскую, остальным придётся подождать в комнате для гостей (тем из них, кто вообще захочет пойти). Тони очень ясно видит перед собой эту картину.

Поэтому, когда он открывает глаза и начинает существовать в многомерном цифровом мире, где у него есть доступ к сети посредством собственного мозга – и Тони не терпится исследовать свои новые возможности, но это приходится отложить до лучших времён, – у него есть всего два вопроса:

– Где Вижн?

И:

– Это что, енот?

И одно замечание:

– Пеппер, ты же обещала не плакать.

Брюс, Пеппер и енот (говорящий енот!) отвечают ему все одновременно, но расслышать и рассортировать ответы в общем гомоне не представляет никакой сложности:

– Он жив, просто… Немного не в форме.

– Сам ты енот, Старк! Назови меня так ещё раз, и я разнесу тебя на миллионы маленьких файликов!

– Я только что стала вдовой, уж прости, что меня это расстраивает! К тому же я чуть не сломала себе руку, когда выполняла своё первое обещание.

А потом Роуди молча подходит в своём экзоскелете и мягко обнимает Тони. Ну, на самом деле он просто обхватывает руками полупрозрачную объёмную голограмму, но это всё равно объятие, и Тони, начавший было отвечать и спорить со всеми разом, изумлённо замолкает. С секундной задержкой к объятиям присоединяются Пеппер и Брюс, а затем и Дубина, пока енот где-то позади фыркает и заявляет:

– Я – Ракета, кстати. Ты меня, похоже, не помнишь, но твоя рыжая дамочка – та, которая прозрачная,– меня пропустила.

Тони неловко пытается принять участие в групповых обнимашках – что не так-то просто, когда твои руки проходят сквозь всё, к чему ты прикасаешься – и говорит:

– Что там с программой подключения к костюму?

– Перерасчёт с учётом итоговых параметров почти окончен, Босс. И добро пожаловать обратно, – немедленно отвечает Пятница. – Должна ли я уведомить прочих гостей о вашем появлении?

– Не надо, я сам.

А потом он исчезает из мастерской и появляется посреди гостиной– просто потому, что может. Его вполне удовлетворяет вид упавшего от неожиданности со стула Клинта и отскочившего с девчачьим воплем в сторону Уилсона. Тони мог заранее проверить, кто находится в комнате, но не сделал этого, и теперь удивлённо оглядывается по сторонам. Потому что в гостиной определённо больше народа, чем он ожидал увидеть.

Клинт сидит на полу, осоловело хлопая глазами, но уже растягивает губы в ухмылке, готовясь отпустить какой-нибудь ехидный комментарий.

Наташа сидит рядом, выпрямив спину, и смотрит на Тони испытующим взглядом.

Т’Чалла неподвижно стоит возле окна, сложив руки на груди.

Вижн с дырой во лбу в том месте, где прежде был камень Разума, полулежит на диване, не сводя с Тони внимательного взгляда.

Уилсон нервно улыбается, стоя рядом с Кэпом.

Кэп застыл в напряжённой позе возле стены.

Стрэндж с нескрываемым любопытством оглядывает Тони со всех сторон.

Паркер повис на своей паутине вверх ногами и запутался в ней, когда появился Тони.

Какой-то незнакомый парень нервно расхаживает из угла в угол, а позади него стоит зелёная женщина и… дерево?

Последнее Тони произносит вслух и тут же получает ответ – от дерева:

– Я есть Грут.

– Отлично. Я почти уверен, что у искусственных интеллектов не должно быть галлюцинаций, но…

После этого все начинают говорить одновременно, и его голос тонет в общем гомоне. Тони мог бы легко их перекричать, просто сделав звук погромче, но вместо этого быстро рассортировывает получаемую информацию по папкам у себя в голове… У него в голове теперь есть папки. С ума сойти.

Остальные Мстители тоже неподалёку, но им Пятница отказала в доступе в здание до персонального разрешения от Тони или Пеппер. Пеппер, надо полагать, разрешение не дала. Тони ужасно их всех напугал. Тони – безответственный эгоист. Тони – храбрый воин, который достойно сражался с врагом. С какого момента Тони ничего не помнит? А может ли Тони теперь управлять бронёй? Они хотят назначить общую встречу, чтобы обсудить дальнейший план. Это действительно Старк? Могут ли они ему теперь доверять? Не скучает ли он по возможности почесать нос и выпить кофе? Последнее – это Клинт, конечно, что ещё он мог сказать. Прежде, чем Тони успевает что-то ответить, позади в дверях показываются Роуди, Пеппер, Хэппи, Брюс и енот, и стихнувший было гомон разрастается по новой.

Тони не против, в общем. Он больше не чувствует своего тела. Он не может дотронуться до Пеппер, чтобы заставить это затравленное выражение уйти из её глаз. Он не может подойти к Кэпу и врезать ему самостоятельно, прежде чем сказать, что ему плевать, может тот доверять искусственному интеллекту или нет, потому что это сейчас совершенно не важно – у них тут апокалипсис на пороге, так что почему бы им не объявить пока перемирие, спасибо большое. Он не может пихнуть Роуди в бок, как раньше, не может хлопнуть по плечу Тора и пожать руки новым знакомым. Но он может думать во много раз быстрее, чем раньше, просчитывать миллионы вариантов одновременно и составить ещё двадцать три запасных плана даже прежде, чем минутная стрелка на часах сделает полный круг. Одновременно он может слышать каждое слово, произнесённое в комнате, и даже определить по сердцебиению и дыханию, насколько искренни эти слова. Может подключиться к интернету и увидеть все сводки о разрушениях и понесённых потерях. Отправить Россу ультимативное письмо с уведомлением о реабилитации капитана Роджерса и прочих членов его команды на посту Мстителей.

Так что именно этим Тони и занимается, пока примерно на двенадцатом запасном плане в общий гомон не вклинивается голос енота:

– Эй, Квилл, сейчас уже подходящий момент, чтобы сказать, что тушка Старка лежит в заморозке на нашем корабле?

Стоящий ближе всех Роджерс реагирует моментально:

– Так Тони жив?

Все замолкают, как по команде. Пришельцы переглядываются, и зелёная женщина, шикнув на енота, поясняет:

– Он в коме. И у него серьёзные внутренние повреждения. Мы не знаем, что для него можно сделать даже с нашей медициной, не говоря уже о земной, и…

– Так я жив или нет? – прерывает её Тони. Хотя теперь, конечно, странно говорить о своём бывшем теле “я”. Если Тони Старк жив, то это теперь отдельный Тони Старк, настоящий. А он сам – это всего лишь искин-Тони. Часть мощного компьютерного мозга немедленно начинает подсчитывать вероятность того, что Тони-человек от него избавится, как только придёт в себя.

– Ты жив, – отвечает вместо неё незнакомый блондин.

– Значит, мы придумаем, как тебе помочь, – тут же заявляет Стив, а остальные вразнобой кивают. Тони с удивлением замечает, что облегчение читается на лицах у всех, даже у непробиваемой Наташи.

– Почему раньше не сказали? – с подозрением смотрит на Ракету Роуди.

– Так в коме он. Мы там кое-чего соорудили на скорую руку, типа криокамеры, но лечить его сейчас…

– Нет времени, – резюмирует искин-Тони.

И все разворачиваются к нему, а Тор спрашивает:

– Так какой у тебя был запасной план, друг Тони?

– Только не говори, что это была уловка, чтобы переехать жить в компьютер! – заявляет Клинт, придвигаясь ближе с самым внимательным видом.

Остальные тоже группируются вокруг искина-Тони и смотрят внимательно и серьёзно. Как будто с ним всё ещё стоит считаться. Как будто они действительно хотят выслушать его план и обсудить дальнейшие действия. Как будто это ничего, что он теперь – не тот, не настоящий. Просто цифровая копия, которую, конечно, следует немедленно изолировать, пока она, в лучших традициях страшилок, не попыталась избавиться от оригинала и занять его место. Искин-Тони украдкой косится на Кэпа – но тот выглядит таким же сосредоточенным на деле, как и остальные, разве что только ответный взгляд у него извиняющийся.Как будто извиниться перед искином – это тоже нормально. Тони хочет сделать глубокий вдох, но вспоминает, что дышать ему больше нечем и незачем. И тогда он просто начинает говорить.

Когда Тони обзаводился своей странной кибер-семейкой, он не планировал становиться её частью настолько буквально. Но, кажется, его это вполне устраивает. Новые возможности кружат голову, задача, которую нужно решить, будоражит интеллект, не терпящий просиживания без дела. Неизведанное пространство космоса в кои-то веки не пугает, а манит своей бесконечностью. И в не очень скором, но уже почти обозримом будущем он будет существовать в двух экземплярах, что позволит ему осуществить невероятное: отправиться изучать неизвестное и остаться защищать Землю. Путешествовать на край мира – и оставаться с Пеппер. Насчёт коммуникаций с самим собой он ещё подумает. Надо только остановить маленький апокалипсис и вывести себя из комы. Для гениального мозга Тони Старка задача как раз по силам.

@темы: фанфики, TeamTony

---

С наступающим!

Ужасно приятно, когда о тебе помнят, спасибо за поздравление!

А что ждет вас?

@темы: отблески этерны, планы

---

нужно БОЛЬШЕ вдохновения

Давно я ничего не писала (но я пытаюсь, правда!)
Надеюсь, фест поможет возродить вдохновение и накурить себя и других новыми идеями.

@темы: отблески этерны, фанфики, планы

---

Мне подарили вальдмееров :3

Мой личный вальдмеерный коллажик
Спасибо за поздравление!

27.09.2016 в 12:35

Пишет  Futbolerka:

С Днем Рожденья, дорогая моя  Tia-T@i$a!
Желаю тебе побольше вдохновения, идей и сил для их релизации!
И да, добро пожаловать!


Rebirth by Futbolerka on DeviantArt

оригинал

Как говорится, бессовестно продолжая все ту же тему

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, Олаф Кальдмеер

---

Деанон 6/6

Тема нам досталась вполне себе перспективная: "Гамельнский крысолов". У меня с ходу накурились идеи для трёх-четырёх фиков разной степени криповатости, оставалось только оценить свои силы и время, чтобы выбрать, что из этого написать - это я собиралась сделать ближе к спецквесту, потому что сперва по плану были низкорейтинг, челлендж и даже высокий рейтинг (хотя его я в итоге сдедлайнила). Потом у меня появились "Пациент" и "Звёзды" (на тот момент - процентов 70), а я вдруг поняла несколько вещей:
1. "Звёзды" получились настолько длиннее изначального весьма скромного плана, что на написание чего-то длинного на спецквест у меня просто не осталось времени.
2. Я очень не хочу расставаться с этой модерн!аушкой и персонажами в детективном антураже.
3. Вся команда тащит на спецквест крипоту, жуть и мистику. Шикарнейшую крипоту, жуть и мистику, тут без вариантов, я была в восторге. Но мне захотелось это дело немного разнообразить Тем более и извернуться было куда. Так вот в последний день перед выкладкой появился этот текст.

Название: Крысоловы
Автор:  Tia-T@i$a
Бета:  Hellestern
Размер: мини, 1940 слов
Пейринг/Персонажи: Рамон Альмейда, Ротгер Вальдес, Антонио Бреве, Себастьян Берлинга, Хулио Салина, Луиджи Джильди
Категория: джен
Жанр: модерн!АУ, юмор, детектив
Рейтинг: PG
Предупреждения: насилие, смерть персонажа

спойлер

Статус: закончен
Краткое содержание: В Центральном полицейском отделении Олларии завелась крыса, несколько дел оказались под угрозой срыва, и вычислить предателя необходимо как можно скорее. Или нет.
Дисклеймер: канон и персонажи принадлежат Камше, слова принадлежат народу, буквы - Кириллу и Мефодию, наша фантазия принадлежит кустам, а сами мы прикованы к галерам, и нам не принадлежит ничего.
Примечание: Написано на ЗФБ-2016 для команды WTF OE naval
Является частью модерн!АУ-цикла, перед прочтением обязательно следует ознакомиться с основным произведением (под номером 0). Отрицательными числами обозначены приквелы.
-2. Крысоловы <-— вы находитесь здесь
-1. По касательной
0. Самый худший пациент
1. Во всём виноваты звёзды
Размещение: Запрещено без разрешения

Вальдес позвонил рано утром, когда Альмейда ещё не успел проснуться. Рамон слепо нашарил трубку на тумбочке и принял вызов, а затем скосил глаза на часы – было шесть тридцать утра. Запоздало вспомнил, что Бешеный ещё с ночи занялся слежкой за каким-то бандитом в надежде, что тот приведёт его к главарю – по имеющимся сведениям, между двумя бандитскими группировками намечалась крупная сделка, и Ротгер работал над тем, чтобы выяснить подробности. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он не спал в такую рань. А вот у Альмейды выдался первый выходной за два месяца, и провести его глава Центрального полицейского отделения Олларии собирался, предаваясь самому притягательному и в последнее время почти запретному удовольствию – сну. Но все его планы полетели к кошкам, когда в шесть тридцать утра позвонил Ротгер Вальдес и злым голосом сообщил:

– У нас в отделе крыса. И часть важной информации по моему делу она уже сожрала. Сделай что-нибудь, я должен идти.

Крыса – это было серьёзно. Крыса в отделе означала, что все разрабатываемые ими дела сейчас находились под угрозой срыва – и одно, о котором сообщил Вальдес, уже пострадало. Следовало немедленно выяснить, на кого работает предатель – сливает всю информацию любому, кто заплатит, или же на кого-то одного, с целью саботировать определённое расследование. Проанализировать все дела за последнее время – не было ли какой-то утечки информации, а если была – то кто имел к этой информации доступ, и кому это было выгодно. Рамон обречённо вздохнул и вылез из кровати. День предстоял длинный.

***

– Поэтому я собрал здесь всех, кому могу доверять безоговорочно. Мы должны вычислить крысу, не поднимая лишнего шума, – закончил Альмейда.

– Всех? А где тогда Филипп и Вальдес? – немедленно возмутился Хулио Салина.

– Не тупи, Филипп под прикрытием уже месяц, – фыркнул Бреве.

– А, то-то я его давно не видел, – ничуть не смутился Хулио, умудрявшийся хранить в памяти малейшие подробности из материалов по своему текущему делу – вплоть до дословного цитирования протоколов. Но зато, когда он был полностью погружен в расследование, любая информация, к этому расследованию не относящаяся, вылетала из его головы едва ли не быстрее, чем успевала туда попасть. – А Вальдес?

– Занят своим расследованием, его телефон недоступен. Это он мне сообщил про крысу. Сказал, что у него уже умыкнули из-под носа какую-то важную информацию, подробностей не знаю, – отстранённо пояснил Рамон, мысленно просматривая все последние дела своего отдела и пытаясь вспомнить, с какими из них возникали непредвиденные трудности.

– Так может, мы более полной информации дождёмся, прежде чем что-то делать? – поинтересовался Берлинга, выразительно кивая на часы. – У нас вообще-то свои расследования есть.

– И все они теперь под угрозой! Особенно – твоё! – с нажимом сказал Альмейда, внимательно глядя на Себастьяна.

Тот сразу изменился в лице, недоверчиво уставившись на начальство:

– Думаешь, этот урод на него нацелился? – дело было долгим и сложным и в случае успешного завершения обещало привести к аресту главы крупнейшей преступной группировки Олларии (если не всего Талига). Берлинга работал над ним последние несколько лет, и вот только недавно появился ощутимый прогресс.

– Не думаю, что его – или её – интересует мелочёвка. Пострадало расследование Вальдеса – а это тоже преступная группировка. И не забывайте, где сейчас Аларкон – если его рассекретят, вряд ли выпустят живым.

Теперь серьёзны стали все.

– Я пока не подшивал новые материалы к делу, там много письменных отчётов было, забрал их на дом для изучения, – признался Себастьян.

Вообще-то подобное запрещалось, но сейчас Рамон вздохнул с облегчением:

– Вот и не подшивай пока.

– А лучше – подшей туда обманку, собьём стукача со следа, – ухмыльнулся Хулио, мысленно перебирая собственные расследования и прикидывая, которые из них теперь были в наибольшей опасности.

– У нас две первоочередных задачи: обезопасить все расследования и вычислить крысу, – подытожил Антонио. – Вопрос в том, когда она у нас завелась.

– Не припомню, чтобы у нас внезапно срывались какие-то операции… если не считать последней, – после паузы сказал Альмейда. – Но мы тогда решили, что об облаве предупредил один из членов банды, тот, который следил за нашим офисом снаружи.

– Или это мог быть кто-то, кто находился внутри нашего офиса, – хмуро отозвался Салина, – и знал об операции.

– И появился у нас недавно, – мрачнея, продолжил Бреве.

– А новичок у нас в отделе один, – закончил Берлинга.

***

– Мы не можем обвинить его, не имея никаких доказательств, – бурчал Антонио, подключаясь к компьютеру охраны, чтобы скачать записи с камер видеонаблюдения. Ему предстояло просмотреть множество часов видео на ускоренной промотке, так что о других делах на сегодня можно было забыть. – Луиджи – отличный парень, а быть новичком – не преступление.

– Да, но подозревать того, кого мы знаем давно, – ещё неприятнее, а человек, который появился недавно, всегда первым попадает под подозрение, ты же знаешь, – отозвался Себастьян, крутя в руках ручку и размышляя над тем, каких несуществующих подробностей можно добавить в липовые протоколы, чтобы не вызвать никаких подозрений.

– Мне тоже нравится Джильди, но он очень внезапно перевёлся к нам, и мы даже не знаем почему, – Хулио с сомнением посмотрел на папку с личным делом нового коллеги. Вообще-то у них не было доступа к подобной информации друг на друга – папку только что принёс Рамон, невесть как заговоривший зубы начальнику отдела кадров. Копаться в чьём-то личном деле без разрешения не хотелось. – Может, сперва поговорить с ним?

Альмейда, уже приступивший к детальному разбору всех прошедших и предстоящих операций, так или иначе связанных с деятельностью организованных преступных группировок, на мгновение оторвал взгляд от целого вороха документов и, вздохнув, разрешил:

– Поговори. Только аккуратно.

***

К концу дня всем хотелось биться головой об стену. Альмейде, который, кажется, уже наизусть выучил все сложные моменты абсолютно всех дел, раскрытых за последний месяц, но не увидел там ничего подозрительного. Бреве, который насмотрелся видео до пляшущих перед глазами разноцветных точек, но не нашёл ничего полезного, кроме ночной записи с камеры наблюдения в кабинете Вальдеса, где тот, достав из шкафа папку с делом, потрясённо на неё уставился, потом долго и смачно ругался (судя по выражению лица – исключительно нецензурно), а затем принялся звонить Альмейде (что именно было не так с папкой, на записи разглядеть не удалось). Берлинге, который успел заполнить фальшивыми данными около десяти протоколов, прежде чем его фантазия иссякла, и он обратился за вдохновением к телевизору в комнате отдыха, записывая в качестве якобы свидетельских показаний содержание всех подряд телесериалов, шоу и даже парочки реклам – было необходимо обезопасить самые важные расследования на случай, если вычислить крысу быстро не получится. И самое главное, всем этим приходилось заниматься, не вызывая никаких подозрений – то есть, имитируя обычную рабочую деятельность. С последним они, кажется, даже немного перестарались, потому что, глядя на внезапно проснувшийся у старших детективов трудоголизм и прибавив к нему тот факт, что Альмейда находился на рабочем месте в свой выходной, остальные сотрудники пришли к выводу, что скоро на их отдел должна нагрянуть внезапная проверка. И принялись усердно к этой проверке готовиться, тоже задвинув до лучших времён текущие дела.

В блаженном неведении пребывал, кажется, один только Луиджи, за которым с самого утра безостановочно следовал Хулио, мотивируя свои действия тем, что новый коллега работает у них уже целый месяц, а они так ещё толком и не познакомились, и было бы неплохо поработать немного вместе с целью увеличения слаженности коллектива… Салина сказал ещё много умных слов, прочитанных им в какой-то брошюрке о важности командной работы, и Джильди, похоже, очень всем этим впечатлился: налил Хулио чаю, предложил к нему печенек и с заговорщическим видом сообщил, что ему тоже иногда бывает одиноко, и что это совершенно нормально – искать дружеского общения на работе. После этого Салина сам не заметил, как поделился с новичком несколькими насущными тревогами, а тот в ответ рассказал, что перевёлся к ним из Фельпа по причине большой и несчастной любви, которая там, в Фельпе, и была похоронена, а бедному Луиджи остались только разбитое сердце и тоска, выносить которую дома было просто невозможно, так что он решил сменить место проживания. Похороненная любовь была, по мнению Хулио, хотя и несколько заезженной, но всё же красивой метафорой, однако это всё равно не делало историю о внезапном переводе менее подозрительной: ну кто переезжает в такую даль из-за расставания с девушкой, в самом-то деле? Хотя Джильди он об этом благоразумно сообщать не стал, сочувственно покивав и предложив как-нибудь выпить вместе, чтобы развеяться. После чего Луиджи почему-то рассмеялся и сказал, что у всего их отдела, видимо, только один способ борьбы со стрессом, но ему это даже нравится. Больше ничего толкового от новичка добиться не удалось.

Вечером маленькая команда собралась в кабинете Рамона, чтобы прийти к неутешительным выводам: ловить крысу придётся долго и мучительно, потому что никаких очевидных улик никто не нашёл, а Луиджи был недостаточно подозрительным, чтобы обвинять его в чём бы то ни было без доказательств. Надежда оставалась только на Вальдеса, который сообщил Рамону о стукаче и, по идее, уже должен был вернуться со своего задания. Первым об этом подумал Салина и тут же набрал номер Ротгера. Тот ответил сразу, почему-то шёпотом:

– Не сейчас, Хулио, мне надо пристрелить эту проклятую крысу.

И бросил трубку. А затем в здании, откуда-то со стороны кабинета Бешеного, раздался выстрел.

– А Джильди сказал мне, что обещал подождать Вальдеса в его кабинете, – после небольшой паузы заметил Хулио. А потом все посрывались со своих мест.

***

Вальдес вышел из кабинета раньше, чем они успели распахнуть дверь – видимо, услышал громкий топот. Вид у него был всё ещё сердитый (о чём ясно свидетельствовала широкая, от уха до уха, улыбка), в правой руке был зажат пистолет, а в левой – какая-то папка.

– Вальдес, что ты наделал?! – шокировано спросил Бреве.

– Крысу пристрелил, сказал же, – фыркнул в ответ Бешеный, хищно облизнувшись.

– Ну и зачем было сразу стрелять, если ты её уже нашёл? – Альмейда со вздохом потёр руками ноющие виски.

– А что мне было, стоять и смотреть на неё? – искренне изумился Ротгер. – И потом, я же просил тебя разобраться. А теперь у меня ещё одно дело угроблено!

В качестве доказательства Вальдес потряс перед лицом начальника папкой, из которой немедленно вылетело несколько оборванных листов.

– И что я должен был сделать за такие короткие сроки? Пристрелить его, как ты только что?! – возмутился Альмейда, искренне желая схватить самого проблемного сотрудника за воротник и как следует приложить головой о дверь.

– Ну не знаю, я думал, ты в санэпидемстанцию позвонишь, эта тварь тут явно не одна, – пожал плечами Ротгер, а затем перевёл недоумевающий взгляд на заметно перекошенные лица остальных коллег, которые вдруг заговорили все одновременно.

– Санэпидемстанцию? – неожиданно тихо переспросил Рамон.

– Не одна? – мозг Антонио после незапланированно длинного киносеанса отказывался воспринимать ещё какую-то информацию, но здесь явно что-то было не так.

– А где Джильди? – почти хором поинтересовались Себастьян и Хулио.

– Погоди, кого “его”? – недоумённо переспросил Вальдес.

В это время из-за двери кабинета показался Луиджи. Его правая рука, брезгливо вытянутая в сторону и предусмотрительно одетая в перчатку, держала за хвост крупную серую крысу.

– Очень меткий выстрел, я её даже заметить не успел, – искренне похвалил Джильди, – только надо теперь это куда-то выбросить. А что, материалы дела сильно пострадали?

– Да эта дрянь половину протоколов изгрызла! Говорил же, надо дела в металлическом сейфе хранить, а Аларкон мне – зачеееем, шкаф же закрывается, на окнах решётки, а двери бронированные, – продолжал возмущаться Вальдес. – И чего вы все так на меня смотрите?

– Вообще-то, наоборот всё было, помню я этот разговор, – пробормотал Бреве.

– Крыса. У нас в отделе крыса, – не более внятно отозвался Себастьян, после чего развернулся и пошёл к себе в кабинет.

– Вальдес. Я. Тебя. Убью. На хрен, – Хулио потянулся к шее Бешеного, не обращая внимание даже на то, что в руках у того всё ещё был пистолет.

Только Альмейда продолжал молчать, сверля Ротгера тяжёлым нечитаемым взглядом, но именно от этого взгляда почему-то становилось не по себе.

– Ээээ… Я тебя внизу подожду, ладно? – не выдержал первым Луиджи. – Заодно и крысу выброшу.

– Ребят, вы какие-то странные сегодня, – Вальдес, беззаботно улыбаясь, отвёл от своей шеи отнюдь не дружеские руки Салины прямо стволом пистолета. – Давайте завтра это обсудим, мы с Луиджи выпить собирались. Может, присоединитесь? Парню нужна моральная поддержка, у него там, в Фельпе, невеста умерла недавно.

– Видеть тебя не хочу, возьму ещё два выходных, пожалуй, – с чувством высказался, наконец, Рамон, прежде чем тоже развернуться и уйти.

Антонио и Хулио переглянулись и синхронно пожали плечами. Они были не прочь нажраться в стельку после такого дня. А убить Вальдеса можно будет и позже. Благо тот всегда даст повод, за что.

@темы: Ротгер Вальдес, отблески этерны, деанон, фанфики, Олаф Кальдмеер, ЗФБ-2016

---

Деанон 5/6

Этот тот самый мифический миди, который сперва должен был появиться у нас на рейтинге, но в итоге я не успела его дописать, и закрытый пост убрали. Мне было очень стыдно, но команда меня вообще не ругала, и в один голос говорила: "ничего страшного, не загоняй себя, зато теперь напишешь так, как захочешь, не торопясь и ничего не сокращая". В результате я отдохнула, выспалась, написала короткую штуку на спецквест, начала смотреть Criminal Minds для вдохновения и таки дописала эту работу именно так, как мне хотелось. Поэтому огромное спасибо команде за поддержку Отдельная благодарность - вам,  Futbolerka и  }{элик@, за то, что в любой момент были готовы читать свеженаписанные части и высказывать мнение, чтобы я могла не сбиться с курса и писать дальше
Я всегда очень любила детективы, и, конечно, мне хотелось написать что-то в этом жанре, но к любимым жанрам я взыскательна и придирчива, поэтому долго не решалась. Так что - вот он, мой первый детективный опыт))

Название: Во всём виноваты звёзды
Автор:  Tia-T@i$a
Бета:  Suitta
Размер: слов: 11561
Пейринг/Персонажи: Филипп Аларкон, Ротгер Вальдес, Олаф Кальдмеер, некоторое количество ОМП и ОЖП
Категория: джен
Жанр: модерн!АУ, детектив
Рейтинг: R-NC-17
Предупреждения: присутствуют сцены насилия, убийство
Статус: закончен
Краткое содержание: После долгого курса лечения Вальдесу не терпится приступить к работе, а его напарнику не терпится доказать, что он способен расследовать дела и в одиночку - но гонка за серийным убийцей вряд ли даст им время на выяснение отношений.
Дисклеймер: канон и персонажи принадлежат Камше, слова принадлежат народу, буквы - Кириллу и Мефодию, наша фантазия принадлежит кустам, а сами мы прикованы к галерам, и нам не принадлежит ничего.
Примечание: Написано на ЗФБ-2016 для команды WTF OE naval
Является частью модерн!АУ-цикла, перед прочтением обязательно следует ознакомиться с основным произведением (под номером 0). Отрицательными числами обозначены приквелы.
-2. Крысоловы
-1. По касательной
0. Самый худший пациент
1. Во всём виноваты звёзды <-— вы находитесь здесь
Размещение: запрещено без разрешения автора

Нанизаны звуки на тонкую нить,
Ты можешь связать меня, можешь убить –
Меня это вовсе не будет смущать,
Я, может быть, даже не буду кричать.
Flёur, "Жертва"

Первый колышек вошёл в землю легко, хватило всего двух ударов, а вот со вторым пришлось повозиться – в почве оказалось слишком много камней. Конечно, можно было бы вбить его чуть правее или левее, но тогда рука, туго примотанная к колышку верёвкой за запястье, тоже сдвинулась бы с места, нарушив почти идеальную композицию. Тяжело быть по-настоящему творческой натурой. Но результат, конечно, стоил затраченных усилий: женское тело, распластанное по земле, с ногами и руками, вытянутыми под идеальным углом и закреплёнными так, чтобы было невозможно пошевелиться, приняло форму пятиконечной звезды. Звезда на земле под светом звёзд в небесах. Превосходно. Осталось лишь заставить её засиять – и они поймут, что ошиблись.

Дальше всё по намеченному плану: проверить, надёжно ли держится кляп во рту, и закрепить голову, перекинув поперёк шеи металлическую скобу, глубоко загнав её концы в землю – так, чтобы середина касалась кожи, вонзаясь в неё при малейшем движении. Скобу пришлось немного переделать после одного из прошлых разов – тогда она была слегка острой, а «звезда» – слишком активно дёргала головой, ухитрившись в конце концов перерезать себе горло. Это было не по плану. По плану были лёгкие. Но теперь всё должно пройти гладко.

Едва холодный металл скобы коснулся нежной кожи на шее, как женщина со слабым, почти полностью заглушенным кляпом стоном открыла глаза – чтобы тут же в ужасе зажмурить их. Ничего, скоро снова откроет – не знать, что происходит, ещё страшнее, чем смотреть на это. Попыталась кричать – вышло невнятное мычание. Здесь бы всё равно никто не услышал, конечно, но крики мешали сосредоточиться и портили красоту момента. Ну вот, теперь ещё ногами и руками задёргала. Как банально. Все они действовали одинаково. Для всех всё одинаково закончилось. Звёзды творят судьбу, и от судьбы не убежишь. Но можно ещё заставить звёзды передумать.

Скальпель был много раз опробован ранее и, как обычно, проверен сегодня утром, но всё равно невозможно было удержаться от ставшей почти ритуальной пробы остроты на подушечке большого пальца. Да, идеально. Она тоже это увидела: глаза, теперь широко распахнутые, неестественно округлились – казалось, что вот-вот выскочат из орбит, как у раздавленной в кулаке лягушки, отвратительное зрелище, – лицо исказила гримаса ужаса, и она всё ещё пыталась кричать, дурочка. Из-под кляпа вырывались хриплые рваные всхлипы, он уже начал пропитываться слюной – если женщине повезёт, всё закончится раньше, чем ей придётся начать глотать эту слюну, чтобы не захлебнуться. Теперь аккуратно вспороть одежду – не стоит портить всю, только в нужном месте, там, где удобнее всего добраться до печени.

Лезвие вошло в тело аккуратно и ровно – но она всё равно дёрнулась, прогибаясь в спине и пытаясь втянуть живот, как будто это могло ей как-то помочь. Слёзы уже заливали её глаза, не давая толком рассмотреть, что происходит – да и положение тела не особо это позволяло. Должно быть, жалела теперь, что у неё такая большая грудь – была бы плоской, обзор был бы получше, а так приходилось догадываться по ощущениям. Что ж, ощущений можно и добавить. Два аккуратных поперечных разреза – алая кровь красивей бы смотрелась на аристократически белой коже, чем на этой, дряблой и желтоватой, но выбирать не приходилось. Отложить скальпель, раздвинуть края раны – четыре почти одинаковых лоскута кожи с окровавленным мясом раскрылись в разные стороны, как лепестки большого алого цветка. Женщина пыталась метаться из стороны в сторону, отодвинуться подальше от рук, причиняющих боль, но выходило лишь слабо подёргивать коленями и локтями да рычать сквозь кляп, тряся головой, насколько позволяла скоба вокруг шеи, и размазывая по лицу слёзы. Ещё несколько надрезов скальпелем – вышло не очень аккуратно, но всё приходит с опытом. Наконец, засунуть руки в трясущееся тело и вытащить сочащийся кровью незаслуженный дар звёзд. Женщина дёрнулась ещё несколько раз и затихла – потеряла сознание. Ей ещё предстоит снова прийти в себя. Когда она будет сиять здесь, внизу, передавая звёздам послание: “Вы ошиблись”…

***

Осматривать место преступления полагалось как можно раньше – в идеале, вообще сразу же после совершения этого преступления. По самым свежим следам, с профессиональными криминалистами и надёжным проверенным напарником. Аларкону же пришлось делать это спустя два или три дня – этот вопрос ещё предстояло прояснить экспертизе – после убийства, имея пока лишь общие сведения о деле. Криминалист, решивший срезать путь по короткой дороге, второй час стоял в пробке, а в роли напарника выступал молодой и зелёный стажёр, сейчас расстающийся со своим завтраком за ближайшими кустами. Наполовину сожжённый и уже начавший разлагаться труп выглядел и благоухал так, что вызвал бы приступ рвоты и у бывалого полицейского – большинство оперативников, оцепивших место преступления, выглядели так, будто готовились присоединиться к увлекательному занятию младшего Салины, так что тут стажёра винить было не в чем. Филипп ещё собирался обсудить с Альмейдой, с каких именно происшествий следует начинать вводить новичков в курс дела, а после – поругаться с Салиной-старшим на тему издевательств над младшими родственниками, потому что без него тут явно не обошлось.

– Берто, иди в машину, я здесь сам пока осмотрюсь. Всё равно ещё криминалиста ждать, – Аларкон решительно отогнал мысли о своём куда более опытном – хотя и проблемном – напарнике, догуливающем больничный отпуск на Марикьяре. Не то чтобы он скучал по Вальдесу – просто с ним подобные дела всегда расследовались намного легче и быстрее. О чём Филиппу со вчерашнего дня не успел напомнить только ленивый. Коллеги не злорадствовали, конечно. Нет, напротив, они сочувственно качали головой и сетовали на отсутствие аларконовского напарника, на тотальную загруженность всех остальных следователей отдела и искренне выражали надежду, что Филипп справится с поимкой серийного убийцы и в одиночку – и это сочувствие приводило Аларкона в состояние тихого бешенства. Он целый год прекрасно раскрывал дела и без вечно влипающего в неприятности Ротгера – раскроет и это.

Дело было, конечно, не совсем рядовым: двухдневная проволочка была связана с вновь разгоревшимся спором о том, под юрисдикцию которого полицейского отделения попадает преступление. Первое убийство было совершено два года назад на территории Северного отделения, спустя год – ещё два на территории Южного, с промежутком в шестнадцать дней. Там, связав обстоятельства, объявили убийства серийными и забрали первое дело к себе, но раскрыть не смогли. И, наконец, новое, четвёртое убийство территориально относилось к Восточному отделению, однако Южное настаивало на том, что это – новое обстоятельство в их деле, так что расследовать его тоже должны они. А после вмешалось и Центральное, к которому, собственно, и принадлежал Аларкон, с требованием передать дело им, раз уж убийства происходят по всему городу, а полиция вместо расследований занята дележом территорий. Неофициальное подтверждение о передаче дела было получено сегодня утром, после чего Филипп сразу же отправился на место преступления, а данные по трём предыдущим убийствам должны были переслать в офис к вечеру – хотя из вредности скорее всего задержат до завтра.

Аларкон раздражённо прошёлся вокруг: поляна на окраине города, возле самого леса, укрытая от дороги полосой высоких деревьев – им ещё повезло, что труп нашли так быстро. Было бы неплохо, если бы его можно было так же быстро осмотреть – но до передачи дела это было невозможно. “Будь здесь Бешеный, он наверняка наплевал бы на бюрократические проволочки и всё здесь облазил в первый же день”, – Филлип зло пнул подвернувшийся под ноги камень. Следов на земле было уже не разглядеть – их смыл прошедший пару дней назад ливень. Но зато благодаря тому же ливню труп сохранился относительно целым – насколько было известно Аларкону, все остальные убитые были найдены сожжёнными до неузнаваемости, но в этот раз дождь потушил огонь прежде, чем тот изуродовал тело.

Труп был растянут по земле примотанными к рукам и ногам колышками – верёвки, как и одежда, сгорели, но, видимо, слишком поздно, чтобы тело как-то поменяло своё положение, – и явно принадлежал женщине. Живот убитой был вспорот и представлял собой мерзкое кровавое месиво. Филипп присмотрелся: дыра в животе была довольно большой и глубокой, было похоже, что изнутри что-то вынули, но точнее должен был сказать медэксперт.

– А что это у неё на шее? – оказалось, Альберто в машину не пошёл, а упрямо потащился следом и, на всякий случай прикрывая нос ладонью, деловито оглядывал труп. Со временем из этого парня точно выйдет толк.

На шее убитой болталась цепочка со слегка оплавившимся, но ещё целым металлическим медальоном в форме звезды.

– А это – первый вещдок, – хмыкнул Филипп. За улику вряд ли сойдёт, но любые вещи, найденные на трупах и около них, полагалось изымать под опись.

***

Рана выглядела плохо – но от воткнутой в голень чуть ли не по самую рукоятку отвёртки вообще не стоит ожидать, что она оставит после себя что-то, выглядящее хорошо, а Олаф видал раны и похуже. Паренёк лет девятнадцати, которому принадлежали и проткнутая голень, и, по всей видимости, отвёртка, кусал губы, стараясь не заплакать, и упрямо твердил, что на отвёртку он совершенно случайно сел. Доктор сочувственно кивал, делая вид, что верит – слыхал он враньё и получше. Какие только сказки люди не рассказывали, стараясь скрыть от врачей истинную причину появления у них травмы! Впрочем, главного “сказочника” в этом травмпункте не видели уже почти год – и если бы подобное в отношении бывшего пациента не считалось чем-то кощунственным, то можно было бы даже сказать, что здесь по нему соскучились. Кальдмеер, в отличие от остального персонала травмпункта, весь этот последний год виделся со своим худшим пациентом за пределами рабочего места, но в последний раз это случилось месяца три назад.

Вытащив из ноги пациента многострадальную отвёртку и приступив к обработке раны, Олаф был предельно сосредоточен и потому даже не повернул голову в сторону распахнувшейся после непродолжительного стука двери. Стук был быстрым и ритмичным, словно кто-то отбивал по дверному косяку костяшками пальцев какую-то мелодию, и принадлежать мог, в общем-то, кому угодно, но раньше всегда принадлежал человеку, который, по всем имеющимся данным, сейчас должен был пребывать на Марикьяре, а не стучаться в двери процедурного кабинета одного из травмпунктов Олларии. И уж тем более – не вламываться в эти двери, не дожидаясь ответа, не топать через весь кабинет к рабочему столу доктора Кальдмеера, не садиться в его рабочее кресло и не сообщать наглым бодрым голосом и без того уже очевидную вещь:

– Я вернулся!

– Я так и понял, – отозвался Олаф, не отрываясь от своего занятия. – Разве ты не собирался отдыхать там до конца месяца?

– Мне стало скучно! – Вальдес беззаботно откинулся на спинку кресла и закинул ноги на стол, подмигнув обалдевшему от такого зрелища пациенту.

– Альмейда всё равно не допустит тебя к работе раньше срока, – Кальдмеер кинул на обнаглевшего Ротгера предупредительный взгляд, и тот, приняв делано покаянный вид, вытащил из-под ног папку с бумагами, явно пользуясь тем, что руки доктора заняты перевязкой и потому не могут отвесить ему подзатыльник прямо сейчас.

– О, а это что? – извернувшись в кресле под каким-то диким углом, Вальдес ухитрился дотянуться до отвёртки и, ничуть не брезгуя окровавленным видом, взять её в руки. Со знанием дела присмотревшись к ноге пациента, он деловито поинтересовался: – Сам в себя воткнул или помог кто?

– Я упал! – возмутился паренёк. – И это не ваше дело! И кто вы вообще такой?

Прикинув, каким образом надо было упасть, чтобы отвёртка вот так вот проткнула голень, Олаф скептически хмыкнул. Куда менее сдержанный и тактичный Ротгер откровенно заржал, а затем с пугающе контрастирующим спокойствием сообщил:

– Я из полиции. Показания давать будешь или как?

Пациент заметно стушевался и куда тише произнёс:

– Не надо полиции, это случайно вышло, правда.

Вальдес быстро убрал ноги со стола и наклонился вперёд, пытливо заглядывая пареньку в глаза. На мгновение его взгляд стал пронзительно-острым, так что несчастный пациент вдруг почувствовал себя будто под снайперским прицелом, но затем полицейский моргнул, откинулся обратно на спинку кресла и широко улыбнулся:

– Ладно, я тебе верю.

Расслабился Вальдес рановато, потому что стоило ему попытаться снова обосновать ноги на столе, как Олаф, как раз закончивший с перевязкой, встал и, не переставая лекторским тоном давать пациенту указания по дальнейшему лечению, дёрнул за спинку кресла так, что Ротгер буквально скатился оттуда на пол. Глаза у наблюдавшего за этой сценой паренька, явно не привыкшего к столь непочтительному обращению с полицией, стали совсем круглыми, и он, скомкано поблагодарив за помощь, вышел из кабинета настолько быстро, насколько это позволяли проткнутая нога и выданный ему по такому случаю костыль. Кальдмеер скептически оглядел смеющегося, ничуть выглядящего расстроенным или оскорблённым Ротгера и, наконец улыбнувшись, подал ему руку, помогая встать с пола:

– С возвращением.

***

Четыре жертвы, три женщины и один мужчина. Все были найдены мёртвыми в глухих районах на различных окраинах города, все они лежали на земле в одной и той же позе, рядом – никаких личных вещей жертв, никаких следов убийцы. Все тела, кроме последнего, были повреждены слишком сильно – убийца использовал весьма эффективное техническое горючее, так что первую и третью жертвы удалось опознать только благодаря сохранившимся зубам, а вторая убитая пока так и оставалась безымянной. Имя четвёртой жертвы стало известно спустя всего день после того, как Филипп взялся за дело, но это тоже не особо помогло. Все опознанные были разного возраста, не были знакомы друг с другом, не имели значимого внешнего сходства, не пересекались по роду деятельности… Совпадали и даты убийства: все были убиты в один и тот же месяц, первая жертва – в шестнадцатый день летних молний два года назад, вторая и третья – год назад первого и шестнадцатого числа соответственно, и вот, в этом году – четвёртое убийство, первый день летних молний. Эти даты точно что-то означали, хотя Филипп пока и не мог понять, что именно. Между жертвами серийных убийц почти всегда есть что-то общее, какой-то принцип отбора – надо было только его найти.

Последние три дня Аларкон провёл, кропотливо изучая все материалы дела, а на сегодня у него были назначены встречи с родственниками погибших. Но команда криминалистов наконец прислала отчёт о вскрытии и результаты экспертизы, так что Филипп собирался по-быстрому прихватить документы из своего кабинета, чтобы прочитать их по дороге на первую встречу. Его планы начали рушиться, едва он открыл дверь – бодрый голос, который он не слышал уже довольно давно и который никак не ожидал услышать ближайшие пару недель, радостно провозгласил:

– Привет, соскучился по мне?

Быть может, Аларкон обрадовался бы встрече куда сильнее, если бы Вальдес при этом не сидел на его столе и не копался в его бумагах.

– Когда ты приехал? Я думал, ты ещё на Марикьяре.

– Вчера утром. У нас новое дело? – не обращая внимания на гневный взгляд напарника, продолжал изучать протокол Ротгер. – Хм, ты уже обратил внимание на даты убийств?

– Не у нас. У меня. А ты ещё в отпуске, если мне не изменяет память! – мигом обозлился Аларкон, вдруг вспомнив все реплики коллег о том, как тяжело ему приходится без напарника.

– Да ну брось, что я забыл в этом отпуске? – Вальдес прижал бумаги к груди, как ребёнок – мягкую игрушку. – Будь человеком, я целый год ничем не занимался, я так скоро с ума сойду!

В любое другое время Филипп отнёсся бы к страданиям напарника с сочувствием – они давно работали вместе, так что он прекрасно знал, насколько трудно Вальдесу даётся вынужденное бездействие. Но буквально пару часов назад Аларкон столкнулся в кафетерии с Салиной-младшим, которого Альмейда перевёл на более подходящее для стажёра дело. Берто, конечно, ничего плохого не имел в виду, когда сетовал на отсутствие Ротгера – тот, пусть и неофициально, но действительно считался в их отделе специалистом по работе с психически неуравновешенными преступниками. Сам Альберто с Вальдесом ещё не работал, а значит, просто повторял чьи-то слова – скорее всего, Хулио, и это лишний раз заставляло думать, что никто не верит в способность Филиппа справиться с этим расследованием. Ну уж нет, это дело он Бешеному не отдаст.

– Вот именно, ты целый год ничем не занимался, с чего ты взял, что тебе сразу доверят серийного убийцу? Сперва больничный закрой, а потом вспоминай, как работать! – прозвучало это, пожалуй, куда резче, чем следовало, и Аларкон на самом деле не думал, что Вальдес успел потерять квалификацию за время болезни, а даже если бы и успел – было совершенно несправедливо обвинять его в том, что он целый год лечился от лейкемии вместо того, чтобы работать.

Ротгер медленно оторвал взгляд от запечатанного в пакет изрядно подкопчённого медальона, который пытался разглядеть через полиэтилен, и внимательно посмотрел на Филиппа, прежде чем произнести:

– Закрою, не сомневайся.

Вальдес улыбался, когда шёл к выходу, и выглядел, в общем, как обычно – именно поэтому по нему никогда нельзя было понять, задет ли он чьими-то словами или нет. Однако в этот раз Аларкон был определённо уверен, что зацепил напарника довольно сильно.

– Вещдок верни на место, – пробурчал он, глядя на пакет, который Ротгер всё ещё сжимал в руке.

Тот остановился на полпути к двери и обернулся, снова попытавшись рассмотреть медальон на просвет.

– Где вы его взяли?

– Сняли с шеи последней жертвы, – Филипп подошёл и сам вытащил пакет из рук Вальдеса. Он чувствовал себя неловко за свою вспышку – ему хотелось поздравить напарника с выздоровлением и возвращением в строй, но теперь эти слова прозвучали бы фальшиво и неуместно.

– Хм, – Бешеный задумчиво ухмыльнулся и кивнул на прощание: – Обрати внимание на даты. Увидимся.

– Ага, – машинально кивнул в ответ Аларкон, в свою очередь посмотрев на амулет, но ничего нового на нём не заметив: просто пятиконечная звезда из дешёвенького металла, покрытого почти уничтоженной огнём красной краской, с дыркой в верхнем луче. К тому же разглядывать её было особо некогда – он уже опаздывал на встречу.

Ехать было не очень далеко, но прочитать отчёт о вскрытии Филипп успел. Ничего особенного не бросалось в глаза, кроме одной довольно важной подробности – у жертвы была вырезана печень. Как утверждал эксперт – скорее всего, вырезана ещё до того, как наступила смерть. Это что-то смутно напоминало полицейскому, так что он принялся быстро пролистывать протоколы предыдущих убийств. Да, так и есть – третья жертва, мужчина, сорок пять лет. Вырезан желудок. Тела первой и второй жертв были повреждены слишком сильно, чтобы утверждать что-то конкретное, но от второй был отрезано две таких внушительных части, что даже сожжением это было не скрыть. И если предполагать, что вырезались именно внутренние органы, а не просто куски плоти, то это, скорее всего, были лёгкие. И это определённо была первая зацепка в деле.

Уже выходя из машины, Аларкон достал телефон и открыл календарь. Итак, даты. Шестнадцатое, первое, шестнадцатое, снова первое. Бросил взгляд на сегодняшнюю дату – календарь показывал восьмой день летних молний. До шестнадцатого оставалось всего ничего.

***

Олаф нечасто выбирался посидеть в баре после работы – только если на следующий день у него был выходной, и если была подходящая компания. “Подходящая компания” завелась не так давно и почти весь прошлый год не имела возможности шататься по каким бы то ни было заведениям за пределами клиники, так что их редкие посиделки в баре пока нельзя было назвать ни традицией, ни даже привычкой, но они определённо были приятным разнообразием в череде серых будней. Как заметил Кальдмеер, Вальдес вообще очень любил привносить в жизнь окружающих разнообразие, периодически шокируя их выходками разной степени эксцентричности. Сегодня это разнообразие заключалось в том, что Бешеный всем своим видом и поведением – колючим взглядом, несколько пугающей улыбкой и стремительностью движений, когда он буквально влетел в бар, на полминуты задержался, чтобы сесть на стул, поздороваться с Олафом, оглянуться, увидеть в углу бара мишень для дротиков и устремиться туда, – оправдывал своё прозвище, происхождение которого Кальдмеер, кстати, пока так и не выяснил.

С этой стороной характера Ротгера Олаф сталкивался нечасто, поэтому какое-то время с любопытством наблюдал за другом, упоённо дырявящим и без того уже изрядно потрёпанную мишень. Когда дротиков Вальдесу показалось мало, и он принялся расспрашивать бармена, нет ли у них тут в баре метательных ножей, Кальдмеер решил, что пора вмешаться.

– Ты решил попасть в таблицу рекордов? – Олаф кивнул на стену рядом с мишенью – там действительно висела маленькая меловая дощечка с именами завсегдатаев, набравших наибольшее количество очков в этой нехитрой игре.

– Нет, пожалуй, не сегодня, – улыбнулся в ответ заметно успокоившийся Ротгер, с лёгким сожалением отказываясь от метательного ножа, который и в самом деле нашёл и уже протягивал ему бармен. Кажется, тот вытащил нож из собственного кармана, так что Кальдмеер подумал, что ему стоит впредь внимательней присматриваться к местам, которые Вальдес объявляет “классными”.

– Ты чем-то расстроен? – осторожно поинтересовался Олаф чуть позже, когда они уже сидели за столиком, потягивая напитки. Вальдес всё ещё крайне неохотно признавался в подобных вещах, предпочитая отгораживаться от любого вмешательства вечно бодрым видом и широкой улыбкой; однако уже гораздо чаще, чем раньше, позволял Кальдмееру заметить своё настоящее настроение – иначе сегодня он пришёл бы в бар радостным, как получивший лучший в своей жизни подарок именинник, и искрил бы шутками и историями, не затыкаясь. Это они тоже уже проходили.

– Мир во всём мире до сих пор не достигнут, а по дороге сюда я видел сбитого машиной голубя, и теперь моё сердце смертельно ранено, – трагическим шёпотом поведал Ротгер. И, немного помолчав, добавил: – А ещё я сегодня говорил с Альмейдой, и он отказался выпускать меня на работу раньше срока.

Олаф понимающе кивнул: Вальдес хотел вернуться обратно к работе с первого дня пребывания в больнице, и только жёсткий отказ Альмейды помешал ему сделать это сразу же после выписки. Он был из того разряда трудоголиков, которые не то чтобы любят работать вообще, но настолько влюблены в собственную работу, что и работой-то её не считают. Однако подобный исход событий был пусть и нежелателен для Вальдеса, но вполне предсказуем, а потому не мог разозлить его до такой степени.

– Я ещё вчера хотел с ним встретиться, но не застал – там все наши, похоже, зашиваются: у Салины с Бреве тринадцать дел в производстве, в отделе стажёр, которого обучают все по чуть-чуть, потому что всерьёз за него взяться некогда и некому, а Аларкон один расследует серийку – и они считают, что я им там не нужен! – Ротгер одним глотком осушил стакан с ведьмовкой и жестом велел бармену повторить.

– Они за тебя беспокоятся, – пожал плечами Кальдмеер. После перенесённой болезни Вальдес всё ещё оставался слишком худым и бледным, хотя последнее уже почти полностью скрыл приобретённый на Марикьяре загар.

– О да, я заметил, – Вальдес продолжал демонстрировать белоснежную улыбку, но по изменившемуся выражению глаз Олаф понял, что тот наконец заговорил о том, что так злило его на самом деле. – Мой собственный напарник считает, что мне рано возвращаться к работе, потому что я потерял форму и, по всей видимости, забыл, с какого конца нужно держать пистолет.

Интонации в голосе Бешеного были незнакомыми, и Кальдмеер вдруг понял, что они не совсем злые, скорее – обиженные.

– Это настолько обидно? – Олаф попытался спрятать невольную улыбку за поднесённым ко рту стаканом, но, судя по брошенному на него взгляду Вальдеса – не успел.

Ротгер чуть задумался, машинально выводя пальцем по столешнице какую-то фигуру.

– Мы много лет были напарниками, – он взмахнул рукой с зажатым в ней стаканом, так что часть жидкости пролилась на стол. Пожав плечами, принялся выводить прежние узоры прямо по луже и пояснил: – Я думал, нас обоих это устраивает.

– Быть может, ему хочется сделать что-то значимое и самому, – заметил Кальдмеер, разглядывая получившуюся в луже звёздочку. – Ты ведь постоянно это делаешь – суёшься куда-то в одиночку.

– В какие-то отдельные операции – да, но я не лезу в одиночку раскрывать дело серийного убийцы только ради того, чтобы что-то кому-то доказать! – искренне возмутился Бешеный. – Филипп с ним не справится один!

– Ты ему прямо так и сказал? – хмыкнул Олаф. Он всегда подозревал, что для того, чтобы работать вместе с Вальдесом, необходимы безграничные запасы терпения, коими Филипп Аларкон, к несчастью, не обладал.

– Нет, конечно, – Вальдес фыркнул и, отставив стакан в сторону, забарабанил пальцами по столу. – Но кто-нибудь другой мог.

– Почему тебя так беспокоит это дело?

– Даты… Наверняка сказать нельзя, но, судя по датам, вполне возможно, что скоро будет ещё одно убийство.

– А почему ты рисуешь на столе звёзды? – вопрос был, может, и не в тему, но Вальдес, задумавшись, всегда пытался занять чем-то руки: крутил в них ручку, теребил шнурок на шее, барабанил пальцами по столу, раздражая всех, находящихся рядом. Но вычерчиванием условно астрологических символов на столах увлёкся впервые.

Ротгер уставился на столешницу, где в алкогольных разводах красовалось уже несколько пятиконечных звёздочек, так, словно только сейчас их заметил.

– Было кое-что среди вещдоков. Где-то я уже видел точно такую же вещь, но никак не могу вспомнить, где именно, – теперь он привычно потянул руки к виднеющемуся в вороте рубашки шнурку.

– Ты всё ещё его носишь? – Олаф кивком головы указал на шнурок.

– Конечно, это же талисман на удачу, – улыбнулся Вальдес и вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнул: – Талисман! Точно! Олле, ты гений!

– Не буду спорить, – отозвался Олаф, не требуя объяснений. При всей своей болтливости подробности текущих расследований Ротгер никогда не разглашал, хотя иногда и мог поделиться чем-то. – Но ты ведь не собираешься влезть в чужое расследование, находясь в отпуске?

– Ну что ты, это было бы крайне неблагоразумно! – немедленно замотал головой Вальдес. Из чего, конечно же, можно было сделать только один вывод: ещё как собирается.

***

Когда отдел был загружен работой под завязку, планёрки и совещания Альмейда старался сокращать до минимума, требуя от подчинённых отчётов о проделанной работе чуть ли не в форме блиц-опроса. Ещё год назад подобной устной отчётностью в их команде занимался Вальдес, умевший протараторить все нужные сведения такой скороговоркой, что понять его мог только Альмейда – и это вполне устраивало обе стороны. Аларкон же готовил более детальные письменные отчёты – там требовались усидчивость и умение систематизировать и излагать информацию в предельно доступной форме, а не так, чтобы прочитать её не смог даже отдел дешифровки (выигрыш в том споре Филипп и Хулио потом пропили вместе, ухитрившись сперва поспорить с Вальдесом, что его отчёты невозможно читать, а потом – с дешифровщиками, что они не смогут расшифровать принесённое им секретное донесение). Теперь же Филиппу приходилось осваивать скоростную речь, потому что времени на “подумать и подобрать слова” Рамон не давал:

– Что нового по твоему делу?

– У последней жертвы была вырезана печень, у двух предыдущих – желудок и лёгкие, мы повторно опросили всех родственников, идиоты из Южного даже не проверили мед…

– Эту длинную версию потом в отчёте напишешь, давай мне результаты!

– Все опознанные были больны раком, все трое вылечились – в разные года, лечились у разных докторов, тут связи нет, но у каждого трупа не хватает именно того органа, который был поражён раковыми клетками – у первого, по всей видимости, щитовидки. Мы отправили запросы во все онкологические центры, возможно, сможем узнать имя второй жертвы. Все остальные во время болезни обращались к какой-то узко специализированной ворожее, последняя жертва считала, что выздоровлением обязана именно ей, адрес уже выясняем; судя по датам прошлогодних убийств, возможно новое убийство шестнадцатого летних молний, то есть уже через семь дней; аналитический отдел составил психологический портрет убийцы, копия прилагается, и… А, это всё, – Филипп протараторил все новые данные по делу так быстро, насколько мог, и теперь пытался отдышаться, стараясь игнорировать хихикающих где-то за спиной Салину и Бреве – им ещё предстояло то же самое, прежде чем Альмейда даст общие ценные указания и распустит сотрудников по домам – отсыпаться после долгого дня.

В датах смущало то, что два года назад убийство произошло только шестнадцатого. Вариантов было слишком много: два года назад в первый день летних молний могло быть ещё одно убийство, которое каким-то образом прохлопали; преступник мог быть “гастролёром”, бывающим в их городе проездом в месяце молний; алгоритм выбора времени у маньяка мог оказаться куда сложнее и запутаннее; в конце концов, даты вообще могли ничего не значить – бывали на их памяти совпадения и покруче… Но оставалась довольно высокая вероятность того, что преступник всё-таки убивал по два человека в год – в первый и в шестнадцатый день летних молний. И очень скоро убьёт снова. А у Аларкона были пока только три медицинские карты, извещающие, что их обладатели успешно исцелились от рака, да адрес какой-то шарлатанки, которая их якобы исцелила. Когда они расследовали дела вместе с Вальдесом, то всегда заходили одновременно с двух сторон: Филипп – опираясь на имеющиеся факты и логические выводы, Ротгер – на непроверенные предположения и интуицию. Встречались обычно где-то на середине, успешно объединяя полученные сведения и завершая дело в рекордные сроки. Периодически Вальдес нёсся на своих интуитивных догадках с такой скоростью – и, что важнее, точностью, – что умудрялся вычислить преступника задолго до того, как будут найдены хотя бы малейшие доказательства его виновности. И тогда Бешеный пёр напролом, провоцируя своего подозреваемого, заставляя поверить, что его вот-вот схватят, испугаться и сделать ошибку. А уже после этого у Филиппа оставалась куча времени на то, чтобы собрать остальные доказательства. Сейчас Аларкону в кои-то веки представилась возможность узнать, на что он способен в одиночку – и он не собирался от этой возможности отказываться.

***

Иногда людей посещает смутное ощущение, что то, что происходит с ними сейчас, уже происходило когда-то раньше – и невозможно понять, было это в реальности, или же во сне. Нечто подобное испытал Олаф, когда по пути на работу проходил мимо памятной частной клиники, а из её ворот прямо на него выскочил Вальдес. Единственное отличие было в том, что в этот раз Ротгер успел вовремя затормозить.

– Здравствуй, Олаф, какая неожиданная встреча!

– Что ты снова там делал? – Кальдмеер остановился и с подозрением осмотрел полицейского с ног до головы. Он прекрасно знал, что Вальдес вовсе не горел желанием снова оказаться в ненавистной больнице и ни за что не сунулся бы туда без веской причины. Прошлую вескую причину Олаф помнил слишком хорошо.

– Заглянул исключительно по делу, – поспешил успокоить друга Ротгер, вынимая из кармана и демонстрируя медальон: красная пятиконечная звёздочка на серебряной цепочке. – Это принадлежало моему соседу по палате. Он… умер незадолго до моей выписки. Родственников у него не было, друзья не навещали, и медсестра любезно разрешила мне взять это на память – они обычно хранят такие вещи на случай, если кто-то объявится. Мы с ним были довольно похожи внешне, оба болели лейкемией… Он часто шутил, что выживет только один из нас, – Вальдес замолчал, раскручивая на пальце цепочку.

– А эта вещь как-то связана с расследованием? – зная, как нелегко даются Ротгеру подобные разговоры, Олаф предпочёл перевести тему в другое русло.

– У одной из жертв была такая же. А скорее всего – были у всех.

– Этот медальон что-то означает?

– Что они все были больны раком. И что у нас есть мотив преступления, – ухмыльнулся Вальдес, прекрасно зная, на какую мысль наталкивает собеседника.

– Если я скажу тебе этого не делать, ты ведь меня всё равно не послушаешь? – Олаф потёр рукой шрам на щеке, борясь с желанием прижать эту руку к лицу да там её и оставить.

– Брось, я делал это много раз, что может пойти не так? – Бешеный беспечно смеялся, но хищный азарт в глазах выдавал его истинный настрой. Так ищейки встают на след и не сходят с него до тех пор, пока не вцепятся своей добыче в горло.

– Насколько я понимаю, раньше тебя в твоих самоубийственных затеях всегда прикрывал напарник. Что угодно может пойти не так, – Кальдмеер скосил глаза на наручные часы – ему уже минут пять как полагалось быть на работе.

– Тебе пора, – ухмыльнулся Вальдес, проследив за взглядом Олафа.

Спорить было некогда – пришлось прощаться и уходить. Но сделав несколько шагов, Кальдмеер обернулся и окликнул Бешеного, уже устремившегося в противоположную сторону:

– Ротгер. Будь осторожен.

– Я всегда предельно осторожен, – совершенно неубедительно заверил Вальдес, прежде чем раствориться в толпе, несясь вперёд с целеустремлённостью охотника, уверенного, что он здесь – единственный, кто будет охотиться.

***

Время убегало, как песок сквозь пальцы, магический шестнадцатый день приближался, а новая звезда так и не была выбрана. Прошлая сияла недостаточно долго – быть может, звёздам она не понравилась, и потому они послали дождь? Да, она была слишком слаба, слишком безвольна – могла только плакать и скулить, если бы ей развязать рот – наверняка молила бы о пощаде. Что толку звёздам от такого тусклого сияния? Оно ничего не докажет, лишь утвердит их в том, что выбор был правильным – но это было не так, нет! Она должна была остаться на земле, она не была создана сиять на небе, слишком маленькая и слабая, они должны были выбрать кого-то другого, кого-то посильнее – а ей оставить дар. Да, надо найти им кого-то посильнее. Мужчину. Тот, прошлый мужчина, был так же слаб, как и женщины – потерял сознание, когда к его бесстыдно зарёванному лицу поднесли его же желудок – мягкий, тёплый, приятно-красный. Незаслуженный. Он должен был увидеть и понять, что это незаслуженно. Да, в этот раз нужен кто-то посильнее.

***

Потомственная ворожея Яшмин была пожилой, некрасивой, ярко накрашенной и очень, очень эксцентричной женщиной. Она сидела напротив Филиппа, всё время придерживая одной рукой соскальзывающие с носа огромные очки в массивной оправе, куря через мундштук отвратительно воняющую тонкую сигаретку и раскачиваясь на своём стуле так, что его передние ножки не касались пола, а задние так и норовили заскользить по разукрашенному ярко-зелёными разводами паркету. В течение всего до крайности нелепого разговора Аларкон подспудно ожидал, что вот сейчас, сейчас ножки стула всё-таки соскользнут окончательно, и хозяйка дурацкого завешанного кричаще-яркими шторами помещения упадёт и шарахнется головой об пол. Потому что бить подозреваемых вообще ему не позволял закон, а бить, в частности, женщин – воспитание. Разговор шёл уже, кажется, по десятому кругу, как заевшая пластинка:

– Филипп Аларкон, Центральное полицейское отделение. У меня есть к вам несколько вопросов.

– Ты можешь задавать свои вопросы, смертный. Звёзды ответят тебе, если сочтут достойным.

– Скажите, вы знаете людей, изображённых на этих фотографиях?

– Звёзды знают всё, мальчик мой, и видят путь каждого.

– У нас есть сведения, что каждый из них обращался к вам за помощью в лечении от рака.

– О, так ты пришёл по чьей-то рекомендации? Скажи мне, что за недуг тебя беспокоит, и звёзды помогут тебе, если сочтут заслужившим дар продления жизни.

– Хм, а если не сочтут?

– Тогда участь твоя будет ещё более прекрасна – ты будешь избран, чтобы сиять с ними в небесах.

– О, ну прямо беспроигрышная лотерея какая-то. Вы не ответили на мой вопрос.

– Звёзды слышали твой вопрос. Они ответят, если сочтут нужным.

– Мнение небесных светил меня не интересует. Посмотрите на эти фотографии и скажите мне, помните ли вы этих людей.

– Звёзды дали мне внутреннее око, взамен лишив остроты зрения внешние. Быть может, я и видела когда-то этих людей, но что мне до того?

– Все эти люди были убиты, причина убийства каким-то образом связана с их заболеванием, и все они обращались за лечением к вам.

– Не ко мне, мой мальчик, а к звёздам. Быть может, тебе стоит задавать свои вопросы им?

– Быть может, вы соизволите хотя бы глянуть на фотографии? Или вот на этот медальон – по моим сведениям, он был получен жертвой именно от вас.

– Да-да, защитный амулет, подарок звёзд. Красный – это смертельная боль, самая большая опасность. Звёзды защитят, если ты достоин жить, или позволят засиять, если ты избран сиять…

– Отлично, значит, вы признаёте, что амулет – ваш?

– Не мой, нет-нет, только не красный. Красный – это смертельная боль, у меня нет смертельной боли, звёзды подарили его кому-то другому, не мне, нет-нет.

– Так. Вы раздаёте эти амулеты тем, кто смертельно болен?

– Смертельная боль, да-да. Есть другие, не красные – для сердечной боли, для удачи в делах… За красные звёзды я прошу больше, но красные – самые сильные.

– Ладно, это я понял. Давайте вернёмся к фотографиям и моему вопросу.

– Ты можешь задавать свои вопросы, смертный. Звёзды ответят тебе, если сочтут достойным.

– Вы что, издеваетесь?

– Звёзды не издеваются над тобой, мальчик мой, им нет дела до смертных, если только те не обращаются к ним за помощью, купив у меня амулет. Ты хочешь купить амулет?

– Вы понимаете, что речь идёт об убийствах? Которые каким-то образом связаны с вашей шарлатанской деятельностью? И пока что вы возглавляете список подозреваемых! – не выдержал в конце концов Филипп.

– У вас на меня ничего нет, – немедленно сменила тон ворожея. Она перестала раскачиваться на стуле и резко подалась вперёд, глядя на полицейского в упор щурящимися за толстыми стёклами очков неожиданно умными глазами.

– Это пока нет. В ваших же интересах начать со мной сотрудничать. Вы знаете людей, изображённых на этих фотографиях?

– Не думаете же вы, господин полицейский, что я способна запомнить лица всех своих клиентов? Я помню только тех, кто приходит ко мне регулярно. Но я веду записи, хотя вы должны понимать, что не все называют мне свои настоящие имена – для звёзд это не важно, главное – дата рождения.

– Ничего, даты рождения у меня тоже есть, – ухмыльнулся Аларкон. Наконец-то нормальный, человеческий диалог, а не этот бред сумасшедшего.

Итак, согласно журналам, целый архив которых, ворча и ругаясь, притащил неопрятного вида хмурый помощник, все жертвы действительно посетили в своё время это более чем сомнительное заведение в надежде приобрести там дополнительное средство лечения рака. “Салон мадам Яшмин, потомственной ворожеи” был на самом деле небольшой однокомнатной квартиркой, где кухню переделали в кабинет шарлатанки, а основную комнату оставили в качестве комнаты ожидания для посетителей, коих, к искреннему удивлению Филиппа, было не так уж и мало. Так что к журналам, в теории, имели доступ только Яшмин и всё тот же помощник, но на практике они лежали стопкой на полке никогда не запирающейся кладовки, вход в которую вёл всё из той же комнаты ожидания – а значит, и для того, чтобы залезть туда, много ума не нужно было.

Сама Яшмин свою причастность к убийствам отрицала и, кроме того, имела железное алиби, поскольку в те ночи, в которые в салоне не проводились спиритические сеансы, мадам ворожея, по собственному признанию, просаживала нажитые деньги в казино, где её прекрасно знали и могли всё подтвердить – если не люди, то камеры наблюдения. В качестве подозреваемых оставались придурковатого вида помощник – Яхус – и целая толпа ежедневно сменяющихся посетителей. Перспектива предстояла нерадостная, но вариантов получше всё равно не было, так что Аларкон договорился с ворожеей, что некоторое время полиция понаблюдает за её клиентами – особенно за теми, кто приходит постоянно. Благо что он, не желая поднимать лишний шум, сразу пришёл под видом посетителя, показав удостоверение лишь когда остался наедине с шарлатанкой.

***

Никогда ещё за всё время их знакомства Филиппу не хотелось прибить Вальдеса так сильно, как в момент, когда тот буквально ворвался в салон мадам Яшмин, размахивая огромным букетом цветов и громогласно провозглашая своё горячее желание увидеть “великолепную, прекрасную спасительницу, благодаря вмешательству которой звёзды снизошли до него, убогого, и исцелили его от рака”. Насчёт убогого Аларкон, занявший своё место среди ожидающих очереди людей и не имеющий возможности заговорить с Бешеным, не нарушив конспирации, был в тот момент искренне согласен. Он даже готов был добавить парочку эпитетов покрепче, лично от себя – спектакль Ротгера привлёк к себе внимание абсолютно всех. Яхус смотрел на шумного визитёра, открыв рот; мадам Яшмин прервала сеанс, чтобы принять букет и с насквозь фальшивой скромной улыбкой заявить, что всё это заслуга звёзд, а вовсе не её. Посетители обступили Бешеного со всех сторон, расспрашивая о том, как именно ему помогли звёзды, и радостно утверждаясь в правильности своего решения обратиться за помощью именно сюда. Даже приходящий уборщик ненадолго вынырнул откуда-то из ванной комнаты, чтобы рассмотреть источник шума. Вальдес охотно отвечал на все вопросы и рассказывал даже то, о чём его никто не спрашивал: когда именно он впервые посетил салон, – да-да, мадам наверняка может проверить это в журнале, если не помнит его лица! – и под каким именем там записан – Карлос Медина, приятно познакомиться! – и какая это ужасная вещь – лейкемия, и как он рад, что звёзды снизошли до него, простого смертного, и что теперь-то он точно будет носить свою счастливую звезду на шее до конца жизни – вот она, можете убедиться, и сейчас на нём. Вот в этом месте Филипп слегка вздрогнул и уставился на маленький красный амулет во все глаза: тот висел на прекрасно знакомом ему кожаном шнурке, который впервые появился на шее Вальдеса как раз, когда тот лежал в больнице. Сам амулет Ротгер из-под рубашки не доставал, хотя и не было похоже, чтобы он пытался спрятать шнурок – ну висит и висит себе, никто особо не любопытничал, что за бижутерию вдруг стал таскать Бешеный. Но Аларкон никогда в жизни бы не поверил, если бы кто-то сказал ему, что Ротгер-на-всю-голову-мать-его-Бешеный-Вальдес обращался к какой-то шарлатанке в надежде вылечиться от рака. Хотя люди, находящиеся в отчаянном положении, способны вытворять и не такое… Но чтобы к той же самой шарлатанке, с которой связан их серийный убийца… Нет, не могло быть такого совпадения!

Филипп нагнал напарника через три улицы.

– Бешеный! Что это, нахрен, щас такое было?

– О, Липпе, и ты тоже здесь? – Вальдес лыбился так, словно встретил самого близкого друга после многолетней разлуки. – Я просто пытался быть благодарным и вежливым по отношению к великой женщине, спасшей меня от ужасной гибели! Не вижу в этом ничего предосудительного.

Аларкон раздражённо подошёл ближе и почти прошипел сквозь зубы:

– Понятия не имею, как ты на неё вышел, но прекрати разыгрывать здесь свои спектакли, это тебе не шутки.

Улыбаться Вальдес не перестал, но его лицо приняло резкое и жёсткое выражение, когда он ответил:

– А никто здесь и не шутит, ты в календарь-то давно заглядывал? Наш маньяк выбирает себе жертв именно здесь, и пока ты пытаешься понять, как и почему он это делает, к твоему делу добавится ещё один очаровательный обгорелый труп. Его надо спровоцировать на действия, чтобы он себя выдал.

– Да ты любого маньяка спугнёшь такими темпами, и где мы будем его искать, не имея никаких сведений? Мы установили наблюдение, проверяем ворожею, её помощника, даже её уборщика, проверяем всех, кто записан в рабочих журналах, всех, кто может быть потенциальной жертвой или потенциальным убийцей, опергруппа и аналитики сутками пашут! До предполагаемого времени убийства осталось всего четыре дня, жертва, скорее всего, уже давно выбрана, чего ты вообще хочешь добиться своей клоунадой?! Обычно мы позволяем тебе твои провокации, и они часто срабатывают, но это не тот случай. Ты мешаешь нам работать, Вальдес!

– Ворожея зарабатывает этим много лет, список потенциальных жертв огромен, некоторые из них были больны с десяток лет назад, вы просто не успеете отследить всех! Благодаря тому, что вы навели здесь такой шорох, наш убийца может решить, что продолжать следить за выбранной жертвой небезопасно.

– Думаешь, мы его уже спугнули? Мы стараемся действовать незаметно, наши люди среди посетителей всё время сменяются, журналы мы оставили на месте, только копии сняли… Да ты и сам знаешь, как это делается, – вспышка раздражения уже прошла, и Филипп легко переключился на привычное обсуждение вариантов с напарником. Они всегда спорили, когда вели расследование – и, как правило, очень конструктивно спорили. Кажется, ему этого не хватало. – У ворожеи алиби, но убийцей может быть её помощник, он-то наверняка понимает, что мы не просто с улицы пришли. Если спугнуть его сейчас – он заляжет на дно, и мы его не найдём.

– Нет, он убивает по определённым числам каждый год, это что-то личное, если у него навязчивая идея, он не сможет так просто от неё отказаться, – иногда то, насколько уверено Вальдес говорил о предполагаемых действиях психически нездоровых преступников, даже немного пугало. – Вы выяснили, каким образом он их находит?

– Да, и мы уже установили личность нашей безымянной жертвы. Все они были записаны в журналах под настоящими именами, всех нетрудно было найти в телефонных справочниках, соцсетях и на тематических формах, посвящённых раковым заболеваниям. Никто из них особо не заботился о сокрытии личности.

– Значит, он выбирал тех, кого было проще всего вычислить и узнать, помог ли им амулет.

– Только одна из жертв в открытую заявляла, что ей “помогли звёзды”. Остальные либо упоминали это как “и что я только ни пробовал, даже ходил к ворожее”, либо вовсе скрывали – видимо, после выздоровления начинали смотреть на своё поведение в более рациональном ключе… Ротгер, откуда ты на самом деле взял амулет? Я видел, ты носил этот шнурок в больнице, но не мог же ты в самом деле думать…

– А я всё гадал, купишься ты на это или нет! – легко рассмеялся Вальдес, вытаскивая шнурок из-под рубашки и разглядывая красную звёздочку. – Нет, это принадлежало моему соседу по палате, я увидел такую у тебя на столе и вспомнил о нём. На моём шнурке висело кое-что другое.

– Что?

– Талисман на удачу, – подмигнул Ротгер.

– Если убийца выбрал жертву давно, он мог уже перестать здесь ошиваться – и тогда он точно не знает, что полиция следит за салоном, – вернулся к прежней теме Аларкон. – Однако если он появлялся в салоне с определённой периодичностью, то скорее всего, он продолжает это делать и до, и после убийств, чтобы не вызывать подозрений.

– Если он ещё здесь, то может что-то заподозрить, но от убийства не откажется – не сможет, – убеждённо заявил Вальдес и, кажется, хотел добавить что-то ещё, но передумал и вместо этого снова подмигнул: – А вам будет удобнее следить, если я буду отвлекать внимание на себя.

– Ну-ну, – хмыкнул Филипп, – ты думаешь, я не понимаю, что ты пытаешься сделать? Больной, излечившийся от рака благодаря чудодейственному вмешательству звёзд, да ещё и охотно кричащий об этом на каждом шагу! Ты использовал все известные нам триггеры преступника. Идеальная приманка. Была бы, если бы у нас не оставалось всего четыре дня до убийства, а ты не назвался чужим именем. Даже если ты каким-то образом взял это имя из журнала – убийца всё равно проверит тебя по сети и поймёт, что это подстава. Фотографии, несовпадение фактов из жизни… Это не сработает, Ротгер, так что будь добр, прекрати путаться под ногами.

– Хорошо, я ничем тебе не помогу, но ведь не так уж и сильно я мешаю, верно? Привлекаю к себе внимание, отвлекаю его от вас… Не вижу никакой проблемы. Мне надо заняться каким-нибудь делом, ты же знаешь, – Вальдес улыбался совершенно честно и невинно.

Аларкону не нравились слова напарника, но в офисе ждали просто тонны информации, которая требовала переработки, и данные десятков людей, которые могли быть убиты в ближайшем будущем. Ротгер, в конце концов, был взрослым человеком и опытным полицейским, а странными методами и нестандартными подходами выделялся всегда. Так что на этой ноте они разошлись каждый по своим неотложным делам.

***

Ищейки сновали вокруг, как стая шакалов в поисках падали, засовывали свои головы буквально везде, вынюхивали, искали его, искали… И не видели. А он был здесь, прямо перед ними, смотрел на них, разговаривал с ними – и его не замечали. Но они мешали. Они смотрели списки – он сам видел. Наверняка проверяли всех, кого он успел приметить – но он был хитёр. Несколько страниц были ещё в прошлом году надёжно и незаметно удалены из журналов – как раз на такой случай. Тех он оставил на десерт – самые наглые, самые не заслужившие. Время почти наступило, и он забрал бы кого-то из них – если бы не этот. Такой шумный, такой восторженный. Такой самоуверенный. Как будто весь мир крутится вокруг него. Так радовался, что звёзды его наградили. Его не стоило награждать новой жизнью, нет, такие как этот должны сиять в небесах, звёзды ошиблись, они должны были забрать его, должны… Он им покажет.

Это опасная цель, потому что ищейки совсем близко, они его видели, они поймут… Но этот слишком идеален. У этого – больная кровь. Совсем как была у неё. Только этого оставили, а её забрали. Невозможно удержаться. Этот должен засиять. Должен засиять как можно скорее. Пусть засияет сегодня ночью, к полуночи – это будет уже тот самый день, но раньше, чем ожидают ищейки. Они не успеют, ни за что не успеют, а он насладится, наконец, правильным сиянием. И быть может, тогда звёздам будет довольно доказательств. Сегодня ночью.

***

Филипп устало вздохнул и закрыл папку. Было уже шесть тридцать вечера, и он остался чуть ли не единственным детективом в Управлении – остальным сегодня предстояла весёлая ночка на крупном задержании, планировали накрыть целую банду. Филипп в деле не участвовал – ему хватало забот с серийным убийцей, так что он воспользовался наступившей в офисе тишиной, чтобы снова просмотреть все материалы. Когда информация обо всех потенциальных жертвах была обработана и разложена по полочкам, в группе риска оказались немногие. За вычетом тех, кто уже успел умереть, так и не дождавшись чудодейственной помощи, кто всё ещё продолжал лечение, кто переехал в другой город и тех, кто попросту указал для записи в журнал ненастоящее имя, оставалось всего семнадцать человек. За каждым из них уже приглядывал оперативник, но не было похоже, чтобы за ними следил кто-то ещё. Полиция могла спугнуть преступника своим расследованием, но Вальдес был прав – маньяк с навязчивой идеей не сможет остановиться из рациональных соображений. Надо было копать дальше, решающий день наступал уже завтра, а зацепок по личности преступника всё ещё не было. Кстати, о Вальдесе… Аларкон снова открыл папку с анкетами тех, кто числился умершим от болезни. Имя, которым назвался в салоне Ротгер – Карлос Медина, – принадлежало, похоже, тому самому соседу по палате, чьим медальоном неугомонный Бешеный продолжал размахивать перед лицами посетителей магического салона последние пару дней. Парень был довольно сильно похож на Вальдеса – кожа, волосы, некоторые черты лица… Неудивительно, что мадам Яшмин его “узнала”, с её-то зрением. Но убийца должен был получить и другую информацию, он собирал данные по сети, и в этом плане легенда Вальдеса казалась провальной… На первый взгляд. Филипп задумчиво побарабанил пальцами по папке и пересел за компьютер.

Самой популярной соцсетью в Талиге были “Однокорытники”. На имя Карлос Медина сразу нашлось несколько сотен совпадений.

– Так, посмотрим. Дата рождения, город, что там ещё есть у него в анкете? Школа, институт, место работы… Твою мать, Вальдес!

Проклятый Бешеный подменил всё: фотографии, номер телефона, тщательно расписал все места, в которых часто бывает, даже указав точное время, когда его можно там найти… Филипп крутанулся на стуле и уставился на второй стол, пустовавший уже год. Он так старался доказать самому себе, что отлично справляется с работой и без Вальдеса, что совсем забыл, насколько эффективнее они справлялись с этой же работой вдвоём. Подшучивания коллег по поводу отсутствия напарника могли серьёзно задеть, но какое это имело значение? В их команде оба они знали, в чём заключается сильная сторона каждого, и всегда распределяли обязанности, исходя именно из этих соображений. Ругались порой до хрипоты, не понимая друг друга, иногда и специально доводили – но всегда, всегда работали вдвоём, не растрачивая попусту силы на то, чтобы доказывать себе или другим собственную самостоятельность. Глубоко вздохнув, Аларкон поднялся и, решительно отмахнув в сторону папки с анкетами потенциальных жертв, собрал все материалы по посетителям и работникам салона и отправился в информационный отдел перепроверять информацию по всем базам данных. В конце концов, нетрудно полностью сосредоточиться на каком-то одном аспекте дела, если вторую часть работы возьмёт на себя проверенный и надёжный напарник.

***

Телефон зазвонил поздно вечером, когда Олаф, закончив свою смену, уже надевал куртку, чтобы пойти домой. Он успел просунуть руку только в один рукав и как раз перехватил этой рукой сумку, чтобы одеться до конца, поэтому отвечать на звонок ему было неудобно. Но звонил Вальдес – на него в телефоне Кальдмеера ещё со времён госпитализации стояла отдельная мелодия. Когда терапия давалась Бешеному особенно тяжело, и видимых улучшений какое-то время не было, Ротгер попытался окончательно отгородиться от всех, смеясь одинаково громко, когда чувствовал себя лучше и когда его состояние значительно ухудшалось, так что понять хоть что-нибудь по его внешнему виду стало попросту невозможно. Если только он не падал прямо вам на руки из-за того, что у него слишком сильно кружилась голова для пеших прогулок даже по коридору, но он был слишком упрям, чтобы об этом сказать. Тогда-то Олаф, подгадав момент и воспользовавшись минутной слабостью друга, взял с Вальдеса обещание, что какими бы ни были очередные вести о прогрессе в его лечении, тот сперва позвонит Кальдмееру и сообщит их, а уже после примется делать вид, что вовсе ничего не происходит. Тогда же у Олафа выработалась привычка отвечать на звонки Ротгера в любое время суток и сразу же. Поэтому ещё прежде, чем он успел сделать что-либо осознанно, его руки уже бросили сумку под ноги и потянулись к телефону.

– Да, я слушаю.

– Олле, как хорошо, что ты взял трубку! Ты представляешь, сегодня никто не хочет со мной разговаривать! – голос Вальдеса был весел и беспечен, но на часах было почти десять вечера, а Ротгер, каким бы бесцеремонным он порой ни казался, всегда первым делом извинялся, если звонил так поздно.

– Неужели? – хмыкнул в ответ Олаф, прижимая трубку к уху плечом и застёгивая куртку. Он скорее чувствовал, чем слышал в голосе Вальдеса какую-то едва различимую фальшь, легчайшее несоответствие между словами и интонациями.

– Да, я искал Липпе, но он не берёт трубку, и все остальные тоже не отвечают, – Кальдмеер всего пару раз слышал, чтобы Ротгер называл своего раздражительного напарника уменьшительным именем, и точно знал, что Вальдес делает это только в личном разговоре, а не когда беседует с кем-то третьим. – Хотел сказать ему, что наша завтрашняя встреча, кажется, внезапно перенеслась на сегодня, и было бы неплохо, если бы он её не пропустил.

Олаф, уже успевший выйти на улицу и сделать несколько шагов по направлению к остановке, резко остановился. Завтрашняя встреча… Он знал очень мало подробностей о самостоятельном расследовании Вальдеса, зато то немногое, о чём знал, запомнил очень хорошо. А завтра было шестнадцатое.

– Ты не можешь говорить прямо? Где ты?

– Здесь на берегу довольно сильный ветер, мне волосы лезут в глаза и рот. Надо бы собрать их… Я уже отрастил целый хвост, представляешь? А ещё совсем недавно вроде лысым ходил… – смеялся в ответ Ротгер.

– …Ты можешь просто уйти оттуда?

– Нет, у меня ещё есть незаконченные дела сегодня. Я их давно планировал, знаешь, не хотелось бы откладывать, – Олаф наконец понял, какое противоречие зацепило его в словах Вальдеса. На самом деле это нельзя было понять по голосу – в такие моменты голос Бешеного не менялся, выдавая ровно те интонации, которых от него хотели. Менялись глаза. Кальдмеер был абсолютно уверен, что прямо сейчас в глазах Ротгера плещется тот самый безумный азарт погони, остаточные искры которого ему порой доводилось замечать, когда друг приходил в травмункт после очередного задержания.

– Я тебя понял. Что ещё передать Аларкону?

– Ммм, думаю, он сможет найти меня, если выйдет на связь.

– Ротгер, только не делай глупостей!

– Я не…

Звонок оборвался.

Коротко ругнувшись, Кальдмеер набрал номер снова. Гудки шли, но трубку никто не взял. Личного номера Аларкона у доктора не было, но, насколько он понял ситуацию, это всё равно бы ему не пригодилось – раз уж Вальдес не смог туда дозвониться. К счастью, отыскать номер Центрального полицейского управления было нетрудно.

– Мне нужен детектив Аларкон. Это срочно.

Перенесённая встреча. Хвост. Набережная. Зажимая плечом возле уха телефонную трубку в ожидании ответа, Олаф взмахнул рукой, подзывая такси.

продолжение в комментариях

@темы: Ротгер Вальдес, отблески этерны, деанон, фанфики, Олаф Кальдмеер, ЗФБ-2016

---

Деанон 4/6

Этот фик я начала писать... на прошлую битву, да А потом закинула его ради "В прошлом, будущем и настоящем". На этой битве я нашла свои наброски по нему, помыла, почистила, перечитала, снесла их полностью и начала писать с самого начала. А началось всё с мысли: "Почему комфортят всегда только Олафа? Хватит делать из него страдальца! Хочу комфортить Вальдеса " И понеслась...

Название: Самый худший пациент
Автор:  Tia-T@i$a
Бета:  Wednesday_@ddams,  Suitta
Размер: миди, 6885 слов
Пейринг/Персонажи: Олаф Кальдмеер, Ротгер Вальдес
Категория: джен
Жанр: модерн!АУ, Hurt/comfort, броманс
Рейтинг: PG-13
Статус: закончен
Краткое содержание: Не было никаких проблем у врача-травматолога Олафа Кальдмеера, пока в один ужасный прекрасный день он не помог сломавшему руку незнакомцу добраться до травмпункта.
Дисклеймер: канон и персонажи принадлежат Камше, слова принадлежат народу, буквы - Кириллу и Мефодию, наша фантазия принадлежит кустам, а сами мы прикованы к галерам, и нам не принадлежит ничего.
Примечание: Написано на ЗФБ-2016 для команды WTF OE naval.
Основная, нулевая часть модерн-ау серии.
Автор выражает особую благодарность  Isabelle80, без которой этой серии могло бы и не быть, потому что я не успела бы написать первую часть к выкладке

Является частью модерн!АУ-цикла, перед прочтением обязательно следует ознакомиться с основным произведением (под номером 0). Отрицательными числами обозначены приквелы.

-2. Крысоловы
-1. По касательной
0. Самый худший пациент <-— вы находитесь здесь
1. Во всём виноваты звёзды
Размещение: Запрещено без разрешения.

По дорогам гнать и гнать,
Подставив ветру лицо;
Смеяться – никто не должен знать,
Что тебе не повезло;
Звонить по мобильному всем подряд – всем! –
И не дождаться гудков;
А ночью метаться в клетке из стен
С ключами от всех замков…
Animal ДжаZ, “Как дым”

В приёмной пункта оказания бесплатной травматологической помощи было, как всегда, шумно: трудно ожидать от людей с травмами самой разнообразной степени тяжести и болезненности, что они будут вести себя тихо и примерно, ожидая, пока их примет дежурный хирург-травматолог. Олаф Кальдмеер перевёлся сюда из престижной дриксенской клиники около года назад и уже успел привыкнуть к обычному уровню шума, по его изменениям определяя, когда приводили кого-то с серьёзными повреждениями, которыми следовало заняться в первую очередь. В данном случае резкое оживление и весёлые возгласы за дверью кабинета могли означать один из двух вариантов. И поскольку первым из них было внезапное чудесное исцеление всей очереди поголовно, по поводу чего люди и устроили в коридоре внеплановый дебош, Олаф был склонен предполагать второй. Который вскоре и подтвердила медсестра, приоткрывшая дверь и сообщившая:

– Доктор Кальдмеер, там ваш любимый пациент явился!

"Любимый пациент" был скорее персональный головной болью, посланной доктору не иначе как за прегрешения, совершённые им в прошлой жизни – потому что в этой он за собой настолько тяжких проступков припомнить не мог. Олаф привычным жестом потёр шрам на щеке и сказал:

– Если он там не истекает кровью, пусть ждёт своей очереди, как все остальные.

Медсестра открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела – дверь распахнулась полностью, впуская широко улыбающегося смуглого черноволосого человека, вопреки вечерней прохладе одетого в майку. Учитывая тянущуюся за ним по полу кровавую дорожку и старательно удерживаемую на весу правую руку, обмотанную насквозь пропитавшейся кровью рубашкой, улыбка должна была казаться более чем неуместной, но почему-то не казалась.

– К сожалению, мой дорогой доктор, я действительно истекаю кровью, так что, надеюсь, ваша добродетель и стальные принципы не позволят вам оставить меня без первой помощи, – с этими словами постоянный пациент травматологии Ротгер Вальдес честно попытался скорчить страдальческую мину, но выходило это у него откровенно плохо.

– Что вы на этот раз с собой сделали, Вальдес? – устало вздохнул Олаф, натягивая стерильные перчатки, в то время как пациент вольготно расселся на кушетке, закинув ногу на ногу. – И сядьте нормально, мне надо вас осмотреть.

– Я ничего не делал! – притворно возмутился Ротгер, принимаясь вместе с доктором разматывать окровавленную рубашку – больше мешая, чем помогая, за что в конце концов и получил от хирурга по уцелевшей руке. – Я, можно сказать, выполнял свой гражданский долг.

– То есть опять гонялись за каким-нибудь грабителем, не имея ни ордера на арест, ни оружия и даже не будучи при исполнении, – расшифровал Олаф, окидывая профессиональным взглядом ножевую рану на предплечье пациента и прикидывая, сколько швов на неё придётся наложить.

– Не за грабителем, а за наркодилером, – Вальдес даже не поморщился, когда медсестра воткнула ему в руку шприц с анестезией. – Он из банды, которую мы в прошлом году восемь месяцев обхаживали, пока накрыли. Кто-то слил информацию, так что вся верхушка группировки успела смыться, прихватив товар, нам достались только мелкие сошки. А теперь он разгуливает по городу прямо у меня перед носом – не иначе как испытывая страстное желание отдаться в руки правосудия, так что я просто не мог не поощрить такое стремление раскаяться!

Кальдмеер на секунду оторвал взгляд от иглы, в которую уже вдевал нить, и успел поймать мгновение, когда хищный оскал на лице раненого вновь стал привычной широкой улыбкой. Охотничья ярость в глазах потухала не так быстро, но Вальдес, кажется, и не стремился прятать её от Олафа. Доверял или же просто не видел причин притворяться?

– Поймали его? – помолчав немного, всё же спросил хирург.

– А как же! Неужели вы во мне сомневались? – ухмыльнулся пациент.

За всё время их знакомства доктор Кальдмеер не раз сомневался в наличии у Вальдеса здравого смысла, тормозов и чувства самосохранения. Но вот в способности Ротгера догнать и поймать того, кого он изберёт своей добычей, не усомнился бы ни на мгновение.

– Перестаньте вертеться.

***

Впервые Ротгер Вальдес появился в этом травмпункте полгода назад. Вернее, сперва он весьма эффектно появился перед Олафом, внезапно вырулив из ворот частной клинической больницы, находящейся неподалёку от травмпункта. Врезавшись в Кальдмеера на полном ходу и не устояв на заледенелой тропинке, Вальдес упал и сломал руку. Позже Олаф подумал, что его жизнь была бы куда проще, если бы он сразу догадался отправить неуклюжего прохожего обратно туда, откуда тот только что вышел – эта частная клиника претендовала на звание самой лучшей в городе, а раз уж парень мог себе позволить прийти туда на приём, то весьма далёкие от либеральности цены не должны были стать для него проблемой. Но тогда Олаф торопился на работу, которая как раз и заключалась в помощи травмированным людям, к тому же чувствовал себя несколько виноватым в случившемся, невзирая даже на то, что Вальдес, забывший снять бахилы на выходе из клиники, наверняка упал бы где-нибудь и без посторонней помощи. Как бы то ни было, роковое решение было принято, и Олаф Кальдмеер обзавёлся худшим пациентом за всю свою врачебную практику.

Травмпункт был бесплатным, получал довольно скромное финансирование от государства и оказывал первую помощь всем в этой помощи нуждающимся. Ключевым словом здесь было – “первую”, за дальнейшим лечением людям – если, конечно, их травмы не требовали госпитализации – полагалось обращаться уже к специалисту в больнице по месту жительства, или в любой другой клинике, если собственная участковая им чем-то не нравилась. Поэтому, отправив широко улыбающегося и без умолку болтающего пациента на рентген (“О, а туда же нельзя с металлом, да? Как хорошо, что я всё-таки вытащил тот пирсинг из языка. Хотя это же всего лишь рука, он бы, наверное, и не помешал. А у вас когда-нибудь взрывались рентген-аппараты из-за металла? Вот у нас был один весёлый случай на работе…”), а затем упаковав повреждённую конечность в гипс, Олаф рассчитывал, что больше они не встретятся.

Возможно, ему стоило насторожиться, когда перед уходом пациент лучезарно улыбнулся и заявил:

– Кстати, меня зовут Ротгер Вальдес. До встречи, доктор!

Наверное, он должен был удивиться немного сильнее, когда Вальдес заявился спустя всего полторы недели и, неведомым образом миновав обычно отсеивающую такие случаи регистратуру с донельзя суровой дежурной медсестрой, радостно потребовал снять ему гипс, потому что “работа не ждёт”.

Должно быть, Олафу следовало ещё тогда доходчиво объяснить нахальному пациенту, что снятие гипса, равно как перевязка, осмотр и медицинские консультации по поводу травм не входят в понятие “первая помощь”. Но вместо этого слегка опешивший Кальдмеер довольно резко отчитал Вальдеса за безалаберность и безответственность, предельно доступно объяснив, что прийти снять гипс тот сможет не раньше, чем через две недели. И совсем забыл при этом уточнить, что приходить за этим надо вовсе не к нему.

Так что спустя две недели Ротгер пришёл снимать гипс. А спустя ещё одну – еле приковылял, одной рукой держась за стенку, а другой – зажимая пулевое ранение в правом боку. Вот тогда-то у него, наконец, и возникли проблемы с дежурной медсестрой. Поскольку люди редко планируют заранее обстоятельства, при которых они получат травму, даже предъявление в регистратуре документов не являлось обязательным требованием. Что было обязательно – так это обращение в полицию, если совершенно очевидно, что травма была получена не в результате несчастного случая. Так что в тот день Олаф, вышедший из своего кабинета, чтобы сделать небольшой перерыв, услышал примерно следующее:

– Молодой человек, у вас огнестрельное ранение, мы обязаны известить полицию!

– Вы не можете отказать мне в помощи, я тут, между прочим, кровью истекаю!

– Да никто не отказывает вам в помощи! Но было совершено преступление, если на вас кто-то напал…

– Да какое преступление, я просто неудачно сходил в тир, у меня, знаете ли, врождённое косоглазие, осложнённое криворукостью…

– Не заговаривайте мне зубы!

– Разве ваша совесть позволит вам просто дать мне умереть здесь, прямо на ваших глазах? Эта рана наверняка смертельна. Я уже почти вижу свет в конце тоннеля…

– Проводите его в кабинет! И позовите доктора Кальдмеера, у него, кажется, был перерыв…

– Не стоит, я уже здесь.

А потом Кальдмеер молча оказывал необходимую первую помощь, а Вальдес стоически это переносил, что удивительно – тоже молча. И даже когда закончивший перевязку доктор напомнил о необходимости заявления в полицию – после чего пациенту настоятельно рекомендовалось сразу же поехать в больницу, – Вальдес какое-то время продолжал молчать. А затем неохотно выдал:

– Нет необходимости, полиция уже здесь.

Вот после этих слов доселе невозмутимый Олаф всё-таки взорвался. Потому что сотруднику полиции, получившему ранение, полагалось обращаться в лучший государственный госпиталь, где для этих сотрудников существовало целое отделение, финансируемое за счёт того же государства – и, в отличие от маленького травмпункта, весьма щедро финансируемое, – имеющее в своём штате лучших врачей в стране и предоставляющее полицейским свои услуги совершенно бесплатно. Потому что сотруднику полиции, получившему ранение, вообще следовало бы быть более ответственным: к примеру, немедленно связаться со своими коллегами – чего Вальдес, очевидно, не сделал, иначе давно был бы уже в больнице. Потому что было вообще странно, что сотрудник полиции каким-то образом оказался с преступником один на один – а если это было не так, то, как уже было сказано, Вальдес сейчас был бы в больнице со своим ранением. И если он погнался за преступником в одиночку – то это глупо и непрофессионально. А если каким-то образом просто случайно столкнулся с этим преступником – то было ещё более глупо и непрофессионально с его стороны не вызвать подкрепление и – смотрите выше – не отправиться после этого в больницу!

Надо сказать, все эти нотации, невзирая на раздирающее доктора возмущение, были прочитаны с тем самым леденящим душу спокойствием, которое в своё время вселяло невыносимый ужас в сердца юных стажёров и практикантов, обучавшихся под руководством доктора Кальдмеера. Однако Вальдес реагировал как-то не совсем типично. Поэтому Олаф был вынужден прерваться и спросить:

– Почему вы улыбаетесь?

После того, как они выяснили, что Кальдмеер своей манерой читать нотации напомнил Ротгеру его дядюшку, – его бергерского дядюшку! – и Вальдес торжественно пообещал больше никогда и ни при каких обстоятельствах не замечать в Олафе ни малейшего сходства с бергерами, безответственному и непрофессиональному полицейскому пришлось объяснить, что встреча с преступником была незапланированной, а добраться до травмпункта оказалось быстрее, чем ждать скорую. Позже Кальдмеер выяснил, что всё вышесказанное было ложью: члена опасной бандитской группировки Вальдес преследовал целенаправленно (хотя наткнулся на него действительно случайно), на другом конце города, в свой выходной день, находясь не при исполнении, не известив ни коллег, ни начальство, за что ему светил выговор с занесением с личное дело – этим Ротгер объяснил своё нежелание обратиться в штатное отделение госпиталя. Впрочем, со временем также оказалось, что полицейским он был очень даже профессиональным, а пулевое ранение было получено не зря: преступника Ротгер в тот день всё-таки поймал, обездвижил и вызвал полицию, прежде чем быстро скрыться с места происшествия (что оставляло вопрос о безответственности открытым). Показания, полученные в результате допроса, помогли накрыть всю банду, что спасло Вальдеса от занесения выговора в личное дело, но не спасло от капитальной выволочки и принудительного больничного отпуска. Обо всём этом Олаф узнал, когда Вальдес притащился к нему на перевязку, каким-то неведомым образом очаровав медсестру из регистратуры. В этот раз своё нежелание связываться с больницей он объяснил тем, что травмпункт находится ближе к дому – что было такой же ложью, как и все последующие варианты, включающие в себя душераздирающую повесть о безответной любви к всё той же медсестре (в которую Олаф даже чуть было не поверил), печальное повествование о детской психологической травме, навсегда внушившей Ротгеру суеверный ужас перед врачами (не выдерживающее никакой критики, учитывая, что разыгрывать страх перед Кальдмеером было уже поздно, а объяснить отсутствие оного Вальдес не смог), совершенно неправдоподобную историю о многолетней кровной вражде семейства Вальдес с семейством главы “полицейского” отделения клиники и совсем уж смехотворную попытку изобрести что-то среднее между семейным проклятием и Очень Плохой Приметой (и хотя последние слова Ротгер произносил так, что они даже звучали словно бы с большой буквы, Олафа это нисколько не впечатлило). Рана заживала медленно и плохо, а объяснения Вальдеса с каждым разом становились всё безумнее, так что Кальдмеер в конце концов просто принял как данность, что обзавёлся постоянным пациентом, который отчего-то терпеть не может больницы, и перестал спрашивать.

Неугомонный полицейский вновь закрыл свой больничный гораздо раньше положенного срока и продолжил появляться в травмпункте с пугающей частотой. Он не особо много рассказывал о своей работе (разве что какие-нибудь настолько неправдоподобные и шокирующие истории, что было проще поверить в их правдивость, чем в то, что кто-то мог это придумать исключительно с целью развлечь собеседника), но некоторые подробности можно было без труда разгадать по характеру получаемых им травм. В следующие несколько месяцев это были: выбитое в результате неудачного приземления после прыжка с крыши двухэтажного здания плечо (по словам Вальдеса, бандиту, на которого как раз и случилось это приземление, пришлось куда хуже); вывихнутая в процессе погони по тесным тёмным переулкам лодыжка (погоня закончилась успешно); вырванные с мясом ногти на трёх пальцах левой руки (что подозрительно походило на пытки, но на эту тему Ротгер либо загадочно отмалчивался, либо начинал нести чушь про мазохистские наклонности); а в последний раз – и вовсе трещины в рёбрах, разбитые в кровь костяшки рук и такое количество ссадин и кровоподтёков, что только слепой или идиот не угадал бы в этих следах последствия безобразной драки. Тогда Вальдес впервые заявился не один: он опирался на плечо одетого в полицейскую форму светловолосого молодого человека. Блондин выглядел крайне сердитым и непрерывно ругался, не особо стесняясь в выражениях, так что Олаф довольно быстро узнал всё, что напарник (а это оказался именно он) Вальдеса думает о методах слежки последнего, а также о его умственных способностях, таланте влезать в неприятности, самоубийственной идее внедрения в подпольный бойцовский клуб и о его же совершенно идиотской привычке никогда никому ничего не рассказывать и звонить напарнику только для того, чтобы сообщить: “я его уже нашёл и даже почти поймал, не мог бы ты отвезти меня в травмпункт”, и что вообще за дебильная идея – ехать в травмпункт на другом конце города? Дальше Кальдмеер слушать не стал и выставил любителя обсценной лексики за дверь: Ротгера начало тошнить, так что Олаф был всерьёз обеспокоен вероятностью сотрясения мозга. Впрочем, Вальдес, как только снова смог внятно говорить, убедил доктора, что тошнота началась ещё до боя, а по голове его не били (“не успели” – самодовольно сообщил он). Тошнота без особой причины показалась Кальдмееру ещё более подозрительной, к тому же случалась она не в первый раз, да и выглядел Ротгер в последнее время довольно изнурённым. Хотя хроническая усталость легко объяснялась спецификой работы и, насколько Олафу было известно, за последние полгода Вальдес умудрился трижды переболеть гриппом, не уходя при этом на больничный. В любом случае, опыт общения с Ротгером подсказывал, что расспросы будут пустой тратой времени.

Опыт общения с Ротгером, как и само общение, к слову сказать, был вещью довольно противоречивой. Во время приёма, несмотря на то, что Вальдес вроде бы болтал без умолку, в конце концов Олаф всегда с удивлением обнаруживал себя живейшим участником какой-нибудь интересной беседы – и получал от этой беседы настоящее удовольствие. И он даже не был удивлён тому, что спустя каких-то пару месяцев они с Вальдесом стали добрыми приятелями. На самом деле, Кальдмеер был почти уверен, что они могли бы стать хорошими друзьями – а для него было совсем не свойственно вот так запросто разбрасываться своим расположением. Было ли дело в том, что после переезда из Дриксен, где остались и любимая когда-то работа, и любимые до сих пор друзья, доктор чувствовал себя одиноко, или же в самом Вальдесе, невзирая на зашкаливающее количество раздражающих черт, было что-то настолько располагающее – Олаф не знал. Что он точно знал – так это то, что нельзя стать другом человеку, который этого не хочет. А Ротгер, судя по всему, не хотел.

На первый взгляд Вальдес казался человеком крайне компанейским: даже сидя в приёмной среди других пациентов он в считанные минуты ухитрялся обзавестись новыми знакомыми, переходя с ними на панибратское “ты” едва ли не с первого слова. К Кальдмееру же ставший постоянным пациент неизменно обращался, используя вежливое “вы” – слишком легкомысленным для официального обращения тоном, но всегда упорно именуя его “доктором”, почти никогда не добавляя к этому даже фамилии. Зато все эти коридорные знакомые были одноразовыми: встретившись сегодня и проговорив всё время ожидания приёма, назавтра они уже не вспоминали ни имён, ни лиц друг друга. С Олафом Ротгер всегда начинал пустую болтовню на ничего не значащие темы, и, кажется, ни один из них не понимал, каким образом от “замечательная сегодня погода” они переходили к “кто бы мог подумать, что вам тоже нравится эта книга, а что вы думаете вот об этом спорном моменте?” – но стоило Вальдесу вспомнить, что они, вообще-то, пациент и доктор, а не старые приятели, сидящие в баре за кружкой пива, как он сворачивал разговор. Вальдес врал о том, почему предпочитает травмпункт полноценной больнице – но на вопрос, почему он приходит сюда только в смену Олафа, честно признался, что после первого же приёма посмотрел и запомнил расписание принимавшего его доктора, чтобы прийти именно к нему. “Потому что вы подобрали меня на улице, и теперь вам придётся нести за это ответственность”, – отшутился потом полицейский. Он всегда шутил и смеялся – но его смех часто казался Кальдмееру наигранным, фальшивым, словно грим, не смытый клоуном после выступления. Ротгер выглядел по-настоящему открытым и общительным – но никогда не рассказывал о себе ничего важного. Все его истории были: “вот знал я одного парня, который”, “был у нас на работе один интересный случай”, “а вы слышали когда-нибудь о”, и никогда не были: “однажды я” или хотя бы “вот как-то раз мы”. Именно Вальдес являлся инициатором их общения – Кальдмееру бы и в голову никогда не пришло навязывать подобное пациенту, – и было похоже, что ему это почему-то действительно очень нужно. Он нёс очередную ерунду с неизменной улыбкой на лице, но смотрел прямо перед собой таким потерянным взглядом, что казалось, что вот сейчас он сам себя прервёт на полуслове – и, наконец, заговорит о том, о чём по-настоящему хочет поговорить. Но этого никогда не случалось. А несколько раз, когда речь заходила о медицинской практике и карьере или о работе Олафа травматологом, или когда Ротгер как-то особенно задумчиво смотрел на то, как доктор выполняет свою работу, взгляд полицейского становился проницательно-острым, и он уже открывал рот, чтобы о чём-то спросить – Кальдмеер даже точно знал, о чём именно, и, в принципе, был готов ответить. Но Вальдес так ни разу и не спросил. И почему-то даже это Олаф понял без объяснений: Ротгер словно заключал с ним негласную договорённость, что пока полицейский не спрашивает доктора о личных вещах, доктор не станет расспрашивать полицейского.

Иногда Кальдмеер, пользуясь тем, что договоренность была негласной, всё же спрашивал. Например: в их первую встречу Вальдес абсолютно точно выходил из ворот больницы. И не какой-нибудь, а элитной частной клиники. Что он там делал, если так не любит посещать подобные места? В первый раз, нацепив на лицо настолько фальшивую скорбную мину, что, увидь Олаф у кого-то подобную “скорбь” на похоронах, точно решил бы, что “скорбящий” ненавидел покойного всей душой, Вальдес трагическим шёпотом сообщил, что умирает от смертельной болезни. Кальдмеер, будучи врачом, подобных шуток никогда не ценил, о чём немедленно и сообщил пациенту. Поэтому в следующий раз ему под страшным секретом сообщили о тайной операции по разоблачению в упомянутой частной клинике лаборатории по изготовлению то ли наркотиков, то ли биологического оружия. История вышла захватывающей и интересной, но содержала слишком большое количество подробностей – чего полицейский никогда бы себе не позволил, будь операция настоящей. Затем шёл рассказ об очень дальнем, очень старом и очень богатом родственнике, который обещал завещать Вальдесу то ли лодочный сарай в Алвасете, то ли коровий хлев где-то под Надором (эту часть рассказа Ротгер перепутал несколько раз, чего с ним прежде никогда не случалось). Апогеем стала сообщённая с покаянным вздохом “страшная правда” о том, что на самом деле Вальдес состоит на учёте в психиатрическом диспансере, как опасный и буйный псих, и поэтому вынужден периодически проходить там обследования. Тогда Кальдмеер абсолютно серьёзно заявил, что верит и насчёт опасного, и насчёт буйного, и даже насчёт психа, но сильно сомневается, что его действительно поставили на учёт, так как “подобные помешанные обычно слишком хитры, чтобы их поймали, господин Вальдес”, и на этом они закрыли тему. Это было три недели назад, и эти три недели стали самым длинным промежутком, в который Ротгер не появлялся в травмпункте. Пока он не пришёл с той самой ножевой раной на руке.

***

Рана была не особо глубокой, но кровоточила почему-то очень сильно, усложняя Олафу работу. Неспособность Вальдеса усидеть на одном месте тоже задачи не облегчала, но к этому доктор уже привык, так что успевал, не отрываясь от дела, периодически отвешивать беспокойному пациенту подзатыльники, чтобы тот перестал вертеться. Едва Олаф закончил обрабатывать рану и приступил к перевязке, как дверь без стука распахнулась, являя взору доктора явно чем-то рассерженного незнакомого полицейского. Маячившая где-то позади медсестра виновато пожала плечами, а полицейский немедленно перешёл к делу, с порога заявив:

– Вальдес, ты придурок! Здравствуйте, доктор.

– Познакомьтесь, доктор, этот невоспитанный мужчина – капитан нашей доблестной полиции Хулио Салина, – Вальдес даже не удосужился повернуться к двери, с любопытством пересчитывая количество швов на руке. – Так ты теперь следишь за мной?

– Больно надо! – фыркнул в ответ капитан полиции. – Аларкон тебя сдал ещё в прошлый раз. Какого хрена ты завёл привычку ловить преступников по выходным и подкидывать их в ближайший полицейский участок? Ты даже не работаешь над этим делом!

– Зато болею за него всей душой! – Ротгер пафосно прижал к сердцу ладонь здоровой руки. Олаф философски пожал плечами и принялся бинтовать рану.

– И чего ты вдруг стал таскаться в какой-то дешёвый травмпункт вместо нашей клиники? – продолжал возмущаться Салина, опрометчиво решивший, что раз доктор не выгнал его сразу, то не сделает этого вовсе. Вальдес, знавший Кальдмеера куда лучше, тихо фыркнул и понятливо прижал ладонью незакреплённый конец бинта, давая Олафу возможность подняться и развернуться к двери.

Кальдмеер прекрасно знал, насколько пугающее впечатление может производить, особенно когда ледяное выражение лица сочетается с окровавленным белым халатом.

– Вы не являетесь пациентом, господин полицейский. Если у вас нет ко мне каких-либо вопросов касательно расследуемых вами дел, покиньте мой кабинет. Подождёте своего коллегу на улице, – это было сказано достаточно угрожающим тоном, чтобы даже совершенно не понимающий намёки человек услышал не слишком-то завуалированное “пошёл вон из моего травмпункта”. Капитан Салина, впрочем, уже и сам понял, что перегнул палку, да и доктора оскорблять не собирался, так что, неловко извинившись и кинув напоследок грозный взгляд на откровенно ржущего Вальдеса, он быстро вышел. Как было прекрасно видно в окно – полицейский действительно пошёл на улицу, где прислонился к дверям машины, явно намереваясь во что бы то ни стало дождаться непутёвого коллегу.

Оценив грозный взгляд вернувшегося к своей работе Кальдмеера, Ротгер быстро приглушил смех и благоразумно молчал до самого ухода, лишь изредка с досадой косясь в окно.

– А у вас тут, случайно, нет чёрного хода? – почти беспечно поинтересовался он на прощание. Почти – потому что Олаф видел, что здоровой рукой Вальдес неловко комкает остатки своей изрезанной и перепачканной кровью рубашки.

– Есть, – сложив руки на груди, усмехнулся Кальдмеер, – но вам придётся выйти через парадный. Нехорошо убегать от полиции.

– Вы безжалостны, доктор! – сокрушённо покачал головой Вальдес, открывая дверь.

– Вальдес.

– Да?

– Постоянно нарываться на неприятности – не единственный способ весело провести время.

– Да. Я знаю. До свидания, доктор.

***

Прошла ещё неделя, прежде чем Олаф снова встретил своего беспокойного пациента, долгое отсутствие которого уже начинало немного беспокоить: перевязки следовало делать каждый день. Но когда Вальдес не явился ни на третий день, ни на четвёртый, доктор успокоил себя мыслью, что тот, должно быть, переборол свою неприязнь к клинике – сам или с помощью коллег. Поэтому, идя тем утром на работу, Кальдмеер никак не ожидал, что вновь столкнётся с Ротгером в том же самом месте, где они когда-то встретились впервые. И вновь, как и в первый раз, столкнулись они в самом буквальном смысле этого слова: Вальдес на всех парах вылетел из ворот той самой элитной частной клиники и, почему-то ничего не замечая перед собой, врезался в Олафа, ухитрившись споткнуться практически на ровном месте. К счастью, в этот раз дело было летом, так что дополнительного ускорителя в виде льда на дороге не было, и Кальдмеер ухитрился поймать своё персональное проклятье за руку, уберегая от падения и, возможно, повторного перелома. Но, к сожалению, схватиться – и схватиться крепко, иначе как удержать почти на весу взрослого мужчину далеко не хрупкой комплекции? – он умудрился как раз за ту руку, на которую всего неделю назад накладывал швы. К чести Вальдеса, надо отметить, что единственным звуком, ознаменовавшим, что ему больно, стало резкое шипение сквозь плотно стиснутые зубы. Вкупе с общим взъерошенным видом это придавало образу полицейского окончательное сходство с уличным котом. Которое Олаф непременно заметил бы, если бы мгновением ранее не заметил кое-что другое: как только Ротгер обрёл равновесие, доктор осторожно разжал ладонь, отпуская повреждённое предплечье, и понял, что ладонь стала липкой. Красной и липкой. Совсем как рукав рубашки Вальдеса.

– О, здравствуйте, доктор! – Ротгер перестал шипеть и снова улыбался, даже почти не морщился, когда пытался незаметно поправить явно сползшую повязку прямо через одежду. – А я вот как раз завтра собирался к вам на перевязку.

– Перевязку надо было делать гораздо раньше. К тому же я завтра не работаю, – Кальдмеер не мог припомнить, чтобы Вальдес когда-то прежде забывал или путал его расписание. И это почему-то тревожило, хотя мысль, на мгновение пришедшая в голову, не успела пока сформироваться до конца.

– В самом деле? – Ротгер выглядел и впрямь растерянным. Из-под рукава его рубашки тоненькой струйкой полилась кровь, стекая вниз по ладони и срываясь с пальцев яркими каплями.

– Я должен извиниться, кажется, по моей вине у вас разошлись швы.

– А, вы об этом? – Вальдес поднял руку к самому лицу, словно только теперь обратил внимание на то, что с ней не всё в порядке. – Нет, что вы. Она всю неделю так кровоточит, всё нормально, вы здесь ни при чём.

Но это не было нормально. Зато это всё объясняло. В голове Олафа появился последний кусочек паззла, и головоломка с негромким обречённым щелчком наконец сложилась.

***

Кальдмеер не был специалистом в этой области медицины, но теперь ему казалось, что он должен был сложить симптомы вместе гораздо раньше: сниженный иммунитет, хроническая усталость, ухудшение памяти, плохая свёртываемость крови… А тошнота и рвота были стандартными побочными эффектами от лекарства. К тому же теперь появилось объяснение стремлению Вальдеса нарываться на неприятности – хотя Олаф и не одобрял такого поведения, но для людей вроде Ротгера оно было довольно типичной реакцией на подобную ситуацию. И постоянное одёргивание Вальдесом самого себя, как только их общение становилось слишком дружеским, тоже было, наверное, объяснимо: в тяжёлые периоды жизни людям нужны рядом надёжные и проверенные друзья, а не едва знакомые врачи из приглянувшихся травмпунктов (причины странной вальдесовой любви к травмпункту всё ещё требовали уточнений). Должно быть, это их общение всегда было куда больше нужно Кальдмееру, все старые знакомства которого остались в Дриксен, а новые как-то не спешили заводиться, чем весьма далёкому от одиночества Вальдесу. Однако не эта мысль останавливала Олафа от желания поговорить с Ротгером, чтобы узнать, насколько всё плохо. Останавливало ощущение, что это – вовсе не его, Олафа, дело. В конце концов, для таких разговоров у Вальдеса были друзья. А врачи не должны вмешиваться в личную жизнь пациентов. Поэтому в тот раз свою догадку доктор оставил при себе.

***

На следующую перевязку Вальдес пришёл не один: за его спиной маячил уже знакомый Кальдмееру блондин. В этот раз коллега Ротгера удержался от сквернословия (судя по кислому выражению лица – с трудом), вежливо поздоровался, представившись Филиппом Аларконом, и не очень вежливо пояснил, что его сюда отрядило начальство, “присматривать за этим полудурком”. Олаф даже позволил ему остаться в кабинете: вёл себя Аларкон вполне прилично (особенно если сравнивать с Вальдесом), а наблюдать за явно не первой подобной перепалкой напарников было даже забавно:

– У нас сегодня совещание, явка обязательна.

– А тебя Рамон назначил моей нянькой?

– Да, так что попробуй только что-нибудь выкинуть.

– Я смотрю, ты хорошо вжился в роль, заговорил прямо как моя тётушка.

– Ты прогулял четыре последних совещания, ещё один прогул – и тебе точно впаяют выговор.

– У меня были причины.

– В прошлый раз ты сказал, что заблудился! В районе с пятью стрипклубами.

– Там было темно и страшно! И девочки по мне соскучились.

– Да ты в том районе бываешь чаще, чем с нами в баре… Кстати, в последнее время ты вообще где угодно бываешь чаще, чем с нами.

– Неужели тебе мало видеть меня на работе, скучаешь по мне даже на выходных? Всегда подозревал, что ты ко мне неравноду…

– Рискни закончить это предложение, Бешеный, и перевязка тебе больше никогда не понадобится. За какими кошками мы вообще ехали сюда через полгорода? Ничего личного, доктор, но до нашей клиники было в три раза ближе.

Аларкон и Кальдмеер уставились на Вальдеса с одинаково заинтересованными выражениями на лицах.

– А что? Мне здесь нравится: тихо, уютненько, люди, опять же, хорошие работают, – Вальдес даже попытался невинно похлопать ресницами, но на его нахальной физиономии это действо смотрелось скорее как хитрое подмигивание. – Спасибо за перевязку доктор, кровоточит уже гораздо меньше.

Ротгер натянул обратно рубашку и, попрощавшись, вышел в коридор, однако Филиппа, кажется, было не так-то легко сбить с мысли:

– Ага, а проходить медицинское обследование ты тоже в травмпункте собрался? Кадровик сказал, что если ты в ближайшее время не притащишь ему справку, он настучит на тебя Альмейде.

– Подумаешь, немного просрочил…

– На четыре месяца – это, по-твоему, немного?! Вальдес, ты…

В этот момент господа полицейские как раз дошли до выхода из травмпункта, поэтому дальнейший разговор Олаф, прислонившийся к косяку открытой двери своего кабинета и задумчиво глядящий вслед только что ушедшим, не слышал. Но даже той малости, что он успел услышать ранее, хватило, чтобы понять две вещи. Во-первых, в последнее время Вальдес почему-то почти перестал общаться со своими друзьями. А во-вторых, одновременно с этим Вальдес стал тщательно избегать клиники, в которой должен был проходить обязательное для его специальности ежегодное обследование. И, может быть, всё это никак не касалось Кальдмеера и было далеко не его делом – но Вальдес, похоже, упорно добивался того, чтобы это не было вообще ничьим делом.

Поэтому когда Ротгер пришёл снова, доктор Олаф Кальдмеер сделал то, что за долгие годы работы врачом привык считать чем-то совершенно непозволительным. Он отослал медсестру, закрыл дверь кабинета и, прислонившись к ней спиной, прямо встретил зажёгшийся любопытством взгляд Вальдеса. И бесцеремонно влез в личные дела пациента, спросив:

– Скажите мне, Вальдес, почему никто из ваших друзей не знает о том, что у вас лейкемия?

***

Вопрос, видимо, застал Вальдеса врасплох, потому что тот даже не стал всё отрицать: раскрыв было рот, чтобы по привычке что-нибудь соврать, он тут же захлопнул его обратно, развернулся, сел на кушетку, закинув ногу на ногу, и подчёркнуто-небрежным тоном поинтересовался:

– А почему, собственно, я должен им об этом рассказывать? Это моё личное дело.

– И вы пренебрегаете лечением, лишь бы не проходить медосмотр и сохранить своё “личное дело” в тайне?

Кальдмеер сел на стул напротив Вальдеса, и происходящее начало подозрительно напоминать допрос. Рассевшийся в обманчиво-расслабленной позе Ротгер внезапно стал похож хищника, загнанного в угол и оттого опасного.

– Я не пренебрегаю лечением, я просто хожу в другую клинику, вы же сами видели.

– Видел. А ещё я видел вас достаточно часто в последние полгода, чтобы сделать заключение, что вам становится хуже, а значит, ваш врач должен был рекомендовать вам более действенное лечение. На самом деле, вас давным-давно должны были госпитализировать.

– Я справлюсь.

– Вы выбрали не ту профессию, где можно скрывать подобные вещи. Сотрудники полиции проходят медицинские обследование не ради галочки в документе, от этого зависит качество исполняемой вами работы.

– Вы сомневаетесь в качестве исполняемой мной работы? – глаза Вальдеса опасно полыхнули.

– Нет, я сомневаюсь в наличии у вас чувства самосохранения! И способности здраво рассуждать, если уж на то пошло: вам нужен больничный отпуск. Или в него вы тоже собираетесь уйти незаметно?

– Мне не нужен отпуск! – теперь Ротгер выглядел по-настоящему разъярённым. Сам того не замечая, он почти кричал: – Я могу справиться с этим!

– А вы не думаете, что ваше начальство может узнать об этой болезни и без вашей помощи?

Вообще-то Кальдмеер имел в виду, что начальник Вальдеса, конечно, не доктор, но вряд ли он слепой. Однако Ротгер понял эту фразу по-своему:

– Вы не можете ему рассказать, это врачебная тайна.

– Я – травматолог в пункте оказания бесплатной помощи, – усмехнулся слегка задетый таким предположением Олаф. – Технически, вы являетесь моим пациентом только до тех пор, пока не выйдете за дверь. И я не лечу вас от рака. Вы мне даже о нём не рассказывали – я сам узнал. Так что вам придётся придумать более вескую причину, почему я не должен ни о чём рассказывать вашему начальству.

– Ну… Потому что я ваш любимый пациент?

– Вы худший пациент из всех, кого я когда-либо лечил.

– Потому что мы друзья?

– Дайте-ка подумать. Вы использовали мой травмпункт для того, чтобы скрыть от вашего собственного врача свою болезнь. И с той же целью вы, как недавно упомянул ваш коллега, почти перестали общаться со своими друзьями – а меня использовали в качестве суррогатной замены: есть с кем поболтать, но не обязательно откровенничать. Мы не друзья, Вальдес, и вы никогда не хотели, чтобы мы ими были, – отрезал Кальдмеер.

Судя по несколько смущённому виду Вальдеса, об этом он задумался впервые. Доктор продолжил:

– У сильнодействующих лекарств могут быть весьма серьёзные побочные эффекты. Вы всё равно не сможете их спрятать. И они не позволят вам нормально работать.

– Я в курсе. Поэтому я и отказался от госпитализации и смены курса лечения.

Возмущённый до глубины души Олаф отвесил Вальдесу затрещину прежде, чем успел сообразить, что делает.

– Вы в своём уме? Собираетесь умереть, только бы не бросать свою работу даже на время?!

– Я. Не собираюсь. Умирать, – отчеканил Ротгер, поднимаясь с кушетки. И добавил, не оборачиваясь, уже от самой двери: – Кроме того, это совершенно не ваше дело.

***

К тому времени, как Ротгер пришёл снова, Кальдмеер успел остыть, подумать, что был слишком резок, потом подумать ещё раз и прийти к выводу, что с Вальдесом понятие “слишком” приобретает крайне размытые границы, поэтому сожалеть ему особо не о чем. Доктор забеспокоился было, что упрямый полицейский может вообще больше не появиться, но поскольку Ротгер не походил на очень обидчивого человека, Олаф решил, что тот всё же вернётся через неделю-две. Вальдес оказался ещё менее обидчивым, чем полагал доктор, и вернулся через три дня. Он весело поздоровался, широко улыбнулся, отметил, что на улице прекрасная погода – и вообще изо всех сил делал вид, что их предыдущего разговора не было вовсе. Олаф, памятуя, что после того разговора пациент ушёл, не сменив повязку, сперва занялся раненой рукой, и только потом спросил:

– Вы хоть кому-нибудь рассказали?

– Нет, и не собираюсь, – Вальдес перестал фальшиво улыбаться, и от этого Кальдмееру почему-то становилось легче. Хотя видеть этого человека без улыбки было странно и немного грустно.

Дальнейших их разговор больше походил на спор двух детей, нежели на разговор взрослых мужчин:

– Почему?

– А зачем?

– Затем, что вам нужна помощь, чтобы справиться с этим.

– Не нужна, я прекрасно справляюсь.

– Нет, не справляетесь.

– Я в порядке.

– Вальдес, вы впадаете в панику от одной мысли, что можете остаться без работы, которая позволяет вам отвлечься от проблем в будни, а в выходные дни вы бродите по самым злачным местам города в поисках неприятностей. Вы не в порядке. И вам нужна помощь.

– Медицинскую помощь мне оказывают в частной клинике, благодарю.

– Вы прекрасно знаете, что я имел в виду не это. Вам нужно с кем-нибудь поговорить о том, что с вами происходит.

– Я говорю с вами.

&– Нет, это я с вами говорю. Поверьте мне, я много лет работал в клинике, я видел, как люди, которых кто-то поддерживал, вставали на ноги после самых тяжёлых травм, которые я сам лично объявлял несовместимыми с жизнью. И я видел, как даже очень сильные люди сдавались и умирали от чего-то куда менее серьёзного – потому что рядом с ними не было никого.

– Я в порядке, – уже куда менее уверенно повторил Вальдес.

– Да вы сами в это не верите.

***

– Почему вы не хотите ни с кем говорить о своей болезни? – спросил Олаф в следующий раз.

– А почему вы работаете в травмпункте? – ответил вопросом на вопрос Вальдес.

– А почему бы и нет?

– Вы слишком высококвалифицированный врач для травмпункта. И обычный травматолог не стал бы оперировать мне здесь огнестрельное ранение – а вы сделали это, даже не задумываясь, будто так и надо. К тому же вы сами сказали, что работали в клинике, - Вальдес, судя по выражению его лица, включил "рабочий режим", сверля доктора чуть ли не рентгеновским взглядом.

– Я был хирургом, – признался Кальдмеер.

– А почему ушли?

Олаф усмехнулся и туманно отозвался:

– Не то чтобы у меня был выбор.

***

– Так что случилось с вашей работой в клинике? – Вальдес вернулся к предыдущему разговору так легко, будто с тех прошло несколько минут, а не дней.

– А почему вы не хотите ни с кем говорить о своей болезни? – ответил той же монетой Олаф.

– …Ну… я не могу. Никогда ни с кем не говорил ни о чём подобном.

– А вы пробовали?

– …

– Странно, на вас это не похоже – сдаваться, даже не попробовав.

***

– Я пробовал, я не могу, – Ротгер казался раздражённым. Только что он беспечно рассказывал очередную байку из рабочих будней, а потом безо всякого перехода сменил тему. У них так и повелось: пока Олаф делал перевязку, они болтали о всякой ерунде, а потом начинали задавать друг другу вопросы.

– Правда пробовали? – удивился Кальдмеер.

– Да. Я пытался позвонить нескольким друзьям. Ничего не вышло. А теперь расскажите, что случилось с вашей клиникой.

– У нас было несколько крупных операций. Во время одной из них аппаратура дала сбой, и пациент умер. Операции были рискованными, а пациент – довольно известным, так что СМИ раздули скандал из этого дела. Администрация больницы предпочла повесить ответственность на меня – я был руководителем отдела, - вспоминать об этом было неприятно, но именно Ротгеру почему-то хотелось рассказать.

– О, так вы были крупной шишкой! – присвистнул Вальдес. – А дальше?

– А дальше вы мне расскажете, что именно у вас не получилось в разговоре с друзьями.

– Я думаю, что все эти ваши разговоры совершенно не помогают.

– А я слышал, что от вашей болезни помогают химиотерапия и облучение. Напомните-ка мне, почему вы от них отказались?

***

– Так что же именно у вас не получается? – Кальдмеер был неумолим.

– Я понятия не имею, как об этом рассказать. Да ещё и такому количеству людей.

– Необязательно рассказывать сразу всем. Выберите кого-то одного, кому вы больше всех доверяете. Дальше будет легче.

– У меня всё равно не выходит, вот, смотрите! – в доказательство своих слов Вальдес достал мобильный телефон и набрал какой-то номер. А затем быстро сбросил звонок, даже не донеся трубки до уха.

Олаф посмотрел на него со здоровым скепсисом человека, которого пытаются надуть, выдавая нарисованную лошадь за живую.

– Вы даже гудков не дождались.

– Я не специально, честное слово! У меня палец сам каждый раз дёргается на кнопку сброса. Я физически не приспособлен к серьёзным разговорам. Если это не допрос подозреваемых, конечно, – но там я обычно спрашиваю, а не рассказываю.

– Неужели? – хмыкнул Кальдмеер, отбирая у Вальдеса телефон и нажимая на кнопку повторного вызова. На экране высветилось: “Наш суровый альмиранте”. Олаф дождался, пока после третьего гудка из трубки раздастся голос, после чего торжественно – на самом деле, немного злорадно – передал телефон Ротгеру.

– Рамооооон! – радостно завопил в трубку Вальдес. – Я слышал, вы вчера круто отметили закрытие дела! Как твоя голова?! Потише?! Да ты что, я всегда с такой громкостью говорю, это тебе из-за похмелья кажется!

Что отвечали из трубки, Кальдмееру слышно не было, но он сомневался, что это было что-то, о чём можно было бы после рассказать, не подвергнув предварительно тщательной цензуре. Хотя Ротгер улыбался так весело, – и искренне! – будто ему там рассказывали лучшую шутку в его жизни.

– …да нет, я не мог прийти, был занят. В другой раз, конечно, обязательно!

Вальдес отложил телефон и, невинно улыбаясь, посмотрел на Олафа:

– Кажется, я собирался что-то ещё сказать, забыл, что именно.

Олаф со вздохом прижал ладонь к лицу.

***

– Это очень простая инструкция, Вальдес. Вы берёте телефон, набираете номер, дожидаетесь ответа и говорите: “Привет, знаешь, у меня лейкемия”. Конечно, не очень хорошо выкладывать подобные новости вот так сразу, но я подозреваю, что в вашем случае по-другому не получится.

Вальдес понятливо закивал головой и сказал:

– Вы не рассказали, что было дальше, когда на вас повесили ответственность за ошибку на операции.

– Был большой скандал, меня обвиняли в некомпетентности, угрожали лишить лицензии, но в конце концов позволили уйти по собственному желанию.

– Но это ведь была не ваша вина? Сбой произошёл в оборудовании.

– …Звоните, Вальдес.

– …Привет, Рамон! Знаешь… Совсем забыл тебе сказать, я не подшил к делу тот протокол… Да чего ты сразу орёшь-то?

***

Кальдмеер очень аккуратно снимал швы с почти зажившей руки Вальдеса, когда тот внезапно заявил:

– Вы думаете, что это ваша вина.

– Прошу прощения?

– Тот случай на операции. Вас обвинили несправедливо, просто чтобы было, на кого свалить ответственность. Они угрожали вам лишением лицензии – но вряд ли смогли бы выиграть дело, если бы вы передали его в суд. Но вы всё равно ушли, тем самым признав свою вину, из-за скандала вам пришлось даже переехать. И бросить любимую работу.

– …Я должен был более тщательно проверить оборудование перед операцией. Я был руководителем – конечно, это моя вина.

– Нет, не ваша!

– Я закончил, – Олаф критически осмотрел свежий шрам на руке Ротгера. Как он успел заметить, полицейский все свои шрамы считал едва ли не трофеями и охотно рассказывал истории об их происхождении. Правда, каждый раз новые.

– …Что ж, увидимся, когда мне снова не повезёт, – широко улыбнулся Вальдес.

– Конечно. И, Вальдес.

– Да?

– Вы должны с кем-нибудь поговорить.

– До свидания, доктор Кальдмеер.

***

А через день, поздно вечером, мобильный телефон Олафа ожил, оповещая о звонке с неизвестного номера.

– Я слушаю.

– Здравствуй, Олаф. Знаешь… У меня лейкемия.

– Ты хочешь об этом поговорить? – улыбнулся Кальдмеер.

– Не очень… Но один мой друг сказал, что если я это сделаю, мне станет легче.

Дальше действительно стало легче. Потом случилось ещё много чего. Олаф сделал Вальдесу выговор на тему того, что пользоваться служебным положением, чтобы достать чей-то личный телефонный номер, совсем необязательно – иногда достаточно просто спросить (не сказать, чтобы Вальдес особо проникся этой проповедью, потому что в следующий раз он раздобыл окольными путями ещё и домашний телефон Кальдмеера). Альмейда, по слухам, грозившийся пришибить Вальдеса к кошкиной матери голыми руками – после выздоровления, конечно, – лично отвёз проблемного сотрудника в больницу, в наручниках и под конвоем. Конечно, из желающих треснуть Ротгера по шее – а после, разумеется, пожелать ему скорейшего выздоровления – выстроилась целая очередь. Аларкон не разговаривал с напарником почти месяц – исправно приходя навестить его каждые два-три дня. Салина, злорадно ухмыляясь, лично позвонил тётушке Вальдеса и пригласил её пожить у него дома столько, сколько будет нужно, чтобы она могла приглядывать за непутёвым племянником, пока он проходит терапию, и уверил, что после и сам Ротгер с удовольствием поселит её у себя. Врачи онкологического отделения ещё не раз приходили в ужас, когда к их новому пациенту являлась толпа мужчин бандитской наружности, утверждающих, что они из полиции, и им можно. Даже когда те пришли, одетые по форме, и показали удостоверения, на них настороженно косились – быть может, потому, что как раз тогда Вальдесу пришлось обрить голову наголо, и весь его отдел сделал то же самое из солидарности. Олафа, который забегал почти каждый день перед работой и иногда по выходным, встречали в больнице куда теплее. Терапия предстояла нелёгкая, прогнозы врачей были противоречивыми, лечение следовало начать гораздо раньше… Но всё это было потом, и далось Вальдесу куда легче, чем тот, самый первый разговор по душам, когда он, сцепив зубы и резко выдохнув, впервые в жизни признался:

– Мне страшно. И мне нужна помощь.

И всё остальное почему-то вдруг оказалось не таким уж и страшным.

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, деанон, фанфики, Олаф Кальдмеер, ЗФБ-2016

---

Деанон 3/6

Своим существованием этот венок целиком и полностью обязан тебе,  Futbolerka
Твой шикарный клип поглотил меня полностью, у меня было два выходных, и я потратила их на то, чтобы полдня пересматривать клип, потом сделать на него субтитры, потом снова пересматривать, уже с переводом, и потом, наконец, взяться за карандаш, обложиться ворохом бумаги (почему-то писать стихи мне нужно непременно карандашом на бумаге (хотя было как-то на обрывке обоев, и даже на стене под обоями, в процессе поклейки), компьютер тут никуда не годится) и полтора дня писать. К тому же как раз был день рождения  Isabelle80, и я очень хотела успеть закончить к нему, поэтому здесь два посвящения: посвящение-благодарность и посвящение-подарок, надеюсь, что никто не в обиде от такого соседства))) Это был порыв вдохновения, мне ужасно хотелось запечатлеть увиденную мной историю словами, хотя я и знаю, что мои стихи весьма далеки от идеала в том, что касается рифмы (но писать по этому клипу пирожки было бы кощунством ) В общем, получилось то, что получилось, я надеюсь, что сумела рассказать всё, что хотела.

Название: Я помню вас, хотя впервые вижу
Автор:  Tia-T@i$a
Размер: мини, слов: 1321
Пейринг/Персонажи: Ротгер Вальдес, Олаф Кальдмеер
Категория: джен
Жанр: стихи, соулмейт-ау
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: это венок сонетов
Краткое содержание: Вальдес и Кальдмеер живут в разных мирах и периодически видят друг друга - то ли во сне, то ли в видениях.
Посвящение:  Isabelle80 и  Futbolerka
Примечание: Это можно читать только после просмотра клипа "Я помню" от шикарного виддера  Futbolerka

1.
Я помню вас, хотя впервые вижу.
Пусть это невозможно объяснить,
Пусть это бред, пускай мне сносит крышу,
Пусть даже мы не можем говорить!

Я видел вас в окне однажды ночью –
И солнце жгло над вашей головой…
Я не был пьян, я это знаю точно,
Вам это подтвердит почти любой!

Я видел вас в волне среди прилива –
Вы шли куда-то, чем-то раздражён.
Я вас узнал, и стало мне тоскливо,
А почему – не знаю. Глупый сон.

Я ждал вас так, как птицы ждут весны.
Я знаю вас, как люди знают сны.

2.
Я знаю вас, как люди знают сны,
Зачем же вы из этих снов явились
Мне прямо посреди людской толпы?
Уж лучше бы, как раньше, просто снились.

Быть может, я уже схожу с ума,
И разум мой не властен надо мною,
А я над ним. Иль это лишь игра
Идей моих с моей же головою.

Вы невозможны – значит, вас и нет,
Никто ведь больше вас тогда не видел.
А то, что вижу я – всего лишь бред
(Простите, если этим вас обидел).

Я с каждым днём сильнее ненавижу
Видения, в которых вы всё ближе.

3.
Видения, в которых вы всё ближе,
Меня теперь терзают наяву.
Забавно: вас лишь я, похоже, вижу,
Я, впрочем, не в претензии к сему.

Есть множество вещей, нам непонятных,
Есть тайны, что не можем мы постичь.
Я любопытен – да! – и мне занятно
Для вас взаимно стать одной из них.

Спросил бы вас, откуда вы явились, –
Но вы меня не слышите, боюсь.
Мне кажется, вы мне когда-то снились,
Мне кажется, и я вам так же снюсь –

Но цели, чтоб являться в эти сны,
Мне, право, совершенно не ясны.

4.
Мне, право, совершенно не ясны
Ни замыслы, ни ваши рассужденья,
Мы смотрим друг сквозь друга – и молчим,
И я не знаю, как прервать виденье.

Но знаю, что когда я вижу вас,
То вам моё присутствие не явно,
И что бы я ни делал в этот час –
Не видно вам, не слышно и подавно.

Зато, когда не видел вас давно,
Вдруг чувствую ваш взгляд – всегда внезапно.
Как будто за спиной сквозит окно –
Его не видно пусть, но всё же зябко.

Я понял, что миры перекрестились –
Мне чужд тот мир, в котором вы родились.

5.
Мне чужд тот мир, в котором вы родились:
У нас всё больше море, корабли…
А вы – я видел! – по небу пустились
В крылатом корабле прочь от земли.

Ещё одну диковинку заметил:
В карету из металла сели вы,
И мчала вас она быстрей, чем ветер –
Но кучер в ней не правил лошадьми.

Не видел, чтоб дрались вы на дуэли –
У вас и шпаги вроде не в ходу,
И пистолет совсем другой модели…
А про одежду вовсе промолчу.

Что ж, это не заметить нам нельзя:
В нас разные законы бытия.

6.
В нас разные законы бытия:
Мне непонятен мир ваш, если честно,
И сами вы, и ваши все друзья…
Но наблюдать за вами интересно.

Вы – как магнит для всяческих проблем,
И вам, похоже, это всё по нраву…
Мой мир вам скучен был бы уже тем,
Что можно в нём найти на вас управу.

А впрочем, до того ваш бешен нрав,
Что смена века вряд ли что изменит…
Мне не узнать, насколько в этом прав,
И не узнать, как вас мой мир оценит –

Не сделать так, чтоб мы переместились!
Скажите же, зачем вы мне приснились?

7.
Скажите же, зачем вы мне приснились?
Вы не похожи, право ж, на того,
Кто просто так впустую стал бы силы
Растрачивать на это ремесло.

Зачем я вижу вас, когда нет мочи
Среди друзей смеяться и подруг,
Когда улыбка отлипать не хочет
От намертво в неё примёрзших губ?

Зачем, когда навалится усталость,
И беспросветной кажется судьба –
Я вижу вас (а вы мне только в радость)
И снова доживаю до утра?

А дни идут, отчаяньем грозя:
Зачем мне вас забыть никак нельзя?

8.
Зачем мне вас забыть никак нельзя?
Я расписался в собственном бессильи.
Живём мы, между двух миров скользя…
Иль я живу, а вы уже забыли.

У вас весёлый нрав, беспечный вид –
Кого-то он, быть может, и обманет,
А мне улыбка ваша лишь твердит:
Другой б кричал, а он – смеяться станет.

Я счастлив, что в бою вам равных нет –
Не то бы вы погибли, я замечу,
С привычкой вашей не бежать от бед,
А к ним на всех парах нестись навстречу…

Одну вы не окажете ль услугу:
Что, мне скажите, тянет нас друг к другу?

9.
Что, мне скажите, тянет нас друг к другу?
О, вас, должно быть, кто-то наказал:
В ход жизней наших вмешиваясь грубо,
Меня к вам прочной цепью приковал.

Откуда то кольцо на пальце вашем?
Такое же блестит и на моём,
И так ли ошибёмся мы, коль скажем:
Быть может, что всё дело только в нём?

Всему виной какая-то случайность?
Иль, может, это всё-таки судьба,
И мы поймём её необычайность
И будем благодарны ей, когда

Избавит нас от лишней мишуры,
Соединяя жизни сквозь миры?

10.
Соединяя жизни сквозь миры,
Должно быть, Некто попросту ошибся –
Иль, раздавая людям всем дары,
Перепроверить адрес поленился.

Как вышло так, что стали вы важны?
Ведь вас я в самом деле и не знаю,
Но наши недовстречи мне нужны,
Я к ним привык… О, я хожу по краю!

Быть может, я давно сошёл с ума.
Уж сколько лет я вижу вас в виденьях,
Но недоступна истина одна,
Я до сих пор в предательских сомненьях:

Мы в самом деле видимся друг другу?!
…Мы с вами точно бегаем по кругу…

11.
Мы с вами точно бегаем по кругу:
В который раз я начал вас искать,
Ославился уже на всю округу…
И, может, с этим нам пора кончать.

Едва принял решение такое,
Почти собрался выбросить кольцо,
Оставить вас – да и себя! – в покое…
Как снова ваше увидал лицо.

Всё, я решил. Клянусь вам чем угодно,
Что отыщу вас в каждом из миров,
От наважденья станем мы свободны
И с тайны наконец сорвём покров.

Не будем на отчаянье скоры:
Мы никогда не выйдем из игры!

12.
Мы никогда не выйдем из игры,
Мы всякий раз начнём её сначала –
Так думал я. Уверен был. А вы…
Что встреча та, скажите, означала?

Завеса пала на какой-то миг,
Чтоб вы одной улыбкой попрощались?!
Хотя в глазах я ваших видел крик.
Запомню я, в чём вы мне обещались.

Отыщете меня? И там и тут?
Не вздумайте сдаваться, горе-сыщик,
Дела нас непростые с вами ждут:
Ещё посмотрим, кто кого отыщет.

“Я даже жил как будто вам навстречу”, –
Спустя года на ваш вопрос отвечу.

13.
Спустя года на ваш вопрос отвечу:
Такого я никак не ожидал.
В своё лишь оправдание замечу –
Вы всё же иностранный адмирал!

Судьба, однако ж, редкостная стерва:
Кто б знал, что вы окажетесь врагом?!
По счастью, у меня стальные нервы:
Я всё равно зову вас гостем в дом,

Я всё равно “на ты” вам предлагаю
И ради вас рискую головой –
Не так уж ведь и часто, полагаю,
Бывает встреча с родственной душой.

Мне этот груз совсем не давит плечи:
Я твёрдо верил в вас и в нашу встречу.

14.
Я твёрдо верил в вас и в нашу встречу,
Я даже не был ею удивлён!
Ваш взгляд и здесь безумием отмечен,
Но я, по счастью, славно закалён,

И потому меня не удивляет
Ни то, что вы сидите на столе
(Тот факт, что стол не ваш, вас не смущает),
Ни то, что галстук вам идёт вполне,

Ни ваша дружелюбная улыбка –
Нет, не застали вы меня врасплох!..
Заговорить провалена попытка:
Я будто онемел, ослеп, оглох…

Но вас молчаньем долгим не обижу:
Я помню вас, хотя впервые вижу.

КЛЮЧ
Я помню вас, хотя впервые вижу,
Я знаю вас, как люди знают сны.
Видения, в которых вы всё ближе,
Мне, право, совершенно не ясны.

Мне чужд тот мир, в котором вы родились,
В нас разные законы бытия.
Скажите же, зачем вы мне приснились?
Зачем мне вас забыть никак нельзя?

Что, мне скажите, тянет нас друг к другу,
Соединяя жизни сквозь миры?
Мы с вами точно бегаем по кругу,
Мы никогда не выйдем из игры.

Спустя года на ваш вопрос отвечу:
Я твёрдо верил в вас и в нашу встречу.

@темы: вальдмеер, Ротгер Вальдес, отблески этерны, стихи, деанон, Олаф Кальдмеер, ЗФБ-2016

---

Деанон 2/6 (ЭПИК)

У этой работы есть история и даже бурное прошлое
Началось всё давным-давно года полтора, кажется, назад, с вот этого самого обсуждения, которое почему-то сожрало мой мозг. Ещё тогда я несколько раз прошлась по этой теме в своих вредных советах и даже в валентинках (вещественное доказательство). Но после прошлогодней битвы во мне зрела идея: ну на словах - это же не то, надо это пошить... Нет, надо это ВЫШИТЬ, а потом пошить. И если с первым у меня особых проблем не возникало, то второе - это для моих кривых рук что-то запредельное.
Поэтому когда на эту битву со мной пошла  Miranis, она была обречена Собственно, она сама виновата, потому что когда мы начали обсуждать идеи крафта, она сказала: "А давай пошьём райос", на что я ответила: "Неееет, давай пошьём ТРУСЫ-РАЙОС!"
Вышивала я их, к слову, на работе, в нераскроенном виде (Миранис пришлось аккуратно и незаметно обметать мне предполагаемые контуры ), чтобы никто не понял, что это трусы, хотя вопросы мне всё равно задавали А потом Миранис их шила, а я мерила (и у меня есть фото, но я их никому не покажу), потом мы сделали из них флаг... Нет, на битву стоило идти хотя бы ради этого


Название: Атрибут настоящего марикьяре
Авторы: Tia-T@i$a, Miranis
Форма: хэндмейд
Пейринг/Персонажи: ощущается незримое присутствие некого талигойского вице-адмирала
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Материалы: атлас, вытяжная канва, нитки мулине, тараканы в голове
Размер: 4 фото
Предупреждения: Авторский произвол фанон


Настоящий марикьяре всегда должен быть готов поднять райос по команде альмиранте. Вывод: у настоящего марикьяре всегда должен быть при себе райос. А бергерская кровь, смешанная с марикьярской, всегда может подсказать наиболее практичное решение...

Представляем вам новейший шедевр бергекьярского полёта мысли!



Вы можете позволить себе не расставаться с любимым райос даже во сне!



Дамы будут дрожать от восторга, а мужчины от ужаса от зависти!



Теперь ничто не помешает вам вовремя поднять знамя!



Бергекьяре знают толк в деморализации противника

@темы: Ротгер Вальдес, отблески этерны, деанон, ЗФБ-2016

---

Деанон, 1/6

Решила начать с чего попроще, поэтому сперва пирожки
Это писалось поздно ночью, буквально за несколько часов перед выкладкой, в каком-то порыве вдохновения, когда я собиралась лечь спать, а через полчаса обнаружила себя вовсю строчащей пирожки. Ну какой же челлендж без малых стихотворных, непорядок же

Название: ВМФ: жанры и предубеждения
Автор:  Tia-T@i$a
Размер: 15 пирожков
Пейринг/Персонажи: ВМФ
Категория: джен, гет, слэш и т.д.
Жанр: все, что пришли в голову
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: канон и персонажи принадлежат Камше, слова принадлежат народу, буквы - Кириллу и Мефодию, наша фантазия принадлежит кустам, а сами мы прикованы к галерам, и нам не принадлежит ничего.
Примечание: написано на ЗФБ-2016 для команды WTF OE naval
Размещение: запрещено без разрешения

Ангст
на море ангститься нетрудно
смотри на воду и страдай
на горизонт гляди украдкой
и отказавшись от еды
ты обхвати себя руками
вздыхай тихонько сам с собой
чтобы никто не догадался
болезнь морская у тебя

Драма
в каноне если не хватило
ты вспомни был у отто брат
вот отто умер ну а брату
осталось лишь страдать и мстить

Даркфик
разрушен хексберг ну а вальдес
в плену повешен изн убит
в который раз читатель просит
а пусть альмейда не пришёл

Songfic
романсы канцлера послушав
хотел бы каждый написать
но есть уже по ним сонгфики
и имя фикам тем канон

AU
пускай альмейда был пиратом
пускай бермессер бизнесмен
но вальдес петь в ау не будет
медведь его и там нашёл

Кроссовер
когда на тардис вальдес мчится
чтобы кальдмеера спасти
из лап ужасных волдеморта
кроссовер это а не бред

Флафф
мой адмирал давайте с ложки
вас этой кашкой накормлю
сквозь зубы олаф улыбался
буянить жанр не позволял

Хёрт/комфорт
сперва берёшь и лупишь реем
потом берёшь и тащишь в плен
а там уже вовсю комфортишь
из плена-то куда сбежишь

Романтика
суровые морские волки
они не знают слов любви
за каммористой же охота
вот где романтика была

Дезфик
давно погибла поликсена
на рее вздёрнут был бе-ме
на дне морском лежит флот дриксен
осталось талигойцев бить

Гет
быть тяжко гетщиком на флоте
там поликсену уползи
тут кэцхен пусть за гет побудут
и гендербендер в помощь вам

Джен
а джен непаханое поле
сражений дружбы и интриг
в петлю закрученных сюжетов
и в целом самый лучший жанр

Преслэш
сидишь и пишешь ты вальдмеер
пусть самый дженовый из всех
а всё равно всегда выходит
преслэш какой-то из него

Слэш
представьте вот толпа собралась
шикарных самых моряков
на вас красотку ноль вниманья
у них там знаете ли слэш

@темы: отблески этерны, деанон, фанфики, пирожки, ЗФБ-2016

---

Ну вот и кончилась война

Битва окончена, разбираем вёсла и гребём по домам

ПРОНИКНУТЬСЯ

Это было иногда сложное, иногда весёлое, иногда просто упоротое - но всегда интересное время. Несмотря ни на что, я была рада провести его с вами, команда
Я, как обычно, планировала одно, а написалось совсем другое, кое-что было в порыве вдохновения, кое-какие нереализованные идеи не покидали меня с прошлой битвы, что-то не захотелось отпускать - и оно превратилось в серию, которая, подозреваю, ещё не окончена. Но обо всём подробнее будет непосредственно перед фиками, когда я начну таскать их в дневник.
А пока - заслуженные ачивки

Традиционное БОЛЬШЕНИКАГДА!

И вот я осталась последним дженщиком в команде Но я не сдамся

Причём одну из них к выкладке так и не успела - но ей (работе, а не выкладке. Ну, я надеюсь ) это пошло только на пользу: у меня появилось больше времени, чтобы доделать её к внеконкурсу, реализовав всё, что я хотела в ней сказать, ничего не сокращая. И всё же я ужасный дедлайнер((

А сколько новых идей мне подарила эта битва Надеюсь, я их когда-нибудь даже воплощу в жизнь.

Та самая работа, ушедшая на внеконкурс - но она таки проходит как внеконкурс рейтинга
И с учётом этого я

Ну, кроме визитки, там без меня обошлись

С нами весело, приходите к нам!

@темы: отблески этерны, деанон, ЗФБ-2016